Кларинда помрачнела, от страха и сомнений ее охватила дрожь.
Пожилые женщины стали подталкивать ее ноги, чтобы она повернулась и села на край тахты. Когда одна из них налила из глиняной фляги какой-то жидкости в золотой кубок и поднесла его к губам Кларинды, та не стала протестовать. Возможно, немного вина поможет ей справиться с нервозностью и не давать волю своей фантазии.
Но как только жидкость из кубка стекла ей на язык, Кларинда поняла, что совершила ужасную ошибку. Густой отвар был одновременно тошнотворно сладким и очень горьким. Кларинда попыталась оттолкнуть кубок, но одна из женщин схватила ее за запястья своими жилистыми руками, проявив при этом недюжинную силу, а другая стала вливать ей содержимое кубка в рот, вынуждая пить или подавиться.
К тому времени, когда Кларинде удалось наконец отбросить кубок, отчего тот выпал из руки женщины и покатился по полу, он был уже почти пуст.
Кларинда сердито посмотрела на них.
— Что вы пытаетесь сделать? — спросила она — Убить меня? Что, черт возьми, было в кубке? — Едва сдерживая желание выплюнуть остатки жидкости, что было бы совсем не по-женски, она утерла рот тыльной стороной ладони. Горло Кларинды горело, ее глаза слезились.
Кларинда усиленно заморгала, силясь избавиться от слез в глазах, но фигуры женщин по-прежнему расплывались перед ее взором. «Странно», — пронеслось у нее голове. Она была готова поклясться, что всего минуту назад женщин было две. Или три?
Она из них ласково погладила ее по голове.
— Не пытайся бороться с действием эликсира, дитя мое, — проговорила она. — Он приготовлен по древнему рецепту, который мы получили от наших матерей, а те — от своих и так далее. Он поможет тебе не почувствовать любую боль. — Голос женщины звучал так гулко, словно раздавался со дна глубокого колодца, и Кларинде пришлось напрячь всю силу воли, чтобы понять, о чем она говорит.
По лицу второй женщины пробежала лукавая улыбка.
— А еще он заставит тебя изнывать по его прикосновениям, — сказала она. — Ты превратишься в настоящую дикарку и станешь умолять его делать с тобой все, что ему заблагорассудится. И еще тебе ужасно захочется делать то, что нравится ему.
— Нет, — прошептала Кларинда, чувствуя, что ее начинает охватывать возбуждение. Разве они не знают, что ни один эликсир в мире не способен смягчить ту боль, которую может причинить ей Эш? И уж совершенно ей ни к чему снадобье, которое заставит ее изнывать по его прикосновениям.
— Это очень редкий и дорогой эликсир, — зашептала первая женщина. — Именно поэтому мы бережем его для девственниц.
Кларинда открыла было рот, чтобы сказать им, что она вовсе не девственница, однако была настолько шокирована происходящим, что с ее уст сорвался лишь смешок. Она попыталась прикрыть рот рукой, чтобы сдержать смех, но рука стала тяжелой, как наковальня. Ей удалось приподнять ее всего лишь до талии, а потом она бессильно упала ей на колени, как будто больше не была связана с запястьем, отчего Кларинда засмеялась еще громче.
Обменявшись понимающими взглядами, женщины бережно опрокинули ее на гору подушек, словно она была всего лишь безжизненной куклой, сделанной только для их развлечения. Кларинда подумала о том, чтобы возразить против такого обращения, но оказалось, что так приятно лежать в полудреме на спине, лениво разглядывая эротические фрески на потолочной лепнине.
На картине прямо у нее над головой не женщина стояла перед мужчиной на коленях, а мужчина — перед женщиной. Темноглазая красавица с летящей гривой волос соболино-черного цвета откинулась чуть назад перед воином в тюрбане, ее бедра, которые она раздвинула в порыве страсти, покоились на высоких рубиново-красных подушках. Ее глаза были закрыты, а на лице застыло выражение чувственной истомы, да и вообще все ее существо было охвачено тем наслаждением, которое дарили ей его губы. Больше того, на соседней фреске был изображен мужчина, наблюдавший за парочкой любовников. В руке он сжимал свое восставшее естество, словно терпеливо ожидая своей очереди доставить ей удовольствие.
— Святой Господь! — пробормотала Кларинда. Картина была до невозможности неприличной, но, как это ни странно, вызывала у нее восхищение. — Как вы думаете, ей известно, что за ними наблюдают?
— Да, она это знает, моя овечка, — кивнула одна из женщин с понимающей усмешкой. И она повторила: — Знает…
Тончайшая ткань сорочки, в которую облачили Кларинду, почти не защищала ее от прохладного ночного ветерка, проникавшего в комнату через открытое окно. Ее плоть настолько жаждала ласк, что она почувствовала, как ее тело начинает извиваться, словно от прикосновений чьей-то руки.
— Успокойся, дитя мое, отдохни, — прошептала вторая женщина. — Этой ночью тебе понадобятся все твои силы.
Прислушавшись к ее мудрым словам, Кларинда вздохнула и стала вновь разглядывать изображение, не осознавая, что выражение ее лица постепенно начинает напоминать выражение лица женщины, изображенной на фреске.
Когда Эшу в последний раз завязывали глаза, он стоял перед командой стрелков, которые должны были расстрелять его.
«— Полагаю, меня уже не должно удивлять, что в твоем очередном маленьком приключении замешана женщина.
— Разве это не обычное дело?»
Презрительные слова Макса и его собственный учтивый ответ на них прозвучали в голове Эша, и на его губах промелькнула мрачная усмешка. Что ж, возможно, брат не стал бы осуждать его на этот раз, учитывая, что в деле замешана не просто женщина, а его собственная невеста.
Пока два могучих стражника гарема вели Эша в глубь дворца, равнодушно держа его за предплечья, ему оставалось уповать лишь на то, что султан — человек слова и что в конце пути его не поджидает палач в черном капюшоне.
Каждый размеренный шаг приближал Эша к его судьбе, какой бы она ни была. Он мог бы возразить против того, чтобы ему завязывали глаза, однако ему было известно, что ни один мужчина, кроме самого султана и его евнухов, не мог войти в гарем и остаться в живых. Ему было лишь дозволено приблизиться к этому священному бастиону женских чар.
Евнухам и в голову не приходило, что человек с повязкой на глазах считает каждую ступеньку и запоминает каждый поворот. Талант делать это не раз помогал Эшу, когда возникала необходимость в быстром бегстве или отступлении. Если повезет, они с Клариндой выйдут отсюда по тому же пути еще до окончания ночи.
Тяжелый запах ладана становился все сильнее с каждым его вздохом, дезориентируя Эша. Чувство потерянности в пространстве усугублялось еще и тем, что его в полной темноте вели вперед невидимые руки. Эш даже не знал, чувствовать облегчение или тревожиться, когда евнухи наконец резко остановились, отпустили его руки и сорвали с его глаз повязку. Эш быстро заморгал, привыкая к удивительно приятному неяркому свету.
