О ваших желаниях и планах знали многие, в том числе и хорошо знакомый вам Отто фон Бисмарк. Вы считали и считаете его своим учеником. Но ученик сумел переиграть своего учителя. Используя вашу ненависть к Австрии, он сумел обеспечить спокойный тыл для Пруссии во время ее войны с Францией. Вы рассчитывали на то, что обе стороны обессилят друг друга во время войны, а уж с Австрией Россия сможет сама разобраться. Но вы сильно ошиблись. Пруссия вышла из этой войны уже не королевством, а империей, во много раз сильнее, чем до начала боевых действий.
Вторая ваша ошибка заключалась в том, что вы слишком сильно давили на Германию в 1875 году, когда она захотела вторично провести экзекуцию над Францией. Немцы не забудут этот грубый нажим, а Бисмарк — личное унижение, которому вы его подвергли. Другой премьер-министр России, которого убьют в Киеве в 1911 году, сказал: «В политике нет мести, но есть последствия». И последствия будут, уж поверьте мне.
— Александр Васильевич, пощадите, неужели вы считаете, что я настолько бездарно руководил внешними делами империи все это время? — Горчаков был бледен как бумага и походил на высохшую мумию из Эрмитажа.
Мне стало его по-человечески жалко, и я решил немного подсластить пилюлю:
— Ваше сиятельство, единственный плюс, который можно зачесть в вашу пользу — это отмена Парижского трактата. Да и его можно было похерить гораздо раньше, ведь участвовавшие в нем страны почти сразу же после подписания трактата перестали его соблюдать.
Князь, все ваши беды от того, что вы, как сказал один ваш коллега, «слишком верили Европе, в „европейский концерт“, жаждали конференций и конгрессов, предпочитая громкие фразы и блестящие дипломатические беллетристические произведения настоящему практическому действию, не столь эффектному, но упорному, настойчивому и основательному».
Вы забыли, что Россия не Европа, Россия — это отдельная цивилизация, великая и самодостаточная сама по себе. Поэтому для Европы мы всегда будем варварами, всегда, при любом правителе, при любом строе, во все времена. И считаться они с нами начинают только тогда, когда наши армии с бою берут Берлин или Париж. И единственными союзниками великой России были, есть и будут ее армия и флот.
Скрывая смущение, старик шумно высморкался в большой платок:
— Да, Александр Васильевич, скорее всего, все так и есть. Но скажите, в вашей будущей России обо мне хоть иногда вспоминают?
Я кивнул.
— Конечно, вспоминают. Вы ж не злодей какой. В Москве есть станция метро — вы видели, наверное, лондонскую подземку, так вот это примерно то же самое — носящую название «Улица Горчакова». А в Санкт-Петербурге в Александровском саду установлен ваш бронзовый бюст.
Услышав это, Горчаков заулыбался, и его сморщенное лицо порозовело. Все же он был очень тщеславным человеком и обожал лесть. Склонив голову, канцлер произнес:
— Александр Васильевич, голубчик, вы знаете о нас многое. Скажите, что я могу сейчас сделать полезного для России?
Я помедлил с ответом, но все же сказал то, что давно хотел сказать:
— Князь, самое лучшее, что вы можете сделать — это уйти в отставку по состоянию здоровья. Вполне уважительный повод в вашем возрасте. И сделать это нужно чем быстрее, тем лучше. Скоро такое начнется! Поверьте мне, вы просто не выдержите тех атак, которые обрушат на вас ваши иностранные коллеги. Отставка не даст вам совершить главную ошибку в вашей жизни, о которой вы будете жалеть до самой смерти. Запомните, князь, так уж получается, что ошибки русских дипломатов будут исправлять русские солдаты. Но исправление этих ошибок будет стоить миллионов жизней, в том числе и тех людей, которые никогда не держали в руках оружие.
Наверное, в этот момент я казался ему посланником Бога (или дьявола), который пророчествовал о рукотворном конце света. И одним из виновников грядущей катастрофы, в которой погибнет столько людей, был он — канцлер Российской империи князь Александр Михайлович Горчаков!
Старик долго сидел молча. Потом он, кряхтя, с трудом поднялся с кресла, подошел к столу и налил себе бокал белого вина. Сделав глоток, князь задумчиво посмотрел на свет сквозь стекло бокала. И только тогда медленно, дрожащим от волнения голосом произнес:
— Александр Васильевич, я думаю, что вы правы. Я сегодня же подам государю прошение об отставке. Честь имею, Господин из Будущего.
