отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед.
Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад и поклонился комиссару.
— Прошу вас, мосье.
— Только после вас, мосье.
Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл.
— А там, очевидно, его кабинет, hein?[95] — спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей.
— Да. Хотите осмотреть?
Комиссар отворил дверь. Мы вошли.
Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть и небольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменный стол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед ним глубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами.
Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел к креслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провел пальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение.
— Что, пыли нет? — спросил я лукаво.
Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленьких слабостей.
— Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз — жаль!
Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату.
— А! — произнес он вдруг со вздохом облегчения. — Коврик перед камином завернулся! — С этими словами Пуаро нагнулся, чтобы расправить его.
Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и он быстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги.
— Что во Франции, что в Англии, — сказал он, — везде одно и то же — прислуга ленится выметать из-под ковров.
Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее.
— Догадываетесь, Гастингс, что это, а?
Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумаги что-то мне напоминал.
Оказалось, комиссар соображает быстрее меня.
— Обрывок чека! — вскричал он.
На клочке размером около двух квадратных дюймов чернилами было написано «Дьювин».
— Bien![96] — сказал Бекс. — Этот чек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им.
— Скорее первое, мне кажется, — сказал Пуаро. — Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено.
Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его с завещанием, лежащим на столе.
— Боже мой, — удрученно пробормотал комиссар, — не могу понять, как я проглядел этот чек!
Пуаро засмеялся.
— Отсюда мораль — всегда заглядывай под коврики! Мой друг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было — для меня сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens![97] Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добрая Франсуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется.
— Франсуаза?
— Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убирал комнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюдения позволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера — вероятно, вечером — мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочки бросают на пол, а сегодня утром…
Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливо дергал шнур звонка.
Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Куда она их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще?
Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее. Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листает чековую книжку покойного. И снова жест отчаяния — корешок последнего чека не заполнен.
— Мужайтесь! — воскликнул Пуаро, похлопывая его по спине. — Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственного Дьювина.
Комиссар немного приободрился.
— Да, правда. Ну что ж, продолжим.
Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы между прочим:
— А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостью здесь, а?
— Да, именно здесь, а как вы узнали?
— А вот как — с помощью этого пустяка. Я нашел его на спинке кресла. — Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос — женский волос!
Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю, примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его.
— Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенесли его сюда; фотограф ведь уже все отснял.
Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. Мосье Бекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста, худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильной проседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близко посаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую часть жизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыло выражение крайнего изумления и ужаса.
— По его лицу сразу видно, что удар был нанесен неожиданно, — заметил Пуаро.
Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светлом песочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно с продолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядывать тело.
— Что вы думаете по поводу орудия убийства?
— А что тут думать, нож просто-напросто торчал в ране.
Комиссар снял с полки стеклянную банку. Внутри я увидел небольшой нож с черной ручкой и узким блестящим лезвием вроде тех, которыми разрезают бумагу. В длину нож был не более десяти дюймов. Пуаро осторожно потрогал испачканное кровью острие.
— Ого! Да он преострый! Подумать только, такой маленький, хорошенький ножичек — и орудие убийства!
— К сожалению, мы не нашли на нем отпечатков пальцев, — сокрушенно сообщил мосье Бекс. — Очевидно, убийца был в перчатках.
— Ну разумеется, — небрежно заметил Пуаро. — Теперь даже в Сантьяго преступники осведомлены о таких мерах предосторожности. Что уж говорить о европейцах — тут любой непрофессионал знает не меньше нас с вами. А все эти газетчики раззвонили по всему свету о Бертильоновой системе.[98] Однако все равно я удивлен, что на ноже нет отпечатков. Ведь так заманчиво оставить чьи-то чужие отпечатки! А уж как полиция обрадуется. — Он покачал головой. — Боюсь, убийство совершил человек, для которого порядок и система — пустые слова, а быть может, он просто очень спешил. Впрочем, поглядим.
Пуаро снова повернул покойника на спину.
— Вижу, под плащом нет ничего, кроме нижнего белья, — заметил он.
— Да, следователь тоже отметил эту странность.
В этот момент кто-то постучал в дверь, которую мы заперли за собой, когда вошли в сарай. Бекс пошел отпирать. Это оказалась Франсуаза. С жадным любопытством она пыталась заглянуть внутрь.
— Ну, что там еще? — нетерпеливо буркнул Бекс.
— Мадам послала сказать, что ей уже гораздо лучше и она может говорить с господином следователем.
— Прекрасно, — обрадовался мосье Бекс. — Уведомьте мосье Отэ и передайте мадам, что мы сейчас будем.
Пуаро все медлил, глядя на убитого.
