— Пни меня в голень еще раз, и я отшлепаю тебя сильнее, чем прошлой ночью.
Я подпрыгиваю от его внезапного предупреждения, прорезающего тишину. Когда я ничего не отвечаю, он приоткрывает глаз и сонно ухмыляется.
— Ладно, ладно, ты просто снова любуешься видом.
— Нет, не любуюсь, — неправда, ещё как любуюсь. — Я думаю.
— Голова не болит?
— Заткнись.
Ямочки на его щеках становятся глубже, и он проводит большой рукой по щеке.
— Хорошо, о чем ты думаешь?
— Знаешь, как странно, что ты теперь мой парень.
Он хмурится, напрягая челюсть.
— Ты пытаешься вывести меня из себя до девяти утра?
Я смеюсь, опуская голову на его бицепс и прижимаясь к нему. Мы провели День Святого Валентина в пентхаусе отеля Visconti Grand, а уже на следующий день вернулись на яхту. Но несмотря на то, что Раф сказал о том, что хочет, чтобы вся моя украденная одежда висела рядом с его и чтобы в каждой комнате горели мои девчачьи свечи, ему этого недостаточно. Он также хочет надеть бриллиант мне на палец.
Несколько минут я изучаю, как поднимается и опускается его грудь, наблюдаю, как танцует змейка на шее, как оживают игральные карты на его прессе. Охваченная внезапным желанием нарушить его покой, я провожу линию вниз по его животу к темным волосам ниже пупка.
Он напрягается от моего прикосновения.
— Куда направляется эта рука, Куинни? — шепчет он мне в волосы.
В ответ я обхватываю его теплую тяжесть, медленно массируя его по всей длине, пока он не твердеет в моей ладони. Раф одобрительно хмыкает и откидывает голову на подушку.
Моя рука скользит вверх-вниз по его эрекции, у меня слюнки текут, когда я зачарованно смотрю на него. В холодном свете дня он выглядит огромным. Неудивительно, что моя киска хронически болит. Когда я опускаюсь к его основанию, его часы сдвигаются на моем запястье, обнажая бриллиантовый теннисный браслет.
Тихий стон срывается с его губ, и он наклоняется, чтобы дотронуться до него.
— Красивый браслет, он новый?
Я поднимаю глаза и встречаю его пристальный взгляд из-под полуприкрытых век.
— Да, и он был очень дорогим.
Он прижимается к моей ладони, его пальцы впиваются в мое бедро.
— Блять, кажется, я наконец-то нашел фетиш: ты, тратящая все мои деньги. Этому должно быть какое-то название, верно?
Я смеюсь, проводя большим пальцем по блестящей головке, наслаждаясь тем, как его тело содрогается подо мной.
— У тебя уже есть фетиш.
— Да?
— Угу. Фетиш на трусики.
Он замолкает.
— Ни хрена подобного.
— Да. Ты всегда воруешь мои трусики.
Он разражается сдавленным смехом.
— Ты такая милая, детка, — его рука зарывается в мои волосы и притягивает мой рот к своему. — У меня нет фетиша на трусики, у меня фетиш на «все, что было между ягодицами Пенни».
— Ох, — говорю я, вздрагивая.
Он целует меня, потом целует еще раз, в два раза сильнее. Я вырываюсь из его хватки и снова устраиваюсь на сгибе его руки, дразня его ленивыми поглаживаниями.
Его беспокойное шипение проносится над моим лбом.
— Быстрее.
— Не могу.
— У тебя сломано запястье или что-то в этом роде?
— Нет, я просто не хочу, чтобы ты кончил через шестьдесят секунд.
Я готовлюсь к неизбежному удару. Он быстро и сильно бьет мне по заднице, сопровождая рычанием о том, что я маленькая засранка. Раф переворачивает меня на спину и грубо раздвигает мои бедра, опускаясь между ними. У него растрепанные волосы и опасный взгляд, когда он смотрит на меня сверху.
— Я заставлю тебя кончить через тридцать, как насчет этого?
Дрожь прокатывается от моей головы к киске, где она отдается в моем клиторе в предвкушении.
— Ставлю сто баксов, что ты не сможешь.
— Договорились, — он ловит мое запястье и смотрит на циферблат часов. Когда длинная стрелка доходит до верхней отметки, он ныряет прямо к моему клитору.