Тифлис, дворец наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича.
Генерал Михаил Тариэлович Лорис-Меликов.
Командующий особым корпусом генерал от кавалерии Лорис-Меликов, вместе с адъютантом и конвоем, подъехал к двухэтажному дворцу наместника. Часовой, стоявший у полосатой будки ворот дворца, сразу узнал генерала и отсалютовал ему ружьем.
Генерал вошел в кабинет наместника. Огромная комната великого князя была увешана роскошными персидскими коврами и украшена старинными кавказскими саблями, кинжалами, пистолетами и ружьями. Окна кабинета, выходившие на главную улицу Тифлиса, Головинский проспект, были завешаны тяжелыми бархатными шторами.
Хозяин кабинета, сорокапятилетний брат царя, великий князь Михаил Николаевич, главнокомандующий Кавказской армией, с нетерпением ждал генерала. Позавчера с эстафетой, от Лорис-Меликова пришло весьма странное донесение о том, что противник совершенно разбит и крепость Карс занята. В то же время из этого донесения можно было понять, что русская армия в бой с турками так и не вступала, и потерь не имела. Что сие могло означать, великий князь, как ни старался, так и не смог понять… И вот теперь он жаждал услышать все от очевидца случившегося под Карсом.
— Здравия желаю, ваше императорское высочество, — с едва заметным кавказским акцентом приветствовал генерал своего главнокомандующего.
— Рад вас видеть, Михаил Тариэлович! — ответил великий князь. — Поздравляю вас со славной викторией! Турки разбиты и Карс взят — это полная и блестящая победа! Но как случилось, что она добыта практически без боя? Это чудо Господне или…
— Ваше императорское высочество, — Лорис-Меликов с растерянностью смотрел на великого князя своими карими армянскими глазами, — если бы я мог сам понять — что это было! Для нас это было чудо во спасение, для турок — воистину ад на земле. Я могу только сказать, что все случившееся было самым ужасным зрелищем, которое мне доводилось видеть!
Великий князь был изумлен. Он нервно затеребил свои роскошные бакенбарды, потом перевел взгляд на стоявшего перед ним генерала и жестом предложил ему присесть на диван. Сев рядом, наместник внимательно посмотрел на Лорис-Меликова, после чего участливым голосом спросил:
— Михаил Тариэлович, как у вас со здоровьем? Может быть, вам стоит немного отдохнуть, а свой рассказ вы продолжите завтра?
Генерал вспыхнул от обиды.
— Ваше императорское высочество, неужели вы заподозрили меня в умственном помешательстве?! Клянусь, что я здоров и вполне отвечаю за свои слова и поступки. Вы знаете, что я не трус, я воевал в Чечне и Дагестане, в Крымскую войну сражался в отрядах князей Барятинского и Бебутова, дважды награжден золотым оружием за храбростью. Но то, что я увидел там, под Карсом… Ваше императорское высочество, разрешите мне все вам рассказать по порядку.
Наместник кивнул, и генерал продолжил свое повествование:
— Как вы знаете, я выступил со своим отрядом в сторону Карса с целью обложения крепости. Разведчики доложили, что навстречу нам выдвигается турецкий корпус под командованием Мухтар-паши. Я остановился у селения Зивин и стал готовиться к бою с превосходящим меня неприятелем. Но боя как такового не было. Днем мы заметили в небе странную блестящую металлом точку, которая пересекала его на недосягаемой высоте, наверное, под самым солнцем, оставляя за собой белый след, как бы сотканный из ваты…
— Я получил донесение об этом странном явлении, — перебил наместник рассказ генерала, — и не только от вас. Продолжайте…
— Да, ваше императорское высочество, я тоже послал вам пакет с эстафетой. Но самое странное и страшное произошло ночью. От нас до турецкого лагеря было верст десять, не больше. Где-то в полночь меня разбудил далекий грохот, как будто в горах шла сильная гроза. Я вышел из палатки. По тому месту, где, по нашим сведениям, остановились на ночь турки, метались яркие зарницы и гремел гром. Но что удивительно, на небе не было ни облачка, да и вспышки света были только на земле. Я тут же отправил на разведку казаков. Вернулись они только к утру и доложили, что по турецкому лагерю был нанесен удар страшной силы. С ними был один пленный, который все время плакал и молился. С его слов, он отошел в овраг по нужде, что его и спасло. Судя по его рассказу, около полуночи случилось вот что.
