Позади раздался стон, и Людоед, выхватив нож, бросился на правого солдата. Половина лица у него была обожжена и залита кровью, но он, скрипя зубами от боли, тянул руку к оружию. Людоед нанес ему удары в горло, грудь, живот — всё это под дикие вопли корчившихся на полу солдат. Оттолкнув изрезанного, содрогающегося в предсмертных конвульсиях гвардейца, Людоед обернулся к двум оставшимся. У обоих кипятком полностью обварило лица, и они, не смея дотронуться до расползающегося тела, стояли на коленях, моля о помощи. Выжженные глазницы слепо смотрели в небо, и Людоед двумя быстрыми взмахами рассек солдатам шеи.
На входную дверь сыпались удары, она содрогалась, и, наконец, не выдержав, разлетелась обломками. Трое стражей, с ружьями наперевес, ввалились в холл. Перед ними предстала ужасная картина. Садовник, весь в крови, зажимающий живот, лежал на полу, крича от боли. Повсюду — на перевёрнутой мебели, на стенах, на полу и сбившемся ковре — виднелись кровавые следы. Какие-то хрипы доносились с кухни, и солдаты бросились было туда, но садовник остановил их.
— Наверху, — простонал он, отрывая одну руку от раны на животе — Они пошли наверх, к госпоже!
— Роб, за мной, — скомандовал старший, устремляясь вверх по лестнице — Пауль, останься здесь, следи за выходом.
Пауль, напуганный и потрясенный, кивнул, со страхом оглядывая помещение. Он едва не выстрелил в садовника, когда тот обратился к нему.
— Там, на кухне, — прошептал раненый — Ваши солдаты бились с ними. Может, кто-то уцелел…
Пауль бросил быстрый взгляд наверх, но стражи уже скрылись в коридоре. Держа оружие наготове, солдат осторожно направился к проходу. Там ему открылось ужасающее зрелище. Один труп лежал у стены с отвратительным месивом на месте головы. Второй, дальний, был весь исколот и плавал в луже собственной крови. Но страшнее всего были те двое, что лежали слева от стола. Обожженные ослепшие лица, перерезанное горло — и тихие хрипы агонии. Страж потрясенно опустился рядом с одним из них, узнавая своего товарища. И совсем не заметил, как сзади подошла темная фигура. Лишь почувствовал, как мокрые скользкие пальцы схватили его за подбородок и запрокинули голову, подставляя оголенную шею под удар клинка.
Двое стражей наверху быстро осматривали комнату за комнатой. Труп в коридоре удвоил их осторожность, но когда в одной из комнат, они увидели юную девочку, то бросились к ней на помощь.
Пока один склонился над миледи, пытаясь помочь ей, второй встал у окна, разглядывая окрестности. Краем глаза он заметил, как в двери вошёл садовник, сжимая двуствольное ружье.
— Эй, ты чего… — начал было солдат, но Бранд вскинул оружие и прогремел выстрел. Тело стража с простреленной головой застыло на мгновение. А потом, качнувшись, выпало в разбитое окно. Второй, обернувшийся на выстрел, понял, что не дотянется до ружья, и бросился на нападавшего. Страж прыгнул вперед, стремясь повалить противника, но тот успел увернуться. Солдат вытянул руки, врезался в шкаф, и тут же почувствовал, как в затылок ему уперся горячий ствол. Раздался второй выстрел.
Несмотря на ранний час, возле дома Холдгрейвов собралось несколько людей. Среди них был и юный Саймон — он первым заметил выбегающего из дома садовника с бесчувственной девочкой на руках. И пока остальные, увидев окровавленную одежду, в страхе расступались, он решительно шагнул вперёд.
— На дом напали, — выкрикнул садовник, подбегая к карете — Юную госпожу ранили! Нам срочно нужно в Прайбург.
— А где же гвардейцы? — спросил Тэд.
— Все в бою… да уйди ты! Не видишь, что ли, каждая секунда дорога!
— Я помогу вам — воскликнул Саймон. Бранд покачал головой, отказываясь, но парень настаивал. Остальные жители, потрясенно перешептываясь, не рискнули вмешаться.
— А вдруг доктору понадобится помощь? А как же передать весть? Да и потом…
Садовник, слушая возражения Саймона, внезапно улыбнулся, и, облизав пересохшие губы, кивнул на карету.
— Ладно, парень, надеюсь, с тебя будет толк. Садись рядом с госпожой. Но смотри — как она придёт в себя, тут же дай мне знать. Понял?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Непременно, господин Хирш — воскликнул счастливый парень, забираясь внутрь кареты.
