Гвидо приказал трубить отход.
Войско крестоносцев, отбиваясь от перешедших в наступление сарацин, отошло на большой отлогий холм, где стояла деревня Хаттин, Воды не было. Колодец в деревне опустошили до дна. Те, кому не досталось воды, сосали влажный песок. Враги стояли так близко, что слышны были их голоса.
С наступлением темноты солдаты начали перебегать в лагерь Салах ад-Дина. Глубокой ночью к Салах ад-Дину пришли пять триполийских рыцарей. Не исключено, что они дезертировали с ведома графа Раймунда, на землях которого и шел этот бой. Рыцари рассказали Салах ад-Дину то, что он знал и без них, — положение крестоносцев безнадежно, и состояние их духа столь низко, что достаточно небольшого толчка, чтобы плод упал с дерева. Салах ад-Дин приказал напоить рыцарей и выделить им шатер. Он не питал зла к графу Триполийскому.
На рассвете первыми в лагере поднялись рыцари Рено Шатильонского. Они решили прорваться.
Но опоздали. Салах ад-Дин проснулся раньше. Его люди подожгли вереск, и едкий дым пополз по холму, скрывая суматоху в лагере. Из клубов дыма с криками выскочили рыцари Рено Шатильонского.
Холм был окружен сельджукскими всадниками. Волна рыцарей Рено натолкнулась на них и откатилась обратно, в дым и отчаяние гибели.
Салах ад-Дин поднял саблю, подавая своему войску сигнал к битве. Сжимая кольцо, ринулись на холм всадники. Желтые знамена Салах ад-Дина плыли над голубым дымом, стремясь туда, где вокруг шатра короля Иерусалимского сгрудились стяги рыцарей и орденские знамена: черные с белым крестом — иоаннитов, белые с красным крестом — тамплиеров.
Вдруг в одном месте кольцо сарацин распалось, и сквозь эту брешь вырвались рыцари Раймунда Триполий-ского. Старый граф скакал впереди своего отряда. Вниз по склону холма и дальше по пыльной дороге отряд ушел к Триполи.
Потом графа Раймунда упрекали в том, что он ночью вошел в соглашение с Салах ад-Дином.
Не исключено. Кампания была проиграна, и Раймунд лучше, чем кто-либо другой, понимал это. Возможность соглашения подтверждается и тем, что буквально на следующий день сдались защитники Тивериадской цитадели и семья Раймунда была отпущена.
На холме и вокруг него кипел бой. Пехота была отрезана от рыцарей, и напрасно король Гвидо слал гонцов с требованием, чтобы пехотипцы спешили на выручку Святому кресту. Центр боя находился в районе королевского шатра и Святого креста, который сторожили иоанниты и служки епископов.
Пехотные отряды один за другим сдавались в плен. Затем наступила очередь короля.
День еще не успел разгореться, как христианская армия перестала существовать. Арабский историк говорит, что у мусульман не хватило веревок, чтобы связать всех пленных. Их было так много, что цены на рабов резко упали; одного из рыцарей хозяин обменял на пару сапог.
Епископы погибли. Святой крест был захвачен, и дальнейшая его судьба неизвестна. Правда, через несколько лет в Акке объявился рыцарь, который утверждал, что сам закопал крест на том холме. Была снаряжена целая экспедиция. Копали три дня, по креста не нашли.
Кроме Раймунда прорвался только барон Ибелин. Этот рыцарь, в истории крестовых походов малоизвестный, пользовался почему-то доверием Салах ад-Дина. Может быть, потому, что был женат на вдове иерусалимского короля Амори, племяннице византийского императора.
Покрытых пылью, осунувшихся пленников привели в шатер к Салах ад-Дину.
Султан встретил их, не поднимаясь с подушек. Он внимательно оглядел группу рыцарей, стоявших на ковре. Впереди — король Иерусалимский, за ним — великий магистр тамплиеров, коннетабль королевства, маршал Иерусалимский, командоры иоаннитов, бароны — весь цвет крестоносного рыцарства.
Салах ад-Дин не таил своего торжества.
Он приказал принести шербет и, поднявшись, протянул чашу иерусалимскому королю. Тот, отпив, передал чашу Рено Шатильонскому, стоявшему рядом.
Увидев, что Рено пьет шербет, Салах ад-Дин сказал:
— Пей, это твой последний в жизни глоток.
Рено вздрогнул, но преодолел страх и протянул чашу магистру тамплиеров.
— Отойди в сторону, — сказал Салах ад-Дин.
Рено остался стоять на месте, но все остальные пленники отступили от него как от зачумленного. Все знали, что произойдет.
Салах ад-Дин обнажил саблю. Затем произнес:
— Я подарю тебе жизнь, если ты раскаешься и примешь ислам.
