Боливар удобно устроился около колеса фургона и не обратил внимания на выпад. Он все колебался, ехать ему или нет. Он не любил путешествовать, от одной мысли об этом ему становилось тоскливо. Но не хоте лось и возвращаться в Мексику, потому что жена его была им недовольна, о чем напоминала ему каждый день. Он не мог понять, что ей нужно, ведь у них такие красивые дети, но, что бы это ни было, он не мог ей этого дать. Дочек он обожал, но они скоро выйдут за муж и уйдут из дома, и тогда ничто не защитит его от жены. Вполне возможно, если он вернется домой, то пристрелит ее. Он однажды застрелил раздражавшую его лошадь прямо под собой. Любому терпению иногда приходит конец. Он выстрелил лошади как раз между ушами, а потом едва сумел снять с нее седло, поскольку она упала. Так что вполне вероятно, что он и жену так же застрелит, если вернется домой. Ему неоднократно хотелось пристрелить кого-нибудь из работников «Хэт крик», но он сдерживался, поскольку знал, что немедленно получит пулю в ответ. Каждый день он собирался вернуться домой, да все никак не решался. Проще остаться и крошить пару-тройку змей в котел, чем слушать брюзжанье своей жены.
Так он и жил, день за днем, не обращая внимания на разговоры. Такой роскоши дома у него не будет, потому что невозможно игнорировать ворчащую женщину.
Джейк ел, не ощущая вкуса, и все жалел, что вернулся в Лоунсам Дав. Если Калл будет так явно выражать свое недовольство, поездка на север не сулит ничего приятного. Он намеревался отвести Калла в сторону и спокойно все обсудить, но не знал, какие именно слова подобрать. Калл своим молчанием умел сбить его с толку, хотя, с точки зрения Джейка, некоторые мысли Калла были стоящими.
Пока они ели, стало совсем темно. На дальнем конце стада Шон О'Брайен запел свою ночную песню, ирландскую, но слова к ним не доносились. Однако мелодия в тихой ночи была хорошо слышна, и почему-то, слушая ее, Ньюту всегда хотелось плакать. Он сидел, неестественно выпрямившись, в нескольких футах от Лорены. Впервые он видел ее вблизи, едва смел поднять на нее глаза, хотя и понимал, что в такой темноте это вполне безопасно. Он и не представлял себе, что она так красива, но счастливой она ему не показалась. Ему было больно видеть ее несчастной, а песня только усиливала его тоску. Глаза Ньюта наполнились слеза ми. Неудивительно, что Шон так много плачет, поду мал Ньют, его песни наводят на грустный лад, даже если не разбираешь слов.
— Этому стаду повезло, — заметил Август.
— Это в каком смысле? — несколько обиженно по интересовался Джейк. В определенном настроении он мог выносить болтовню Гаса, но, если был не в духе, у него возникало желание взять ружье и пристрелить Августа. Такой громкий голос, как у Гаса, мешал думать, особенно когда вообще думать было затруднительно. Но больше всего раздражала постоянная жизнерадостность Гаса, как будто не было в мире ничего такого, что могло бы его огорчить. Когда вокруг одни неприятности, вид Гаса, которого, казалось, ничто не касалось, раздражал безмерно.
— Так ведь это единственное стадо, которому поют сразу два баритона, — объяснил Гас.
— Он так печально поет, — произнес Нидл Нельсон, на которого голос Шона действовал так же, как и на Ньюта. Он вспоминал мать, умершую, когда ему было восемь лет, а также любимую маленькую сестренку, которую унесла лихорадка всего четырех лет от роду.
— Такова уж ирландская натура, — сказал Август.
— Да нет, все дело в Шоне, — вмешался Аллен. — Просто он плакса.
Подошел Калл. Он считал, что должен выяснить, что собирается делать Джейк.
— Ну, Джейк, какие же у тебя планы? — спросил он весьма официально.
— Да мы решили пока попытать счастья в Денвере, — ответил Джейк. — Мне кажется, нам обоим придется по душе прохладная погода.
— Путь будет тяжелым, — заметил Калл.
— Зачем ты это Джейку говоришь? — удивился Август. — Он немало попутешествовал, его трудности не пугают. Он не любитель пуховых перин.
