Один современный натурфилософ, специалист по физике атмосферы Джим Лавлок, первым обративший внимание на опасность аэрозолей для озонового слоя, обозначил словом «Гея» гипотезу, развивающую взгляд на Землю как на единый большой организм. В основе этой гипотезы положение о том, что атмосферный покров, сделавший возможной жизнь, — не одноразовый продукт горных пород планеты, что он постоянно поддерживается в равновесии биологическими процессами на поверхности Земли. Живая материя не безучастна к космическим угрозам ее существованию. Жизнь развила свои собственные защитные механизмы, чтобы состав атмосферы, ее температура, влажность, значение pH и содержание солей соответствовали условиям, которые необходимы для существования жизни. Так жизнь сама обеспечивает свое выживание.
Захватывающая картина, и она подталкивает на размышления о загадочных самолечебных силах отдельных организмов. Если твое тело ранить, тотчас начинает действовать ряд защитных механизмов: понижается кровяное давление, чтобы уменьшить кровотечение, селезенка поставляет свежую кровь из своих запасов, капилляры вокруг раны расширяются, пропуская белые кровяные тельца, образующие щит против бактерий внешней среды. Окружающие ткани выделяют клетки, которые перемещаются на поврежденное место и образуют свежую ткань. Словно в организм встроена программа, стремящаяся к самосохранению. Может быть, так же устроен и организм Земля?
Гипотеза «Гея» остается пока недоказанным построением. Подобно многим другим гипотезам, она, возможно, проложит тропинки туда, где никто еще не искал. Она помогает формулировать вопросы о роли человека в ансамбле Терры.
Неподалеку от моего тенистого пятачка торчит термитник в рост человека, с точки зрения термита — небоскреб, высотой относительно превосходящий любое сооружение людей. Он — памятник не только мертвым акациям, но и объединенной силе индивидуумов. Эта постройка, способная вместить до миллиона термитов, — сложная конструкция с галереями, камерами и вентиляционной системой, которая поддерживает необходимую для выживания яиц и личинок температуру и влажность.
Если свести вместе несколько термитов, они станут беспорядочно метаться в разные стороны, вяло подбирая и тут же вновь бросая щепочки и комки земли. Когда же их соберется побольше, то впечатление такое, словно прозвучал сигнал «слушай мою команду!», родилась мысль, сложился план. Внезапно начинается возведение стен и колонн, соединяются вместе камеры и своды, и каждое отдельное действие вписывается в продуманное целое. Не видно никакого архитектора, никакого прораба, и, однако же, все знают свою задачу. Сказать, что маленькие строители генетически запрограммированы на коллективный труд, — лишь половина ответа. Он ничего не говорит о совокупной силе, которая сделала эти слепые, слабые, незащищенные создания, чувствительные к солнечному свету и малейшим изменениям влажности и температуры, казалось бы, очень плохо приспособленные к земной жизни, — сделала их одним из самых преуспевающих видов на планете. Со стороны так и кажется, что предельно рудиментарные мозги объединяются в коллективную мозговую силу, подобно тому как сотрудничают клетки в индивидуальном мозге.
Быть может, в известном смысле наше собственное бытие и деяния мало чем отличаются от деяния и бытия термитов. Быть может, мы генетически запрограммированы возводить сооружение, недоступное взгляду отдельной личности, как вряд ли термиту ясна общая картина коллективной стройки, в коей он участвует. Как-никак, все наши мысленные построения — плод совместных мозговых усилий, материализуются ли они в вавилонских башнях или выражаются в видениях, возносящихся намного выше над земной поверхностью. Высокоразвитые культуры прошлого, которые базировались на той же реально существующей основе, что биологическая эволюция, и распались, изменив своей основе, эти культуры с их сводами и колоннами тоже, как и термитник, были плодом коллективного труда. Все наше знание сложено познаниями из разных времен и мест, и общая сила его намного превосходит простую сумму отдельных слагаемых.
Наши творения обязаны своим существованием воздуху, который мы выпускаем через преграду зубов, перемесив языком и губами. Звуки, позднее воплощенные нами в знаках, — наш строительный материал, подобно тому как песчинки — строительный материал термитов. Наши соборы и пирамиды, вероучения и наука — все, что мы называем цивилизацией и культурой, выстроено из речи, и это так же специфично для нашего вида, как для термитов сооружение термитников.
