два раза.
И мадам Рено кивнула на часы с восьмидневным заводом, в дорогом кожаном футляре, стоящие посередине каминной полки.
Пуаро подошел к камину и принялся внимательно их разглядывать, потом кивнул, видимо, вполне удовлетворенный результатами осмотра.
— А вот еще одни часы, — воскликнул мосье Бекс, — наручные, их, видно, смахнули с туалетного столика. Стекло, правда, вдребезги. Преступникам невдомек, что это может обернуться уликой против них.
Он осторожно собрал осколки.
Внезапно мосье Бекс замер.
— Mon Dieu! — невольно вырвалось у него.
— В чем дело?
— Стрелки показывают семь часов!
— Что?! — воскликнул в свою очередь следователь.
Однако Пуаро, находчивый, как всегда, взял часы из рук растерявшегося комиссара, поднес их к уху и улыбнулся.
— Ну да, стекло разбито, но часы идут.
Услышав столь простое объяснение, все облегченно вздохнули. Однако следователь не успокоился:
— Но, позвольте, ведь сейчас еще нет семи?
— Да, только пять минут шестого, — спокойно заметил Пуаро. — Вероятно, эти часы спешат, не так ли, мадам?
Мадам Рено нахмурилась, не зная, что ответить.
— Да, они спешат, — сказала она. — Правда, я не думала, что так сильно.
Следователь, нетерпеливо махнув рукой, прервал обсуждение темы разбитых часов и продолжил допрос:
— Мадам, парадная дверь была приоткрыта. Наверняка убийцы проникли в дом через нее, и, однако, — никаких следов взлома. Вы могли бы объяснить почему?
— Вероятно, муж выходил вечером погулять и, возвратившись, забыл запереть дверь.
— По-вашему, это возможно?
— Вполне. Он был очень рассеян.
Говоря это, мадам Рено слегка сдвинула брови, похоже, рассеянность покойного порой раздражала ее.
— Думаю, у нас есть основания сделать одно немаловажное заключение, — вмешался вдруг комиссар. — Убийцы предложили мосье Рено одеться, стало быть, место, где, как они предполагали, запрятаны интересующие их бумаги, должно находиться далеко отсюда.
Следователь кивнул в знак согласия.
— Несомненно. Однако и не слишком далеко, ведь мосье Рено сказал, что к утру вернется.
— Когда отходит последний поезд из Мерлинвиля? — спросил Пуаро.
— В двадцать три пятьдесят в одном направлении и в ноль семнадцать — в другом, но, скорее всего, у них был автомобиль.
— Конечно, — согласился Пуаро, который, казалось, был чем-то озабочен.
— А ведь у нас, пожалуй, есть шанс напасть на их след, — воодушевляясь, снова заговорил следователь, — вряд ли автомобиль с двумя иностранцами остался незамеченным. Это же замечательно, мосье Бекс.
Но, тут же согнав с лица довольную улыбку и вновь став серьезным, Отэ обратился к мадам Рено:
— Еще один вопрос. Вам говорит что-нибудь фамилия Дьювин?
— Дьювин? — задумчиво повторила мадам Рено. — Нет, я не знаю никого с такой фамилией.
— Может быть, ваш муж когда-нибудь ее упоминал, не помните?
— Нет, никогда.
— Нет ли у вас знакомых по имени Белла?
Следователь так и впился глазами в мадам Рено, стараясь уловить в ее лице признаки замешательства или смятения. Но мадам Рено покачала головой с совершенно невозмутимым видом. И мосье Отэ снова принялся задавать вопросы:
— Известно ли вам, что вчера вечером у вашего мужа был посетитель?
На щеках мадам Рено выступил легкий румянец, что не укрылось от глаз следователя.
— Нет, кто это был? — ответила она, сохраняя тем не менее совершенное спокойствие.
— Дама.
— В самом деле?
Однако следователь, казалось, удовольствовался тем, что услышал, и не стал продолжать расспросы. Едва ли, подумал он, мадам Добрэй имеет отношение к убийству, а расстраивать мадам Рено без веских к тому оснований ему не хотелось.
Он посмотрел на комиссара, тот согласно кивнул. Тогда мосье Отэ встал, прошел в другой конец комнаты и принес стеклянную банку, которую мы видели в сарае. Вынув оттуда нож, он обратился к мадам Рено.
— Мадам, узнаете это? — спросил он как можно мягче.
Она негромко вскрикнула:
— Конечно, это мой кинжальчик.
Увидев на нем пятна, она отшатнулась, глаза ее расширились от ужаса:
— Это что — кровь?
— Да, мадам. Вашего мужа убили этим оружием. — Он быстро убрал нож с глаз долой. — Уверены ли вы, что это тот самый нож, который лежал ночью на вашем туалетном столике?
— О да. Это подарок моего сына. Во время войны[100] он служил в авиации. Он был слишком молод, и ему пришлось прибавить себе два года, чтобы его взяли. — Чувствовалось, что мадам Рено гордится своим сыном. — Ножик сделан из авиационной стали, и сын подарил мне его в память о войне.
— Понимаю, мадам. Перейдем теперь к другому вопросу. Где сейчас ваш сын? Необходимо немедленно телеграфировать ему.
— Жак? В данное время он на пути в Буэнос-Айрес.[101]
— То есть?
— Да. Вчера муж телеграфировал ему. Сначала он отправил Жака в Париж, а вчера выяснилось, что ему необходимо немедленно ехать в Южную Америку. Из Шербура[102] как раз вчера вечером отошел пароход в Буэнос-Айрес, и муж телеграфировал Жаку, чтобы он постарался успеть на него.
— Не знаете ли вы, какие дела у вашего сына в Буэнос-Айресе?
— Мне об этом ничего не известно, мосье, знаю только, что оттуда он должен ехать в Сантьяго.
— Сантьяго! Опять Сантьяго! — в один голос вскричали мосье Отэ и мосье Бекс.
Упоминание о Сантьяго поразило и меня, а Пуаро, воспользовавшись замешательством, подошел к мадам Рено. Все это время он стоял, мечтательно глядя в окно, и я даже не был уверен, следит ли он за тем, что происходит. Он молча поклонился мадам Рено, потом сказал:
— Pardon, мадам, не позволите ли взглянуть на ваши руки?
Слегка удивившись, мадам Рено выполнила его просьбу. На запястьях были видны глубокие ссадины — следы от веревок. Пока Пуаро рассматривал руки мадам Рено, я наблюдал за ним и заметил, что огонь возбуждения, горевший в его глазах, погас.
— Представляю, как вам больно, — сказал он, а я подумал, что мой друг, кажется, опять чем-то удручен.
Между тем следователь спохватился и заспешил:
— Надо немедленно связаться по радио с молодым мосье Рено. Нам крайне необходимо узнать все об этой его поездке в Сантьяго. — И, подумав, добавил: — К тому же, будь он здесь, мы могли бы избавить вас от лишних страданий, мадам.
Мосье Отэ многозначительно умолк.
— Вы имеете в виду опознание трупа? — глухо спросила мадам Рено.
Следователь молча склонил голову.
— Не тревожьтесь, мосье. У меня хватит сил вынести все, что потребуется. Я готова сделать это прямо сейчас.
— О, и завтра не поздно, уверяю вас…
— Нет, я хочу покончить с этим, — сказала она тихо, и судорога боли исказила ее лицо. — Не будете ли так любезны, доктор, позвольте опереться на вашу руку.
Доктор поспешил к ней на помощь, кто-то накинул плащ на плечи мадам Рено, и мы стали медленно спускаться
