— Я не имел возможности перебрать людишек из Тайной экспедиции, что несли там службу! А они набраны были задолго до того, как всемилостивейшая императрица назначила меня генерал-прокурором для исправления недостатков, что накопились за последнее время!
Князь Александр Алексеевич Вяземский, в силу относительной молодости (ему шел всего 37 год) был горяч, но относительно бескорыстен, в отличие от предшественника по занимаемой должности генерал-прокурора. У Екатерины Алексеевны он пользовался определенным доверием и был на хорошем счету, являясь ее креатурой.
— Господа, не стоит перебраниваться, искать виновных — их среди нас нет! Александр Алексеевич, я считаю, что все события есть плод долго подготавливаемого заговора! И на то есть основания, достаточно серьезные! В первую очередь мы были введены в совершенно неверные, и даже ложные представления. Капитан Власьев показывал в рапортах, что узник туп, глуп и не знает азбуки, к тому же повредился рассудком. И это при том, что сам покойный император Петр Федорович разрешил ему выдавать книги духовного содержания, а барон Корф, находившийся в каземате вместе с царем, говорил мне, что Иоанн Антонович непринужденно цитировал Писание, — Суворов обвел генералов взглядом — те только угрюмо переглянусь.
Затем Василий Иванович негромко произнес:
— Как следует из рапорта, что я получил час назад из Шлиссельбурга, «безымянный узник» имеет отличные манеры, лучше любого придворного, говорит на французском и немецком языке, правда, на русском изъясняется немного неправильно, и пишет с большими ошибками, пропуская буквы. Так что остается только выяснить, где его тайно обучали — В Холмогорах, где он провел двенадцать лет, или Шлиссельбургской крепости. Но это совершенно не важно — мы имеем в нем лютого врага императрицы, а соответственно, и нас всех, так как мы ее всемерно поддерживаем во всех начинаниях. А теперь я вам скажу главное, господа…
Суворов остановился, сделав долгую и мучительную паузу. Генералитет ее уловил моментально, лица стали мрачными. В эту тягостную минуту для всех минуту, слышалось только сопение. Каждый из собравшихся за большим столом генералов мог тревожиться за собственную судьбу. И все мысленно примеряли на себя будущее отношение освобожденного из узилища императора, который вряд ли будет милостив к тем людям, что столь долго содержали его в тюрьме.
— Это обширный заговор, нити которого идут в столицу и в другие города, уверен, что и в Москву. Смоленский полк вчера поднял мятеж, его командир Римский-Корсаков уже получил от Иоанна Антоновича чин бригадира, обласкан им сверх меры. Солдаты из других полков, работавшие на канале и тракте, вместе со своими офицерами присягнули на верность имп… бывшему венценосному узнику. Мне известно, что отправлены несколько фурьеров с его манифестами, в разные города, объявляя нашу императрицу Екатерину Алексеевну низложенной с престола, призывая наше дворянство и народ более не подчиняться ее правлению, а также не исполнять распоряжения коллегий и Сената. Вот эти манифесты, господа — можете их прочитать сейчас и в том убедиться.
Суворов выложил на стол полдюжины листков, исписанных красивым писарским почерком:
— В Шлиссельбурге нет типографии, иначе бы Петербург был бы уже наводнен «прелестными письмами». Но оные со шрифтами есть в Новгороде и Москве, а там у Иоанна Антоновича в достатке найдется конфидентов, что будут готовы к немедленному выступлению, поддерживая его права на престол. А они, как вы все прекрасно понимаете, гораздо весомей, чем у нашей императрицы и цесаревича Павла.
По мере чтения манифеста, лица генералов бледнели — против большинства аргументов противопоставить было нечего. И главное — сам Иоанн Антонович от престола никогда не отрекался, монашеский постриг не принимал, а потому манифест Елизаветы Петровны абсолютно незаконен и его действие потому прекращается. Права Екатерины на трон основаны исключительно не на силе права, а на праве силы.
— Это все салтыковские задумки. Думаю, и церковники приложили к этой затее свои руки…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Реплика Глебова зависла в воздухе — настолько была очевидной истиной для собравшихся. Именно Салтыковым, большому и влиятельному роду, через царицу Прасковью, находившеюся в замужестве с Иоанном II Алексеевичем, сводным братом Петра Великого, было более всего выгодно возвращение бывшего императора на трон. И тогда их многочисленная фамилия может взять реальные рычаги власти.