Гас хотел сострить, потому что именно пуховые перины и предпочитал Джейк. Но разговор велся на та ком серьезе, что никто не обратил внимания на его выпад.
— Я надеялся проделать этот путь с вами, — признался Джейк, опустив глаза. — Мы собираемся разбивать свой собственный лагерь, так что не будем мешать. Можем даже помочь немного, если будет нужда. С водой на равнине туго.
— Если бы я предпочитал воду, то, наверное, остался бы на речном судне, — заметил Август. — И вы, парни, лишились бы на все эти годы изысканной беседы.
— Черт, да твои разговоры стоили мне десяти лет жизни, — парировал Джейк.
— Что-то ты сердит сегодня, Джейк, — печально констатировал Август. — Наверное, тебе жаль уезжать, ты здесь так легко выигрывал.
Пи Ай осторожно точил свой нож о каблук сапога. Хотя они здесь были в полной безопасности, Пи уже начал сниться тот огромный индеец, который преследовал его во сне долгие годы. Сны были такими страшными, что он начал спать с ножом в руке, чтобы привыкнуть до того времени, когда они попадут в индейские края. В связи с этой мерой предосторожности у молодых ковбоев, в чьи обязанности входило будить Пи на ночную смену, возникли некоторые проблемы. Они боялись, что он может их прирезать. Особенно беспокоился Джаспер Фант. Джаспер вообще был чу ток к опасности. Обычно он предпочитал будить Пи, пиная его ногой, хотя даже такой способ не был полностью безопасен — Пи отличался высоким ростом и вполне мог успеть вскочить и сделать рывок. Посему Джаспер решил, что лучше всего кидать в него небольшими камушками, хотя другие ковбои отнеслись презрительно к такой осторожности.
— Я бы не хотел пропустить твои разговоры, Гас, — сказал Пи, хотя с ходу он вряд ли вспомнил бы хоть что-нибудь из того, что все эти годы говорил Гас. Что он хорошо помнил, так это то, как вечер за вечером дремал под звук голоса Гаса.
— Я готов двигаться, если мы вообще собираемся сниматься с места, — заявил Гас. — У нас скота на пять ранчо хватит.
Калл знал, что он прав, но ему трудно было отказаться от искушения еще раз сделать набег на Мексику и пригнать еще немного скота. Сейчас, когда Педро Флорес умер, это было проще пареной репы.
— Жаль, что ты такой независимый, Джейк, — про говорил Август. — Если бы ты поехал с нами, ты бы еще успел стать крупным животноводом.
— Нет уж, лучше буду бедным, чем стану глотать эту пыль, — возразил Джейк, вставая. Лори тоже встала. Она чувствовала, что возвращается молчание. Все эти мужики, которые следили за ней, причем делали вид, что смотрят в другую сторону, были причиной его возвращения. Только некоторые осмеливались смотреть прямо на нее. Большинство делали это исподтишка. Среди них она чувствовала себя хуже, чем в салуне, где у нее по крайней мере была отдельная комната. В лагере ей только и оставалось, что сидеть и безучастно слушать разговоры.
— Надеюсь, нам удастся разбить лагерь где-нибудь повыше, — предположил Джейк. — Не хотелось бы устраиваться по ветру от этих вонючих животных.
— Господи, Джейк, если ты такой нежный, то шел бы лучше в парикмахеры, — развеселился Август. — Там можно целый день нюхать помаду для волос и туалетную воду, никаких тебе неприятных запахов. — Он подошел и помог Лорене сесть на лошадь. Гнедая ко была нервничала и косила глазом.
— Может, еще и пойду в парикмахеры. — Джейк разозлился, что Гас снова помог Лорене. Придется ей научиться самой садиться на лошадь, ведь впереди тысячи миль пути.
— Надеюсь, вы вернетесь к завтраку, — пригласил Август. — Мы завтракаем за час до восхода. Как ты помнишь, Вудроу Калл обожает длинный рабочий день.
— Кстати, мы собираемся заказывать завтрак в гостинице, пусть присылают, — саркастически заметил Джейк, пришпоривая лошадь.
Калл раздраженно следил за их отъездом. Август за метил это и хмыкнул.
— Даже ты не можешь помешать случаться неприятным вещам, — произнес он. — Джейка до определенного предела можно контролировать. А Лори — женщина. Ее вообще нельзя контролировать.
