худенькая, лет 17-ти. Как она кричала.
— У тебя ничего не получится! — сказал я.
Ваджих уединился с ней, попыхтел, спустя время немка пулей вылетела оттуда, а араб, подойдя, недобро уставился на меня.
— Ты меня сглазил! — заявил он и стал вдумчиво пинать.
Я пытался закрываться, но, по-моему, он переломал мне ребра, чувствовался большой опыт избиения лежачих. Когда он устал, я поднял окровавленное лицо и спросил:
— Какая нога больше устала? Правая?
Он выругался и ушел.
На следующий день пришел Забир, старый аксакал с козлиной бородой, отец Ваджиха, достал кривой пчах и пригрозил зарезать.
— Моего сына парализовало, — причитал он. — У него отнялась правая сторона.
— Про стояк тоже придется забыть! — дополнил я.
Забир затрясся, уронил нож и грохнулся на колени:
— Спаси моего сына, великий колдун! Он у меня один остался, 8 сыновей пало на войне. Мне нужны наследники!
— Не 8, а семь! — поправил я.
— Мой сын в плену, я так и знал! — обрадованно закричал аксакал.
Я не стал омрачать его радость тем, что пали все 8, но один из них был ему не родной, а от младшего брата Али.
Забир целовал мне ноги и просил вылечить его сына. Я представления не имел, как его лечить. По большому счету, я даже не знал, на каких принципах произошел паралич. Сложно помочь кому-либо, если даже про себя знаешь не слишком много.
Саму Катастрофу я не помню. Помню лишь Ощущение Катастрофы. Я не знаю, какова моя миссия. От нее уцелели лишь разрозненные понятия: сингулярный реактор, дублер, авария накопителя. Я не знаю, какое отношение все это имеет ко мне, одновременно у меня создается ощущение, что меня ведут, меня направляют.
Забир сказал, что негоже колдуну жить в сральнике и пригласил к себе, я отказался. Ага. Старик вернулся через полчаса со всем семейством-снохи, внуки, дочери, многоюродные родственники, все опустились передо мной на колени и запричитали. Я вынужден был уступить. Они, не поднимаясь, ползли передо мной. Я словно вел небольшой караван. Странное дело, я не обратил внимание, сколько их было вначале, но вскоре куча ползущих и причитающих увеличилась в геометрической прогрессии. Своим сопровождением я как бы разрезал толпу надвое. Впереди все разбегались или наоборот присоединялись к процессии. Вскоре передо мной переваливалась куча не менее чем в тысячу задов.
Толпы народа впереди расступились окончательно, открывая вид на горстку людей, в которых с трудом можно было опознать солдат. Окровавленный человек в исступлении кинулся целовать мне ноги.
— Алозио, встань! — приказал я.
— Великий Лука! — крикнул он в ответ, и словно волны пошли по толпе.
Передние ряды опустились на колени, затем следующие и так до самого конца.
— О, великий, веди нас! — со всех сторон ползли, тянули руки, и я понял, что, если я сейчас не двинусь с места и действительно их никуда не поведу, меня банальным образом затопчут.
Аэропорт. Штаб обороны.
— Что происходит? — генерал Кенинг уставился вниз через панорамное окно, волею судьбы ему было суждено увидеть свой крах из первого ряда.
Тысячи людей выдавливались из здания аэропорта. Людское море легко, не заметив, смяло оцепление и затопило летное поле. Показался танк, щитов которого не просматривалось из-за облепивших его людей. Кенинг словно видел ужастик про зомби.
Захватив технику, мигранты сталкивали самолеты на газоны, освобождая взлетно-посадочные полосы. Бросая оружие, солдаты разбегались, со многих содрали даже форму. Из горящей смотровой башни выпрыгивали человеческие фигурки минометчиков, все это смотрелось как в мультфильме.
Над вакханалией крутились вертолеты с логотипами RTL, VOX, ZDF, и других крупных телекомпаний, передающих репортажи напрямую на федеральные каналы.
— На прямой связи герр министр обороны! — доложил заместитель Зиверс.
Едва Кенинг взял трубку, из нее донеслось змеиное шипение и орлиный клекот одновременно.
— Что вы себе позволяете, генерал? — изгалялась Петра. — Ваш позор транслируют все ведущие телеканалы Европы!
— Герр министр, разрешите применить силу согласно устава НАТО.
— Ты совсем спятил, старый осел! Погоны на стол мне положишь, идиот! Прикажи своим солдафонам немедленно покинуть аэропорт во избежание дальнейших жертв среди гражданских!
— Но если я уберу людей, русские высадятся и до Берлина как на параде дойдут!
— Это не твоя забота, шайзе ты такая! Ты слышал приказ, шайскерль, пиммель и полный ты шванлутчер!
«Прошло немного времени, как немцы ушли, услышали люди шум и испугались, на что Великий Лука сказал не бояться:
— Это Ил-76-ые! — сказал Великий. — Русские пришли!
И встал он впереди людей, и десантники в полосатых рубахах не тронули его и не тронули людей. Так и было. Истинно. Аминь». Новейший Завет.
12. Прятки
Отель ле Клери. Париж. Бульвар Бель Нувель,13. 85 год Конфликта
Вершинин в своем убогом номере пил горькую. От невеселых дум его отвлек шум спускаемой воды в унитазе. Вышел, застегивая штаны, Вальжан.
— Бухаешь, Палыч? Жрешь водку в одно горло? — спросил он по-русски.
— Водка дорогая нынче, это виски!
Вальжан милостиво разрешил налить и ему.
— Я так понял, это фиаско? — дипломатично поинтересовался Вальжан.
— Можно сказать и так.
День был потрачен впустую. В доме, где нашли трупы Мурзы и других бандитов все тщательно обыскали, но Илья Стадник исчез, словно снеговик жарким летом.
— Соскучился по зиме и снегу, — признался Вальжан. — Целый год в Европе болтаюсь, надоели дождь и слякоть. Знаешь, раньше я любил слушать, как снег хрустит под ногами. По пути в школу делаю шаг и замру-слушаю. С тех пор я немного износился, а снег хрустит все также.
— Сашка любил в снегу валяться, — неожиданно признался Вершинин.
Они посидели молча, потягивая виски.
— Палыч, я хотел тебя предупредить, если у тебя все получится с Сашкой, не спеши его афишировать, особенно перед нашими.
— Ты сказал «если»! — с надрывом произнес Вершинин.
Вальжан проигнорировал новую интонацию и едва не поплатился, получив бутылкой по голове. Опытному эксу легко удалось вырвать орудие из рук кабинетного работника.
— Как ты мог? Меня бутылкой?
— Она же пустая. Мы все выпили.
— Это тебя не оправдывает, а если оправдывает, то в самой незначительной мере! У меня башка и так пострадала. Меня сам Козлофф бил!
— Козлофф?
— Ну или я его. Не важно. Главное, башка пострадала.
— Судя по всему, клевый у тебя удар. Ты лучше поясни, почему ты сказал «если». Ты считаешь у меня нет ни единого шанса?
— Я этого не говорил!
— Тогда почему сказал, если у тебя получится? Кстати, почему я не должен ничего афишировать? Ведь это грандиозный успех. Пантанал все время кого-то убивал, он и был создан для убийства, а тут вдруг оживил человека!
— Для кого успех,