Рено посмотрел на своих спутников. Те отвели глаза.
— Нет, — сказал Рено.
Салах ад-Дин ударил его саблей.
Рено упал. Подбежали стражи и отрубили ему голову. Потом ее возили по городам султаната.
После этого Салах ад-Дин велел отвести всех пленников в тюрьму. Им предстояло там находиться до тех пор, пока за них не будет заплачен выкуп.
Исключение было сделало только для тамплиеров и иоаннитов. Их было более двухсот. Салах ад-Дин сказал, что рыцари-монахи так же ужасны, как ассасины. Только это христианские ассасины — убийцы без чести, которым не следует жить на Земле. У Салах ад-Дина были свои счеты с ассасинами: на него несколько раз устраивались покушения. И все тамплиеры и иоанниты были казнены.
Тивериадская битва (или битва при Хаттине) прозвучала похоронным звоном для латинских государств. Проигранная ставка на генеральное сражение привела к тому, что в городах побережья не оказалось гарнизонов, не было рыцарей и баронов, которые могли бы возглавить оборону. Могучие крепостные степы были скорлупой пустых орехов. А так как население приморских городов (в отличие от Иерусалима, в котором жило несколько десятков тысяч христиан) было в основном мусульманским, то переход власти к наместникам Салах ад-Дина ничем не грозил ремесленникам и торговцам Яффы, Бейрута, Иерихона, Кесарии и других городов.
В течение нескольких недель отряды мусульман подавили сопротивление городов. К осени 1187 года в руках крестоносцев остались лишь Иерусалим, Тир, Аскалон и Триполи. Легкость, с которой рушился крестоносный мир, была ошеломляющей. Беглецы из городов — семьи рыцарей, священники, купцы не могли пробиться к Иерусалиму. С августа Иерусалим был отрезан от побережья и блокирован.
Со дня на день должен был пасть Тир — уже шли переговоры о его сдаче. Но неожиданно для Салах ад-Дина и для отчаявшихся защитников города в море появились паруса: во главе небольшой эскадры с сотней византийских лучников и несколькими рыцарями, прорвав блокаду, в Тир прибыл Конрад Монферратский.
Могущественная семья маркграфов, а впоследствии герцогов Монферратских владела землями в Северной Италии. Семья была немецко-итальянской и занимала в Священной Римской империи завидное положение. Отец Конрада, Вильгельм, много лет прожил в Иерусалиме, старший брат, тоже Вильгельм, был первым мужем королевы Сибиллы. Он умер в 1177 году. По знатности Монферраты не уступали никому в латинских государствах. Сам Конрад, рыцарь в расцвете сил, был талантливым полководцем, человеком независимым и властным. Последние годы он жил в Константинополе и был кесарем Византийской империи (командующим армией). Испортив отношения с византийцами, он покинул Константинополь и отплыл на юг.
Появление Конрада изменило положение дел в Тире. Конрад быстро наладил оборону. Штурм, который предприняли сарацины, провалился. Известие о том, что Тир держится и что Салах ад-Дин бессилен победить Конрада Монферратского, распространялось по Святой земле, вселяя надежду в поредевшие ряды крестоносцев. Отказался сдаться Триполи, хотя вернувшийся туда усталый и разочарованный Раймунд Тринолийский был при смерти. Обороной руководила прибывшая из Тивериады жена графа.
Встревоженный Салах ад-Дин спешил сокрушить Тир, прежде чем ударить по Иерусалиму. Ему хотелось обеспечить полную блокаду Иерусалима.
Иерусалим, как мог, готовился к обороне. Но оборонять его было некому. Войска ушли вместе с королем под Тивериаду, и ни один из рыцарей не вернулся. Правда, в город стекалось множество жителей из окрестных мест, разоренных Салах ад-Дином, но как воины они никуда не годились, и не было ни одного командира, который мог бы взять на себя руководство обороной города.
Барон Ибелин обратился к Салах ад-Дину с просьбой дать ему пропуск в осажденный Иерусалим, чтобы вывести оттуда жену и детей. Салах ад-Дин такой пропуск дал, но взял с рыцаря слово, что тот проведет в Иерусалиме лишь одну ночь.
Когда Ибелин приехал в Иерусалим, к нему бросились горожане во главе с патриархом. Они умоляли его остаться в городе и возглавить оборону. Ибелин стал отказываться, ссылаясь на честное слово, но патриарх Ираклий сурово ответил ему, что держать клятву, данную «неверному», куда греховнее, чем нарушить ее ради святого дела. И Ибелин сдался.
Христиане Иерусалима во главе с патриархом и епископами присягнули Ибелину, возложили на него корону и дали титул Спасителя веры.