Блять.
Он сосет сильно и быстро. Влажный жар, острые покусывания, мышцы спины, напрягающиеся у моих икр. Я виню себя в том, что согласилась на это пари, потому что еще слишком рано трезво мыслить. Мне следовало бы знать, что едва ли продержусь десять секунд под языком этого мужчины, не говоря уже о тридцати.
Я чувствую себя так, словно мои нервы облили бензином, а рот Рафа — зажженная спичка. Зажмуриваю глаза, пытаясь вспомнить самые скучные книги для чайников, которые когда-либо читала. Это, конечно, выбор между Ремонт автомобилей и Взаимный фонд.
О, нет. Раф проводит языком небрежную дорожку от моего входа до клитора, и внутри меня разливается знакомое жгучее давление. Мои конечности тяжелеют, и, будучи жалкой неудачницей, какой я и являюсь, пытаюсь вывернуться из-под него. Он шипит в ответ и удерживает меня на месте одной рукой, в то время как его другая исчезает между моих бедер.
Он поднимает на меня взгляд.
— Мошенница, — ворчит он, прежде чем ввести в меня два толстых пальца.
О, Боже.
Наслаждение нарастает, разливаясь по всему моему телу и заставляя вибрировать каждую мышцу. По мере того, как оргазм накатывает на меня, кайф омрачается раздражением.
Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на него сверху вниз.
— Пальцы — это мошенничество.
Он слизывает мои соки со своей верхней губы, в глазах пляшут веселые искорки.
— Нет, я просто знаю, как обращаться с этой киской, потому что она моя, — его взгляд снова скользит обратно к ней и искрится мрачным удовлетворением. — Вся моя.
— Не твоя, — бормочу я. Отчасти по привычке, я говорила это почти каждый раз, когда мы трахались, а отчасти потому, что зла на то, что проиграла сотню долларов, а еще даже не завтракала.
Его глаза вспыхивают. Он проводит кончиками пальцев по моим складочкам и обводит мой чувствительный клитор, взгляд снова возвращается ко мне.
— Чья это киска, Пенелопа?
— Не. Твоя... — ахаю я, когда он щипает мой клитор. — Признание под пытками — это не настоящее признание.
— Я приму любое признание, — он снова растягивает меня пальцами. — Чья киска, Пенелопа?
Я сжимаю челюсти и когда долго не отвечаю, он впивается зубами во внутреннюю поверхность моего бедра.
— Зависит от обстоятельств! — я вскрикиваю.
Мышцы его спины напрягаются.
— От каких?
Я с трудом сглатываю, зная, что Раф не оставит это, пока я не выскажу ему свои оговорки, поэтому прочищаю горло, внезапно почувствовав, что мне слишком жарко для морозного мартовского утра.
— Если ты будешь хорошо к ней относиться, — шепчу я.
Он лениво улыбается и нежно целует мой клитор.
— Я всегда хорошо к ней отношусь. Что еще?
— Если ты пообещаешь никогда не покидать ее.
Он хмурится, но удерживается от саркастического замечания. Осознание этого смягчает очертания его спины. Я чувствую себя уязвимо. Неудобно. Нуждающейся. Очевидно, что я больше не говорю о своей киске.
Я задерживаю дыхание, пока Раф медленно поднимается по моему телу и прижимает меня к себе. Он касается губами к моим.
— Обещаю, Куинни. Я здесь навсегда.
Я вздыхаю, обхватывая ногами его бедра и притягивая его ближе.
— Тогда она твоя.
Раф насвистывает, готовя завтрак. Насвистывает. Я с удивлением наблюдаю за ним со своего места за столешницей. На нем только черные боксеры и самодовольная ухмылка, и, может быть, я бы предупредила его о каплях масла, брызгающихся из горячей сковороды, если бы так эгоистично не наслаждалась видом.
Он проскальзывает мимо меня под предлогом того, что хочет достать две тарелки из шкафа, но я знаю его лучше. Неудивительно, что он резко останавливается и просовывает руки мне между бедер.
— Чья это киска?
Мой вздох перерастает в смех. Этот мудак спрашивал меня три раза за тридцать минут, и я надеюсь, что новизна ответа «твоя» скоро пройдет. Когда я наклоняюсь и хватаю его член через боксеры, его челюсть напрягается, а взгляд загорается.
