— Но это же не яхта, — произнесла Чар, стиснув зубы.
— Ты говоришь, что этот дом принадлежит тебе? И именно о таком доме ты мечтала всю свою жизнь?
Чар оглянулась, пытаясь посмотреть на особняк глазами Флетчера. Дом был великолепен. Даже чересчур, как и объекты большинства его фотографий. Она не могла понять, что на его опытный взгляд фоторепортера было здесь не так. Опустив глаза и внимательно изучая носки своих открытых летних туфель, Чар отрицательно покачала головой.
— Нет. Ты знаешь, я ведь мечтала о большом деревянном доме с просторной верандой.
— Я и не знал, к чему стремилась твоя душа, — прошептал Флетчер, уткнувшись лицом в ее шелковистые волосы.
— Конечно, раньше я и представить себе не могла, что буду жить в таком доме. Но то было раньше. Тогда мне и в голову не могло прийти, что я стану главой компании с капиталом в несколько миллионов долларов. Все изменилось. Теперь я понимаю, что здесь мне будет хорошо. И тебе тоже.
Высвободившись из объятий Флетчера, Чар махнула рукой в сторону большого окна. Она произносила последние слова, повернувшись к нему лицом, чтобы наблюдать за его реакцией. Его лицо было открытой книгой. Последнее время Флетчер ничего от нее не скрывал. Достаточно было одного пристального взгляда на него, чтобы определить, что происходит в их отношениях: продвинулись ли они на шаг вперед, или опять отступили на два шага назад.
— Я думаю, ты сам себе противоречишь, — продолжала Чар. — Ты беспокоишься, что потеряешь независимость, если в чем-нибудь уступишь мне, пойдешь мне навстречу. Ты хочешь, чтобы я жила твоим умом. Но я не могу превратиться в другого человека или остаться такой, какой была во времена, когда мы впервые узнали друг друга. Ты всегда любил во мне самостоятельность, независимость. — Чар вздохнула, бессильно опустив руки и обведя глазами прекрасную гостиную, перевела взгляд на Флетчера. — Хорошо, считай, что этот дом — часть моей независимости, моего нового жизненного уклада. Я хочу жить здесь и получать удовольствие от денег, заработанных таким тяжелым трудом. А ты боишься уступить мне даже в пустяках. Я только хочу быть с тобой рядом, Флетчер. Неужели это так важно, где именно мы будем любить друг друга?
Сама того не желая, Чар заплакала. Слезы катились по щекам, и она даже не пыталась их вытирать. Она не была виновата в том, что любила его так сильно, и она так устала постоянно угадывать, чего он хочет.
— Почему ты все время сопротивляешься всему, что бы я ни сделала? Почему, чем больше я стараюсь поступать разумно, тем больше ты отдаляешься о меня? Почему так, Флетчер?
В роскошной гостиной воцарилась тишина. Обида Чар была так глубока, что не хватало слов, чтобы ее высказать. Ее молчаливое страдание тронула сердце Флетчера. Он сделал шаг ей навстречу, но неожиданно остановился.
Она задала много вопросов, а он не знал, что ответить. Он ощущал себя ненужным, лишним украшением в грандиозной декорации ее жизни. Была ли это ревность или зависть, проникшая в самую глубину его души? Неужели это он был причиной ее страданий? Если да, то он молился бы день и ночь, чтобы Господь освободил его от чувства зависти и позволил взглянуть на нее новым, доброжелательным взглядом. Если же ничего не получится, он должен найти в себе смелость оставить ее и больше не причинять ей зла.
Сделав несколько шагов, Флетчер оказался рядом с Чар. Он положил руку ей на затылок и прижал голову любимой к своей груди. Он снял с нее розовую кепку и прижался щекой к нежным, коротким волосам.
— Флетчер, — обнимая его за талию, благодарно прошептала Чар. В его объятиях было так тепло и спокойно. Ей так нужна была его любовь. Теперь все будет хорошо. Она это знала.
— Чар, я…
Но не успел он договорить, как услышал незнакомый голос, доносившийся из холла. Но Чар, очевидно, прекрасно знала, кто ее звал. Выскользнув из объятий Флетчера, она вытерла слезы.
— О Боже. Это — Джерри. Флетчер, я не размазала тушь?
Флетчер отрицательно покачал головой, но Чар и не нужен был его ответ. Она выпрямилась, расправила плечи и вышла из комнаты, не дожидаясь, пока он оценит состояние ее макияжа.
Флетчер последовал за ней. Он не знал, то ли ему злиться, что этот Джерри настолько близкий знакомый Чар, что может явиться в дом без приглашения, то ли радоваться светским манерам этого парня, предупредившего о своем появлении из холла, а не вломившегося сразу в гостиную. Войдя в холл, Флетчер увидел Чар, поглощенную беседой с мужчиной среднего роста, в одежде которого причудливо сочетались обычные брюки, твидовый пиджак и обтягивающая торс блестящая трикотажная майка. Чар и этот человек стояли рядом, и было понятно, что они хорошо знакомы.
— Нет, нет, ничего страшного, — говорила Чар, просматривая бумаги, которые протянул ей Джерри, — я для этого и сообщила, где меня найти. Ты всегда должен знать, где я, если возникают какие-нибудь вопросы. Это лучше, чем совершить ошибку, которая обойдется компании в несколько тысяч долларов.
Войдя в гостиную, Флетчер, скрестив на груди руки, прислонился к стене и молча наблюдал за Чар и ее собеседником. Чар заметила его и тут же вспомнила, что не представила мужчин друг другу.
— О, Джерри, это — Флетчер Хокинс. Флетчер, Джерри Кордова.
Они кивнули друг другу, не собираясь вступать в беседу. Чар неожиданно умолкла. Она была поглощена чтением бумаг, привезенных Джерри. Флетчер чувствовал себя таким бесполезным, его присутствие только мешало этим двоим. Он вернулся в гостиную за фотоаппаратом и остановился у окна, вглядываясь в бесконечно прекрасную, изменчивую океанскую гладь.
Однако, услышав голос Чар, Флетчер опять вышел в холл. Океан не вызывал в нем желания делать снимки, Чар же всегда была источником вдохновения. Незаметно остановившись около дверей, он начал фотографировать и одновременно прислушивался к разговору. Постепенно он начал понимать, о чем идет речь. Он щелкал почти без остановки, стремясь подавить гнев и обиду, которые переполняли его сердце.
— Нет, я думаю, ты прав. Кружевной воротник, безусловно, украсил бы эту модель. Но если речь идет о пяти долларах к оптовой цене, то можно обойтись и без него. Ты сделал прекрасную модель и без кружев вот на этом рисунке. Мы сможем ее представить как ностальгическое воспоминание о сороковых годах. Спереди можно добавить пуговички. Ну, скажем, не дороже, чем по шесть центов за штуку. Когда будем демонстрировать это платье, то дополним его жемчугом. Покупатели это любят. Они же никогда не увидят, как бы оно выглядело с кружевом, так что не заметят разницы. Да, трудно создавать такие вещи после вечерних платьев, я знаю. — Чар сочувственно дотронулась до локтя Джерри, словно хотела сказать: не он один находится в подобной ситуации. — Пять долларов для этой серии много. У нас и так уже цены на пределе.
