мои старые мысли и догадки.
Я давно хотела увидеть тех людей, которые воспитали такого замечательного сына, и я поняла, почему он вырос именно таким. Он жил в любви, согласии, внимании и ласке. Они поддерживают его во всем, это видно во всех движениях, во всех взглядах, в разговорах. Мне даже по-доброму немного завидно, потому что у меня такого практически никогда не было. Отец в целом был не лучшим человеком, а мама была на моей стороне чаще при чужих людях, а дома всегда находила за что уколоть меня. Семья Ярослава меня вообще никогда не любила, будучи уверенными, что я вышла за их сына только из-за денег.
Но тут появился Антон. Сам солнышко ясное в моих темных днях, так еще и с семьей такой прекрасной, в которой тепло и уютно, как у себя дома.
Поздно вечером мы собираемся домой. Матвей уже очень устал, потому что Ирина Викторовна и Антон играли с ним во все, что только возможно, да и вообще на улице уже почти ночь, а нам еще нужно доехать, у моих мужчин завтра сложные тренировки, нужно хорошо выспаться.
Когда мы собираемся, звонит телефон, и у меня холодеет все внутри, стоит мне увидеть на экране имя бывшего. Я не блокирую его, потому что это просто бессмысленно…
Незаметно проскальзываю за дверь и опираюсь на перила уличной веранды, с новым страхом поднимая трубку. Черт… я не хочу знать, что он мне скажет. Я не хочу.
– Да?
– Олечка, милая, ты берешь трубку слишком долго, – говорит тот, кого я когда-то считала хорошим человеком и замечательным отцом, – но ты ждала меня, признайся? У меня для тебя новость. На днях тебе придет повестка в суд. Будь добра не игнорировать ее, хорошо? Меня нельзя игнорировать, и ты это знаешь.
– Какой суд? – у меня холодеет все внутри. – Что ты несешь?
– Я подумал, что Матвею будет лучше, если он будет жить со мной, – отвечает Ярослав, и я падаю в рядом стоящее кресло, не веря своим ушам.
– Ты… что?
– Ну сама посуди! Квартиры у тебя нет, живешь ты на съемном жилье, машины нет, график работы такой, что тебе приходится таскать ребенка с собой. Более того, на тебе огромный долг, больше чем в полмиллиона рублей, и поверь, для суда я достану людей, которые подтвердят этот факт. Ты мать-одиночка, у которой ничего нет, Олечка, суд встанет на мою сторону при любом раскладе. Тем более что у меня есть там небольшие связи.
– Что тебе нужно? – рычу, понимая, что ненавижу его всей душой. Всем сердцем.
– Возвращайся ко мне, Оль. Вместе с Матвеем. Вы оба будете счастливы со мной, а если нет… Жди повестку. И помни, что суд этот тебе не выиграть.
Он бросает трубку, а у меня внутри холодеет все. Сердце стучать перестает, легкие в спазме сжимаются, страшно так сильно, что немеют пальцы. За что мне это все?
– Крох, ты в порядке? – выходит Антон, присаживаясь ко мне. Пытаюсь придать себе человеческий вид, но у меня не получается. Мне так страшно…
Качаю головой. Я совершенно не в порядке, я точно не в порядке!
– Поехали домой, пожалуйста, – хриплю, а потом стараюсь взять себя в руки, чтобы попрощаться с прекрасными родителями Антона, и беру за руку Матвея, усаживаясь с ним на заднее сиденье. Боюсь отпустить даже на пару секунд. От одной мысли, что его могут забрать, кровь в жилах стынет.
Что мне делать?..
Глава 34
Антон
Мы едем в абсолютной тишине. Мелкий снова быстро засыпает в машине, и я даже музыку не включаю, потому что не до нее как-то.
Оля пока не делится со мной тем, что произошло, и я не пытаю ее, пока мы в машине с ребенком, но она настолько убитая, что догадаться не сложно: случился пиздец.
Зуб даю, в этом замешан бывший, который еще пару дней назад кидал какие-то тупые угрозы. Интересно, на что ему хватило ума? Он доводит мать своего ребенка собственными руками, думает, что у него кости не ломаются? Я скоро забью на просьбы Оли не лезть к нему и размажу по стенке, потому что уже ни в какие рамки не лезет происходящее. Оле плохо, мне не лучше, Матвей все чувствует, волнуется.
А Оля молчит, даже не плачет, только пустым взглядом в окно смотрит, как будто у нее душу вырвали и она не чувствует ни хера, и держит спящего Матвея за руку.
Приезжаем к ней, я снова отношу Матвея в кровать, и он снова не просыпается, что мне только на руку.
Оля стоит у окна на кухне, подхожу к ней сзади, обнимаю за талию крепко, прижимаю к себе и чувствую, как она дрожит. Мы стоим так минуты две, а потом до слуха доносится всхлип. Ну твою мать.
– Оль, – разворачиваю ее и заглядываю в глаза полные слез, глажу пальцами щеки, – что произошло?
– Я не знаю, как даже воспроизвести это все, – ее голос хрипит, сама она трясется еще сильнее, чем минутой ранее, кусает губы и заламывает пальцы, так сильно нервничает. – Вообще не понимаю, как рассказать тебе.
– Если не доверяешь мне, Оль, то…
– Звонил Ярослав, – прерывает она мою фразу, взглянув хмуро. Доверяет, видимо. Уже хорошо. – Он сказал, что хочет забрать у меня Матвея. – Голос Оли срывается, она всхлипывает и закрывает лицо ладонями, пытаясь дышать глубоко и не плакать. Твою мать. Просто твою, сука, мать. Что он себе возомнил?! – Сказал, что на днях придет повестка в суд и что мне его точно не выиграть, потому что мать-одиночка без жилья, транспорта и с огромным долгом явно неприоритетный родитель на фоне обеспеченного Давыдова.
Я не понимаю, что чувствую, но среди миллиона эмоций явно преобладает злость. Я злюсь на мудака Ярослава за то, что он ведет себя так со своим ребенком и его матерью, и злюсь на Олю за то, что когда-то давно дала ему второй шанс, позволив почувствовать вседозволенность.
Беру руки Оли в свои и сжимаю крепко ледяные пальцы. Хочу видеть ее лицо. Она старается держаться, но сама чуть не в истерике заходится. Когда я увидел Олю впервые, решил, что она сильная и независимая стерва. На деле она очень ранимая маленькая девочка, которая устала от всех проблем.
– Оль, тихо, не рыдай! Кто ему отдаст его? Ты мать, Матвей тебя любит, его никто не заберет, слышишь?
– У него
