— Он принимает решение сейчас, мистер Дэлглиш. По всей видимости, смерть миссис Хьюсон как раз помешала окончательному голосованию. Энсти торопил меня, чтобы я поскорее опросил обитателей дома, дабы они могли приступить к делу заново. Не то чтобы мне потребовалось особо много времени — в смысле, на сбор основных фактов. Никто из них не был замечен покидающим Тойнтон-Грэйнж после того, как все вернулись с похорон. Кроме доктора Хьюсона и сестры Рейнер, признавшихся, что провели отведенный на размышление час вместе в ее комнате, остальные утверждают, будто оставались одни. Комнаты пациентов, как вы, без сомнения, знаете, находятся в глубине дома. Любой — в смысле, любой неинвалид — мог покинуть дом незамеченным. Однако нет никаких доказательств, чтобы кто-нибудь этой возможностью воспользовался.
— А даже если и воспользовался, — промолвил Дэлглиш, — туман его бы отличным образом спрятал. Кто угодно мог незаметно пройти по мысу. Кстати, вы получили доказательства того, что именно Мэгги Хьюсон подожгла башню?
— Мистер Дэлглиш, я не расследую ни поджог, ни покушение на убийство. Мистер Энсти сказал мне все это частным образом и выразил желание, чтобы эту тему более не поднимали. Возможно, подожгла и она, однако доказательств никаких. Он вполне мог и сам поджечь.
— Сомневаюсь. И мне интересно, уж не приложил ли к этому руку Генри Каруардин. Конечно, он не мог сам поджечь, зато мог заплатить своему сообщнику. По-моему, он не слишком жалует Энсти. Хотя это едва ли можно считать мотивом… Ему-то вовсе не обязательно оставаться в Тойнтон-Грэйнж. Но он очень умен и, сдается мне, обладает утонченной натурой. Трудно представить, чтобы Каруардин затевал такие детские выходки.
— Да, только ведь он не слишком хорошо пользуется своим умом, не правда ли, мистер Дэлглиш? Вот в чем его беда. Он сдался слишком легко и слишком быстро. И кто может знать всю правду о мотивах поступков того или иного человека? Сильно подозреваю, что иной раз преступник и сам точно не знает, что им движет. Смею заметить, такому, как он, не слишком легко жить в столь ограниченном обществе, всегда зависеть от других, вечно быть обязанным мистеру Энсти. Впрочем, не сомневаюсь, что он благодарен мистеру Энсти — они все ему благодарны. Но благодарность порой может сослужить дьявольскую службу — особенно когда приходится испытывать ее за услуги, без которых ты предпочел бы обойтись.
— Наверное, вы правы. Я знаю о чувствах и переживаниях Каруардина или еще кого-либо из Тойнтон-Грэйнж крайне мало. Я очень старался и не узнавать о них. Значит, близость к насильственной смерти побудила и остальных раскрыть свои маленькие тайны?
— Миссис Холлис внесла собственный вклад. Не знаю, что, по ее мнению, это доказывает, или почему вдруг решила, что это достойно упоминания. Должно быть, хотела привлечь к себе внимание, почувствовать себя важной персоной. С блондиночкой, кстати, вышла похожая история… Мисс Пеграм, так ее, кажется, зовут? Все намекала, будто давно знает, что доктор Хьюсон с сестрой Рейнер любовники. Само собой, никаких настоящих доказательств — просто злоба и больное самомнение. Про эту парочку мне бы хотелось выяснить побольше фактов и доказательств, чем я получил сегодня, прежде чем начну обдумывать возможность преступного сговора с целью убийства. А история миссис Холлис даже не очень-то была связана со смертью Мэгги Хьюсон. Она говорит, что в ночь смерти Грейс Уиллисон видела, как миссис Хьюсон проходила по коридору спального крыла в коричневой сутане, с надвинутым налицо капюшоном. По всей видимости, у миссис Холлис вошло в привычку по ночам выскальзывать из постели и ездить по полу комнаты на подушке. Она говорит, будто это всего лишь упражнение, она просто учится быть подвижнее и самостоятельнее. Во всяком случае, в ту ночь миссис Холлис ухитрилась приоткрыть свою дверь — без сомнения, с тайной мыслью покататься по коридору — и увидела фигуру в чем-то вроде плаща. Впоследствии она пришла выводу, что это была Мэгги Хьюсон. Никто, у кого там имелось бы какое-то дело — а туда могла заглянуть добрая половина персонала, не стал бы накидывать капюшон на лицо.
— Если и правда пришел туда по делу. А во сколько это было?
— Она говорит, в начале первого. Потом миссис Холлис снова закрыла двери и с трудом забралась в кровать. Больше она ничего не видела и не слышала.
— Я ее видел мало, — задумчиво произнес Дэлглиш, — но все же удивлен, что она сумела забраться обратно в постель без посторонней помощи. Вылезти — одно дело, а вот подтянуться обратно куда сложнее. Я бы сказал, такое упражнение едва ли стоит трудов.