И очень близка к этому!
Фельдмаршал Петр Семенович Салтыков, победитель короля Фридриха Прусского при Кунерсдорфе, сейчас командует Московской дивизией и является губернатором бывшей столицы первых русских царей — а москвичи хотят вернуть прежнее положения, постоянно вспоминая утраченное влияние. И на их стороне церковь, иерархи которой не могут смириться с проведенной весной секуляризацией, и, несомненно, большинство из них поддержат притязания Иоанна Антоновича на престол.
— Самое скверное, господа, что мятежники воодушевлены своими первыми победами! Светлейший князь Орлов, имея на руках приказ императрицы, поспешил из Риги — в последнюю минуту, как мне сказал граф Алексей Григорьевич, поступило важное сообщение, что готовиться освобождение нашего «безымянного узника». На двух галерах они отплыли из Петербурга с эскадроном конногвардейцев в Шлиссельбург, стремясь предотвратить мятеж. Не успели! Крепость была готова к бою, а моряки подняли мятеж. Полурота измайловцев изменила присяге и перешла на сторону Иоанна Антоновича, тоже самое, после потери трех десятков товарищей, сделали и конногвардейцы. Князь и его младший брат Федор были убиты, судя по заверениям, генерал-майор граф Алексей Григорьевич, раненный пулей в плечо, смог уплыть от стен крепости.
Василий Иванович остановился, сглотнул, но решительно заговорил, понимая, что известие станет для всех оглушающим, но умолчать его было нельзя. Хотя и понимал, что многие генералы, после его слов, могут начать подумывать об измене императрице.
— Я уверен, что в Кронштадте начался мятеж нашего флота — две посланных туда галеры и яхта не вернулись. И еще одно обстоятельство, для нас весьма тревожное и опасное, могущее привести к печальным последствиям. Сегодня в Шлиссельбургскую крепость прибыл фельдмаршал Миних и по приказанию Иоанна Антоновича принял над мятежниками командование! Его видел граф Алексей Григорьевич собственными глазами, и только что оттуда поступило донесение…
В комнате воцарилась мертвящая тишина — все прекрасно знали, кто такой Миних, на что он способен, и то, что крови фельдмаршал не боится — такая у него страшная репутация…
Глава 13
— Господа, да что тут говорить. Какой помешанный?! Император Иоанн Антонович удостоил нас беседы — мы говорили с ним больше четверти часа. Поверьте, он умнее любого из нас — вы смогли бы выучить аглицкий язык, которого большинство из нас не знает, по паре книжек? А государь почти свободно, по крайней мере, весьма понятно, говорит на немецком и французском языке. На русском, правда, беседует весьма своеобразно, пишет с ошибками, буквы пропускает, как сами увидите. Но так и учился он речи в тюрьме, куда его с малолетства заключили!
Поручик князь Волконский заметно горячился, поглядывая на своих двух товарищей, которые пришли с ним в Измайловскую слободу, где на улицах, что именовали ротами, квартировали в деревянных домах гвардейцы третьего полка, сформированного императрицей Анной Иоанновной вместе с Конной гвардией в 1730 году.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И появились они не просто так!
Знаменитые «потешные» полки Петра I — лейб-гвардии Преображенский и Семеновский — пугали вошедшую на российский престол вдову курляндского герцога. Все дело в том, что ее отец Иоанн Алексеевич, как и старшие брат Федор и сестра Софья были, по выражению первого русского императора, из «проклятого семени Милославских». А вот сам Петр Алексеевич был рожден Натальей Кирилловной Нарышкиных — и так сошлось, что после смерти «тишайшего» царя Алексея Михайловича эти два клана сошлись в безжалостной борьбе. Иоанну умер очень рано, как и Федор, оставив трех дочерей — Петр любил брата, а потому племянниц не тронул, был к ним равнодушен и двух старших поскорее выдал замуж (младшая умерла совсем юной). А своих сводных сестер от Милославской Петр ненавидел — и в тюрьмах томил, и в монастырь насильно постригал, памятуя о нелегкой борьбе за престол с «сестрицей» царевной Софьей.