Мозг — мысль — речь стали для биологически незащищенного человека средством выживания, как цементирование песка стало для термита средством переживать засухи и потопы. Мозг родил мысль, мысль создала речь, речь организовала мышление, которое, быть может, в свою очередь способствовало дальнейшему развитию мозга.
Едва заметная раздражаемость амебы, сложная ассимиляционная способность растения, простые ганглии плоского червя или термита эволюционировали у человека в несколько миллиардов взаимодействующих мозговых и нервных клеток. Земное вещество, сплавленное воедино действующими между звезд гравитационными силами, преобразуется у человека в мысли, которые выбрасывают свои собственные сети и ловят в них галактики. Углерод, не умеющий видеть, водород, не умеющий слышать, кислород, не умеющий думать, у человека образовали сплав, позволяющий космосу наблюдать себя и размышлять над своей сутью.
Жизнь — шкала различных величин. Похоже, всякая материя склонна организоваться в более крупных единицах. Неизвестные нам свойства образуют то, что мы именуем элементарными частицами, они собираются в атомы, атомы в молекулы, молекулы — в органеллы, органеллы строят клетку, которая сама по себе — целый мир, с одновременно протекающими тысячами различных процессов. Специализированные клетки образуют различные органы и составляют сложные организмы. Тело — коллективный труд клеточных масс, миллиардное многообразие, ставшее единым целым; тысяча миллиардов клеток делают человека тем, чем он себя считает. А вместе организмы с разным биологическим назначением составляют то, что мысли и фотокамере из космоса видится как более крупный организм Земля.
Роль человека в большом земном организме? Возможно, быть мозгом Геи, ее центральной нервной системой и сознанием. В ряду других созданий мы специализированы для восприятия сигналов и информации, обработки и толкования их структуры и смысла. Не все доступно нашим биологическим органам чувств — и мы создали искусственные органы, позволяющие нам слышать шорох далеких миров, прощупывать земные недра и океанские глубины, проникать в материю, улавливать окружающие нас поля излучения. Наши приборы даровали нам новое понимание цельности, подтверждая то, что подсказывает интуиция.
Человек — мозг и нервы Земли… Сравнение хромает? Так ведь никакая аналогия не передает всю реальность. Однако нам ясно, что человек нуждается в Гее. А вот нуждается ли Гея в человеке, еще не доказано. Быть может, мозг человека — самоуничтожающая сверхспециализация, подобно бронированным тушам динозавров.
И все же хочется думать, что наши неосторожности по отношению к большому земному телу, которые привели планетный организм на грань космической лихорадки, объясняются тем, что сознание, совсем недавно дарованное человеку эволюцией, пока еще несовершенно и только поэтому неудовлетворительно выполняет свою функцию в большом единстве.
Мы не отдавали себе отчета в девиациях нашего интеллекта. Кажется, теперь начинаем их видеть. Тогда возможно начало новой фазы развития. Для сознания. Для человека. Для организма Земля.
6
Древние голоса шушукаются в траве, — траве, что обеспечила наше существование и что покроет нас, когда только ветер будет свистеть в ржавых конструкциях пустых высотных скелетов, окаменелостей наших стараний.
Я слышу эти голоса, но язык их понимаю лишь частично.
А ведь они живут и во мне. Сам того не зная, я говорю с их интонациями. И если язык их мне непонятен, это потому, что не могу постичь чего-то внутри меня самого.
С приходом темноты голоса травы звучат отчетливее. Одновременно космос становится глубже. Нередко часы темноты более, чем дневные, обостряют видение.
Над этим плато, соседствующим с пустыней, с небывалой четкостью вырисовываются созвездия. Одни старше нашей планеты, другие моложе; вон там Плеяды, что начали конденсироваться из газового облака, когда разделилось племя приматов и в гондванском лесу намечалось развитие ветви с задатками будущего человека; вон там Волосы Вереники, которые начали укладываться в пряди в то время, когда из заводей у берегов земного континента вылезла на сушу кистеперая рыба. Кажется, что ночная ясность позволяет проникнуть через сверкающие решетки далеко-далеко в бесконечность.
