Стоило только Люси сорвать с него маску, как он тут же перестал изображать из себя заботливого друга, пришедшего проведать близкого ему человека. Он стал самим собой. Мелочным, жестоким, самовлюбленным человеком, ставящим свои интересы превыше всего. Он открыто заявил Люси, что видеть её рядом не желает, и, если она еще раз сунется в мир фигурного катания, ей не сдобровать. И дело не в том, что она – плохая фигуристка. Нет, совсем нет. Просто она не нравится ему, как человек. А потому он пойдет на все, чтобы её уничтожить.
Люси всегда была умной девочкой, повторно загреметь на больничную койку особого желания у нее не было. Потому, выбирая между жизнью и спортом, она, конечно, выбрала жизнь. Время, проведенное на льду, предпочитала забыть, как страшный сон.
Наверное, именно по этой причине история Дитриха не произвела на девушку должного впечатления. Да, подбросили лезвия. Да, поступили подло. Но с ней поступили не менее, а то и более гадко.
Ланц, в общем-то, и не просил её сочувствия. Он просто рассказал свою историю, не требуя никакой реакции в ответ. Ему не нужны были восторженные вопли о том, как он мудро поступил. В сочувствии он тоже не нуждался. Сейчас это уже стало обыденным делом. Всего лишь небольшой эпизод из прошлой жизни. И ключевое здесь слово «прошлой». Это осталось далеко-далеко. Сейчас этого нет.
– Слушай, это, наверное, была не лучшая идея, пригласить тебя сюда, – вздохнув, произнесла девушка, медленно скользя по льду. – Если что-то не так, то мы можем спокойно уйти. Всё-таки, у меня тоже не очень много хороших воспоминаний связано с ледяным королевством. Больше плохого, чем хорошего...
– Всё нормально, – отозвался Ланц.
В голосе у него проскользнули нотки металла.
– Хорошо, – согласилась Люси.
– Отлично, – прошипел себе под нос Дитрих, прежде чем отпустил спасительный бортик и все же решился заскользить по льду.
Он все ещё умел отлично держать равновесие. В стороны его не заносило, он плавно скользил вперед. Это было, в общем-то, так же естественно, как и дыхание. Пробуждались внутри него воспоминания о давно прошедших днях, о том времени, что было доверху забито тренировками, победами и поражениями, соперничеством и нешуточными страстями. Это было так же волнительно, как прежде. Каждый шаг давался ему не с трудом, а все легче и легче.
Самодовольная улыбка на миг появилась на губах Ланца и тут же погасла. Как будто он боялся сглазить свою удачу.
– Давай руку, – произнес он решительно, не оглядываясь в сторону Люси.
На катке он привык командовать. Он ведет, партнерша подчиняется. Только так, иначе ничего не получится. У Дитриха были задатки командира, которые в обычной жизни вызывали у людей припадки бешенства, но на катке казались сами собой разумеющимися.
Лайтвуд подъехала ближе, протянула руку и тут же почувствовала, как Ланц сжал её ладонь.
– Будешь мне доверять?
– Постараюсь.
– А, если подумать?
– О, так у меня еще и выбор есть?
– Выбор есть всегда.
– А мне кажется, нет. Во всяком случае, сейчас. Я должна тебе довериться, иначе ничего не получится.
– Умная девочка, – хмыкнул Ланц. – Так как доверяешь?
– Стараюсь.
Люси приблизилась к Дитриху, встала напротив и спросила:
– Вальсовая позиция?
– Для начала да.
– А потом?
– Что предпочитаешь?
– Сходу сложно ответить.
– Тодес?
– Можно. Ещё?
– Если совсем-совсем доверишься, то можем попробовать подкрутку.
– А сам не боишься такое предлагать?
– Я же говорю, если будешь доверять мне целиком и полностью.
– Пока не доверяю.
– Что ж, оставим до лучших времен. Тогда у нас остается, как вариант парное вращение. Когда расходимся, вспоминаем все, что мы умели делать раньше... Всё-таки у меня это первая тренировка после очень долгого перерыва. У тебя ведь тоже?
– Да, – подтвердила Люси.
– Ну, давай. Покажи, на что способна...
Он усмехнулся. Люси поняла, что это вызов. Прямо здесь, прямо сейчас она не имеет права опозориться. Она обязана выложиться на все сто и доказать, что она многое умеет, а не просто голословно приписывает себе чужие заслуги.
Скользить по льду оказалось гораздо легче, чем могло показаться. Она все ещё помнила все эти движения, всю последовательность действий. Даже несколько лет бездействия не смогли уничтожить память тела.
Люси снова стояла на льду и чувствовала себя по-настоящему счастливой. К ней вновь вернулось о самое ощущение, что было раньше верным спутником. Адреналин, восхищение, азарт и стремление быть первой, лучшей, неповторимой. Она скользила, стараясь делать это, как можно легче, двигаться мягко и плавно, грациозно, как это делал её партнер. Лайтвуд смотрела на Ланца и время от времени чувствовала себя лишней на льду. Дитрих, действительно, перетягивал все внимание на себя, хотя старался сохранить некую иллюзию равноправия, словно он совсем не претендует на первенство в их тандеме, а готов выступать на равных условиях. Это было нечто вроде заигрывания с воображаемым зрителем. Ланц был потрясающим актером. Его мимика, жесты, пластика – всё притягивало к себе взгляд. Невозможно было отвернуться от него, не досмотрев его танец. Люси показалось немного забавным то сравнение, что она придумала, но все было именно так. Как бабочка в цветущем саду. С цветка на цветок он парил по воздуху, заставляя восхищаться собой, превозносить его талант.
Возможно, именно потому его партнерша и не смогла разделить чужой успех. Она чувствовала себя лишней на льду рядом с ним, как и Люси сейчас.
Разъехавшись после прохождения вальсовой позиции, они должны были делать что-то свое. Первое, что придет на ум. Не задумываясь о синхронности, ведь пока и танца у них, как такового не было. Но вместо того, чтобы заняться демонстрацией своих способностей, Люси застыла на месте. Она наблюдала за Ланцем и, казалось, вот-вот готова захлопать в ладоши от восхищения.
Бильман мало кому из мужчин доступный, для Дитриха особой сложности не представлял. Люси смотрела за тем, как её партнер вращается, удерживая конек рукой, и насколько артистично при этом выглядит.
Как плавно он переходит в простейшую змейку, скользит медленно по льду, а потом разгоняется и...
Дальше у Люси просто потерялся дар речи, потому что прыжки в исполнении Ланца смотрелись восхитительно. Макс, считавший себя едва ли не самым лучшим начинающим фигуристом современности, наверняка, позеленел бы от зависти, увидев то, что делает Дитрих. Один за другим следовали лутц, флип, сальхов, а потом и аксель, умением делать который Ланц хвастался на кухне. Она, задержав дыхание, считала обороты. Три с половиной. Так называемый тройной аксель.
