старик благоразумно не стал его отрицать, — почему бы вам самому его не убить? — вдруг спросил я, вновь подняв взгляд на чайку, которая практически скрылась из виду.
Власть над временем страшная сила. Пусть и такая ограниченная как у Стародубского.
— Потому что я не могу применить свой дар против Рюриковича, — скрипнув зубами ответил старик и до побелевших костяшек сжал руку на трости, и чуть успокоив внутренний гнев добавил, — также как и он не способен использовать на мне свой.
Обратная сторона того, что Эфириал Подчинения появился в этом мире Рюриковичем. Без этого ограничения он давно бы взял власть над планетой, но вынужден осторожничать и экономить силы. Будь он хоть тысячу раз могучим Эфириалом, он все равно ограничен ресурсами своего тела.
— Демьян Афанасьевич, а вы не боитесь, что Илья Невский применит свой дар на меня? Я ведь не Рюрикович.
— Если бы он мог, то сделал бы это в Праге, — ничуть не смутившись ответил Стародубский, — И сейчас я прекрасно понимаю почему, — с хитринкой в глазах добавил он и покосился на свой тягучий эфир который все еще оказался не способен коснуться моего тела.
Сила дара Мина крепла вместе с ним и теперь даже моего контроля не требовалось. Осев в подсознании, мой эфириал обеспечивал автономную защиту в любое время дня и ночи.
Как в старые добрые времена.
— Последний вопрос, Демьян Афанасьевич, — заметил что старику все сложнее удается удерживать свой дар и техника начала понемногу схлопываться, а время вокруг ускоряться, — Зачем вам это все? Жажда силы? Устранение конкурента? Вы ведь, получается, тоже знаете секрет Рюрика и без Ильи Невского никто не сможет вам помешать пойти по его ступеням.
— Потому что мой голос в голове я подавил и остался человеком, — уголками губ улыбнулся Стародубский, явно заранее подготовившийся к этому вопросу, — А Илья Невский уже не человек! — сжал старик кулаки и в его еще секунду назад улыбающемся взгляде мелькнуло столько ненависти, что хватило бы запитать ей целый город.
В памяти тут же всплыли голоса моих аналитиков и их сухие сводки общих отчетов на директора царского лицея. Отчетов, которые легко описывались одним словом.
Смерть.
Она была повсюду вокруг Демьяна Афанасьевича Стародубского и лишь по невероятному стечению обстоятельств не настигла его самого.
Глядя на силу управления временем я вполне понимал, как ему удалось выжить.
Но не удалось ни его многочисленным детям. Ни настоящим родным внукам. Ни хоть одному сколь либо отдаленному родственнику, которому не посчастливилось носить фамилию Стародубских.
Илья Невский убил всех. Методично и последовательного. Год за годом истреблял род посмевшего ему перечить человека пока в конце концов тот не остался один. Не сломленный и не отступивший даже после того, как на его глазах внуков рвали звери, машины трагически срывались в кювет, а родовые особняки загорались из-за плохой проводки.
Сложно идти против судьбы, имя которой Эфириал Подчинения, пожелавший сжить со света одного конкретного человека.
— А что, если я откажусь воевать против такого могущественного врага? — все же решил я задать еще один вопрос старику и поднявшись с лавочки задумчиво посмотрел на небо, — тяжелая ноша для восемнадцатилетнего первокурсника с атрибутом ветра, едва освоившим резонанс.
— Это да, для восемнадцатилетнего юнца тяжелая, — поднялся следом за мной Стародубский и окинул меня своим фирменным хитрым взглядом, — но вполне посильная ноша для Ловца, — заключил он и устало опираясь на трость медленно побрел к выходу.
Глава 28
Ленивый осенний дождь моросил и неустанно сопровождал меня третий день подряд.
В понедельник он смывал пот с моего лица на полигоне.
Во вторник скрашивал мои прогулки по территории царского лицея.
И даже в этот полдень среды дождь оставался моим верным спутником, от которого меня спасал только распахнутый желтый зонт.
— Ты опоздал, — с легким осуждением констатировал отец и недовольно покосился на совершенно обычный зонт-трость, купленный мной в подземном переходе по пути.
Самого же князя Сергея Леонтьевича Соколова укрывал матово-черный артефакт с родовыми узорами и стоимостью пары элитных немецких автомобилей.
Невероятная расточительность для вещи, которой высокородные пользуются пару раз в год и лишь для того, чтобы быть хоть немного ближе к народу, когда в этот самый народ приходится выходить.
Некий штрих, который позволяет прохожим увидеть, что могучие князья из телевизора и журналов тоже люди, ходят под таким же небом и моросящий три дня напролет дождь мешает им точно также как и всем.
А напомнить прохожим что перед ними все же князь помогут сотни слуг и охраны окружающих князя, перекрытые дороги исторического центра столицы и незримая, но вполне ощущаемая даже неодаренными волна чистой силы, исходящей от высокородной персоны.
— Извини, пробки, — буркнул я и протянул отцу связку из двух стаканчиков кофе, взятых там же в переходе, в соседнем от торговца зонтами ларьке.
За что получил новую порцию осуждения, но на этот раз более мягкую и выданную скорее для проформы. Все же мы с отцом не виделись с момента моего отъезда из Омского княжества, хоть и находились мы последние три дня в одном городе.
— Не самая достойная причина для благородного, — поучительно выдохнул князь Сергей Соколов, но кофе взял.
— Вполне достаточная для общественного места, — с наслаждением втянул я запах горячего напитка и сделал глоток. Тепло приятной волной растеклось по телу.
Отец ответил понятливым кивком и перевел взгляд вперед.
На величественное пятиэтажное здание, которое за считанные полчаса лишились своих входных массивных дверей ручной работы и двух десятков изысканных панорамных окон.
Царская служба безопасности не особенно заботилась об имуществе предателя и без всякой жалости давила редкие очаги сопротивления, что яркими вспышками сотрясали здание на пару секунд, чтобы утихнуть навсегда.
Вся прилегающая территория к некогда одному из самых элитных ресторанов в столице была оцеплена царской армией, а находившиеся во внутреннем кольце хмурые гвардейские лица придавали происходящему особого веса.
Менее часа назад Артур Михайлович Холмский высшим повелением государя был объявлен предателем и приговорен к казни. Последние бюрократические ограничения, непроходимой стеной защищавшие одного из видных членов клана Рюриковичей пали и не существовало ныне благородного рода Холмских.
Была только семья предателей без герба, власти и каких-либо прав.
Мы стояли чуть поодаль от основных событий, не являясь активными участниками, но наблюдая за исполнением правосудия из первых рядов.
Хоть
