Первая серия началась на другой же день. С утра из подвалов зданий, как тараканы из щелей, стали выползать шипящие, полупрозрачные и быстро исчезающие шары, которые я назвал информационными клубками. Прохожие с воплями разбегались и прятались по домам. Около полудня из леса прискакал конь с головой дракона. На площади он завертелся и превратился в дымный вихрь, в котором угадывались зыбкие очертания ведьмы. Скоро ведьма материализовалась и стабилизировалась. Но тут же взлетела вверх и лопнула, как мыльный пузырь, не оставив ни малейшего следа.
Я понимал: в далеком будущем на какой-нибудь внеземной станции ученые нащупывают способы управлять выбросами информационных полей. Здесь же их потоки и нити беспорядочно переплетаются и овеществляются в виде клубков или физически неустойчивых составных, гибридных образований - чудовищ, какие не могли присниться и в страшном сне.
Догадка эта подтвердилась, когда меня вызвали в департамент для опознания исторического персонажа. Аристарх Фалелеич, выглядевший смущенным и чуть испуганным, сказал:
- Ничего не можем понять. Попробуй поговорить с ним. Может быть, узнаешь, кто он?
В комнату ввели диковинное создание - мужчину с меняющейся, какой-то текучей внешностью. Сначала это был худощавый лысоватый человек, как вдруг тело его заколебалось, лицо стало разбухать, полнеть, а на голове возник пышный парик. И я как будто узнал его, видел не раз его портреты. Но вновь все заструилось, заколебалось и стало неузнаваемым.
Незнакомец уверял, что он великий писатель и философ. Даже имя присвоил себе исторически знаменитое, но такое же гибридно-составное и неуловимое, как он сам: Жан-Жак Диоген-Писемский. Подобно Жан-Жаку Руссо, он призывал вернуться к естественному состоянию и жить... в бочках. Потом, меняя внешность, забормотал до того уж несообразное, что Аристарх Фалелеич поморщился и махнул рукой: на костер! Однако сжечь Жан-Жака не успели, ибо он тут же закружился дымным шаром, завихрился и лопнул с пугающим пронзительным свистом.
- Я тоже становлюсь дурацким гибридом,- невесело усмехаясь, сказал мне вечером в кафе дядя Абу.- В моих жилах иногда вместо энергетической плазмы течет обыкновенная кровь.
- Ты очеловечиваешься! - убеждал я его.- Твоя физическая природа, лишаясь дьявольской силы, приходит в соответствие с изначальной человеческой сущностью. В лесу два коня, и мы вернемся на них домой.
Дядя Абу слушал меня с недоверчивым и унылым видом. Но вот он выпил рюмку коньяка, и щеки его порозовели, глаза повеселели и заблистали, увы, демонической отвагой.
- Я еще покажу себя! Тряхну богатырской силушкой!
На улицах и площадях, словно дождевые пузыри, продолжали вспухать и лопаться непонятные, наводящие суеверный ужас чудовища. Изгнанники чувствовали, что кто-то таинственный и могущественный подкрадывается к их миру и толкает его в пропасть. У драконов, чертей, вампиров, штурмбанфюреров - у всей этой человекоподобной нечисти опустились руки. К чему стараться, если близок конец света? Опустели цеха заводов, не слышно гула подземной лаборатории и даже звона колоколов.
Через день гибридные чудища перестали приходить. И мусорная яма Сферы Разума ожила, зашевелилась. Изгнанники лихорадочно спешили. Под землей они с дьявольской скоростью построили новую лабораторию, где загудели взятые из Памяти синхрофазотроны. Ходили слухи, что изобретается пушка, способная будто бы пробить дыру в барьере времени. А что, если скопившаяся здесь нечисть, все эти "промышленные отходы" сумеют вырваться на свободу и просочиться на цветущие поля будущего?
Опасность мне казалась реальной. Я решил незаметно проникнуть в лабораторию и оставить бомбу с часовым механизмом. Шаг отчаянный, и все закончилось бы скорее всего моим провалом.
Нежданно-негаданно выручил Алкаш. Не такой он простачок, каким казался. Хитрый Алкаш, видимо, давно что-то вынашивал и наконец осуществил свой дьявольский замысел: подкинул такую "бомбу", от взрыва которой мир изгнанников не смог оправиться уже никогда.
А началось все вроде бы с пустяка, которому на первых порах я не придал особого значения. Однажды я зашел к Алкашу поиграть в шахматы. В первой комнате за столом сидел Мефодий и с картами в руках с нетерпением поджидал моих конвоиров.
- А где Носач? - спросил его Крепыш.
- Там, с хозяином,- ухмыльнулся Мефодий и кивнул на дверь в соседнюю комнату.
Дверь распахнулась, и появился Носач. Но в каком виде! Мушкетерская форма обвисла, шпага волочилась по полу. Глаза Носача, прежде всегда унылые, светились весельем и задором. Нетвердым шагом Носач подошел ко мне и, протянув стакан с водкой, подмигнул:
- Выпьем, дружище!
- Не пью,- сухо ответил я, задетый запанибратским обращением черта.
Икнув, Носач поставил стакан перед Мефодием и предложил:
- Отведай еще раз.
Мефодий понюхал, поморщился, но, к моему величайшему изумлению, отпил полстакана.
- Видел? - смеялся Алкаш, когда мы остались с ним вдвоем.- Лед тронулся! Совратил я их! Великие трезвенники поддались искушению.
Сам Алкаш был уже навеселе, что не помешало ему довольно быстро поставить мне мат. Проиграл я и вторую партию. Свою неудачу я оправдывал тем, что беспокоил шум в соседней комнате. Я опасался, как бы чересчур оживленная игра в карты не закончилась потасовкой.
Когда возвращались домой, гусары мои что-то уж слишком возбужденно, размахивая руками и крича, обсуждали перипетии карточных сражений. От них слегка попахивало водкой.
На другой день вечером, после дьяволослужения, они отпросились к своим друзьям поиграть в карты. Я отпустил их, довольный тем, что весь вечер останусь один. Однако после полуночи я стал с беспокойством выглядывать в окно. В такой поздний час моих конвоиров могли задержать патрули и избить палками за то, что оставили своего хозяина без надзора.
За окном метались мокрые ветви сирени, порывами налетал ливень. Сквозь свист ветра, дополняя картину ненастья, слышалась далекая песня про камыш, который шумел, и деревья, которые гнулись,- любимая песня Алкаша. Но пел явно не он.
Песня стихла. Немного погодя из-за кустов выползли рогатые черти и направились к крыльцу. "Лазутчики",- мелькнула мысль, изрядно меня встревожившая. Я успокоился, когда в пластунах узнал своих конвоиров.
Усач и Крепыш, оба с грязной и мокрой шерстью, с трудом поднялись из лужи. Поддерживая друг друга, зашагали, пытаясь затянуть:
- Шу... шумел камыш. Дер... дер... вья гну-у-у...
Распахнулась дверь, и черти с грохотом ввалились в комнату. Усач по-гусарски вытянулся, приложил правое копыто к виску и с гордостью доложил:
- Я пьян, как свинья!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