Настала короткая пауза. Потом инспектор Дэниел спросил, не отрывая глаз от лица Дэлглиша:
— Сэр, а почему доктор Хьюсон передал рассмотрение этой смерти коронеру? Если он сомневался в поставленном диагнозе, отчего не обратился в больничному патологоанатому или кому-нибудь из местных приятелей?
— Потому что я его практически вынудил, не оставил ему выбора. Он не мог отказаться, не наводя на себя подозрения. И не думаю, чтобы у него имелись приятели среди местных врачей. Он не в близких отношениях с коллегами. А откуда вы про это услышали?
— От Хьюсона. Выслушав рассказ девушки, я еще раз с ним поговорил. Однако смерть миссис Уиллисон, судя по всему, никаких сомнений не вызывает.
— О да. Совсем как и нынешнее самоубийство. Как смерть отца Бэддли. Все кажется вполне очевидным. Миссис Уиллисон умерла от рака желудка. Но эта вот сегодняшняя смерть. Вы ничего не выяснили насчет веревки?
— Да, забыл упомянуть. Это и правда та самая веревка, о которой шла речь. Сестра Рейнер видела, как миссис Хьюсон забрала ее из комнаты сегодня, примерно в половине двенадцатого. Мисс Рейнер осталась приглядывать за лежачим больным — Джорджи Алланом, верно? — а остальные уехали на похороны мисс Уиллисон. Она вносила записи в истории болезней пациентов, и ей потребовался новый лист бумаги. Запасы хранятся в конторе, в ящиках. Бумага дорогая, и мистер Энсти не любит, когда ею пользуются понапрасну. Боится, станут записывать все, что в голову взбредет. Выйдя в холл, сестра Рейнер увидела, что миссис Хьюсон выскальзывает из конторы с веревкой в руках.
— А как Мэгги это объяснила?
— По словам мисс Рейнер, только и сказала: «Не волнуйтесь, я ее не испорчу. Напротив. Получите обратно как новенькую, пусть и не от меня».
— Что-то Хелен Рейнер не торопилась обнародовать эти обстоятельства, когда мы нашли труп, — сказал Дэлглиш. — И если предположить, что она лжет…
— Не думаю, что она лжет, мистер Дэлглиш. Я заглянул в медкарту юноши. Сегодня днем сестра Рейнер правда начала новый лист. И кажется, не вызывает никаких сомнений, что веревка все еще висела на месте, когда мистер Энсти и сестра Моксон уезжали на похороны. Да кто еще мог бы ее взять? На похоронах были все, кроме сестры Рейнер, того больного юноши и миссис Хэммит.
— Совсем забыл про миссис Хэммит, — покачал головой Дэлглиш. — Я обратил внимание на то, что на кладбище присутствовали почти все обитатели Тойнтон-Грэйнж. До меня не дошло, что ее там не было.
— Она говорит, что не одобряет похорон. Покойников следует кремировать, как она выражается, в достойном уединении. Говорит, что все утро отмывала газовую плиту. По плите видно, что ее и впрямь мыли.
— А вечером?
— Медитировала в Тойнтон-Грэйнж вместе с остальными. Всем им полагалось разойтись и сидеть в одиночестве. Мистер Энсти выделил ей небольшую комнатку. По словам миссис Хэммит, она не выходила оттуда, пока ее брат не призвал всех обратно около четырех ударом гонга. Почти сразу после этого позвонил мистер Корт. Миссис Хьюсон умерла во время часовой медитации, в этом можно не сомневаться. И полицейский хирург считает, что скорее ближе к четырем, чем к трем.
Хватило бы Миллисенте сил, чтобы подвесить на веревке тяжелое тело Мэгги? Этот вопрос весьма занимал Дэлглиша. Наверное, при помощи табурета вполне хватило бы. А удушить было бы и вовсе просто, как только Мэгги достаточно набралась. Тихое движение за спинкой стула, рука в перчатке опускает петлю на склоненную в пьяном одурении голову, внезапный рывок — и веревка врезается в мягкую плоть. Любой из них мог бы это сделать, мог бы незаметно прокрасться под прикрытием тумана к прямоугольнику света, который отмечал коттедж Хьюсонов. Хелен Рейнер была самой хрупкой — так ведь она медсестра, привыкшая ворочать тяжелые неповоротливые тела больных. И Хелен Рейнер могла быть не одна.
Дэлглиш услышал слова Дэниела:
— Мы отдали шприц на анализ и попросим лабораторию еще проанализировать остатки виски. Но это расследования не задержит. Мистеру Энсти очень хочется, чтобы все закончилось как можно скорее и не помешало паломничеству в Лурд, назначенному на двадцать третье. О похоронах, похоже, пока никто не волнуется. С ними можно и подождать до возвращения. Если лаборатория быстро справится с анализами, не вижу причин, почему бы паломников не пустить в поездку. И мы ведь знаем, что с виски все в порядке — с Кортом-то ничего не случилось. Я вот гадаю, мистер Дэлглиш, зачем он выпил остатки? Кстати, именно он дал ей виски — подарил полдюжины бутылок на день рождения, одиннадцатого сентября.