Это были последние слова, которые сельчане от него слышали. Когда пустившиеся на поиски солдаты обнаружили карету в лесу, она была пуста.
Глава 18. Разгромная победа
Через много лет после описываемых событий, когда Графиня из Бездны преклонит колено перед Императором, чтобы получить свою награду; когда в разбитых домах и заросших садах Ортенфлоу останутся лишь твари из Леса; когда правители королевств проклянут Спасительницу Света и пойдут на неё войной — даже тогда на улицах преображенного Прайбурга будут говорить о Элирии Холдгрейв и Людоеде.
Из двух историй — чудовищах на улицах столицы и похищении миледи — горожане вылепили одну, кошмарную и жуткую, рассказываемую лишь при свете дня и в окружении знакомых лиц. То, что похититель был человек, никого не смущало — чудовища на улицах ведь тоже когда-то были людьми. Рассказ о похищении одновременно и притягивал, и пугал, и рассказчик, окончив его, ещё долго оглядывался, боясь неведомого. Даже Патен, составляя статью, решил ни слова не писать о кровавом похищении.
Город погрузился в мрачную тишину. Люди стали редко выходить на улицу. Заведения по собственной воле закрывались при дневном свете. Епископ Хаш, прикрываясь своими ранами, заперся в Церкви Света и Разума, выходя оттуда лишь по требованию. Данте почти оправился от ран. Барон Холдгрейв, придя в себя, проводил дни, прикованный к постели. Узнав о произошедшем с дочерью, барон разом постарел и погрузился в собственное горе, возвращаясь к жизни лишь когда ему приносили новости.
Граф, разделяя боль друга, отдавал приказы, один кровавее другого. Все убежища, где могла находиться Русалка или её люди, перевернули верх дном, всех, на кого падало подозрение — арестовывали, а при малейшем сопротивлении — стреляли. Но Уоренгейту этого было мало — он требовал крови всех Герцогов.
Кессер не торопился исполнять приказы. Командир столичной Стражи был в ярости. Мало того, что погибли два капитана. Мало того, что он потерял сотни стражников убитыми и ранеными. Мало того, что весь город винил его в этой затее. Так теперь он ещё должен был вовлечь себя и своих людей в беспощадную войну — и ради кого? Барону жалел девочку, но её было уже не спасти, а мстить непричастным к похищению было глупо.
— Чего вы добиваетесь, граф? — не выдержал он на очередном собрании Городского Совета — Чтобы вместо четырёх псов у нас завелось пятьдесят крыс? Да знаете ли каких трудов мне стоит порядок в столице? Знаете, сколько сволочи выползло там, где Герцоги ничего не решают? Видели, сколько безумцев бродит по улицам и кричит о последних днях — и народ, глядя на трупы чудовищ, им верит!
— Эти чудовища и так были на улицах города — просто вы закрывали на них глаза, — возразил Уоренгейт.
— Советник Хаш может говорить что угодно — но я знаю лишь одно: одиннадцать лет Дети Моря провели в столице, и до вашей атаки ничего подобного не случалось!
Остальные советники в эти дни предпочитали молчать. Выставим счёт в будущем, утешали они себя, а иначе лишимся головы здесь и сейчас.
Противостояние нарастало, грозя выплеснуться на улицы столицы. Никто немог предсказать, чем всё закончится. Но на пятый день после побоища в город вернулась Русалка.
Она вышла из воды под рокот бушующих волн, но в этот раз никто не встречал её. Заброшенная пристань, её любимое место, превратилась в выжженную пустыню. Оглядывая остовы сожженных доков и причалов, Элли чувствовала ярость людей и понимала, что та же картина ждёт её и в других убежищах. Но в Прайбурге оставалось место, куда не могли добраться стражники.
В подземном зале канализационных катакомб сырость и плесень уживались с ярким светом и горячим воздухом. Несколько людей сидели на каменном полу, одно чудовище неподвижно застыло в тени у стены, да в углу, в темноте, поблескивали железные прутья. В клетке, сжавшись и обхватив колени руками, неподвижно сидела маленькая девочка. От неё исходил ужасный запах, рыжие волосы свалялись в колтун, одежда превратилась в замусоленные лоскуты. Но главное — глаза. Они были лишены малейшего проблеска разума, и бездумно таращились в стену напротив. Тварь у стены первой уловила легкие шаги, а следом встрепенулись и люди. Русалка зашла в подземелье, и её слуги вскочили на ноги с горящими от радости глазами и приветственными криками. Кивнув в ответ, девочка оглядела зал. Её взор задержался на полу, по которому были разбросаны свежие человеческие останки, и на клетке.
