Пес по-прежнему бормотал угрозы и проклятия: как потом выяснилось, он просто предоставлял мне, как вожаку стаи, наброситься на врага первым. Кроме того, как объяснил Пучок, правила приличия требовали, чтобы он на время скрылся под диваном.
Я решил проявить инициативу первым, не дожидаясь, пока ее проявит тот, кто спрятался в моей спальне.
– Я знаю, что вы там! – крикнул я. – И вызываю полицию!
Такое суровое предупреждение должно было продемонстрировать серьезность моих намерений. Но только тут я спохватился, что телефона под рукой нет. Дело в том, что буквально позавчера я купил беспроводной аппарат и постоянно забывал класть трубку на «базу».
За дверью раздались шаги, и вот она со стуком распахнулась.
– Это ты, Дэйв? – сонным голосом произнесла Линдси. Она была в моей футболке, волосы взъерошены. Впервые за последний год она осталась на ночь в моей «норе», как она ее называла.
Так что ее появление здесь, да еще в такое время, было, в самом деле, чем-то из ряду вон выходящим. Но что шокировало меня еще больше, так это свежая ссадина на ее щеке.
– Если ты собрался ударить меня лампой, – сказала Линдси, – то, по-моему, сначала надо выдернуть штепсель из розетки.
Пес предусмотрительно не оставлял боевой позиции под диваном.
Вот как все произошло. По пути к матери Линдси остановилась на светофоре. По иронии судьбы ее заметила одна из сослуживиц, поехавшая домой за халатом. Я прикусил губу: ведь я же собирался проводить ее. Но что-то остановило меня в последний момент. Наверное, тогда еще я не воспринимал всерьез угрозы Тиббса. Я еще не осознавал, что такой не остановится ни перед чем. Только теперь я начинал понимать, с кем связался.
Вечер был душный, и, несмотря на новый кондиционер, установленный в «Клио», Линдси по привычке ехала с опущенным стеклом. Некто в мотоциклетном шлеме, скрывающем лицо, соскочил со своего «скутера» и ударил ее по лицу, после чего снова вскочил на свою «табуретку» и умчался прежде, чем она успела разглядеть номер.
Она пыталась дозвониться мне, но во время игры я всегда отключаю мобильник, – это одно из неписаных правил покера.
– Прости, – пробормотал я. – Прости. Как же я виноват перед тобой. – Я заключил ее в объятия, чувствуя себя полным идиотом. Сколько можно довольствоваться размышлениями о жизни, когда внешний мир так бесцеремонно хлещет тебя по щекам!
– Мне страшно, Дэвид. Мне так страшно, так страшно, – твердила Линдси, дрожа в моих объятиях.
Под диваном недовольно заворочался пес.
– Так не может больше продолжаться, – простонала Линдси. – Я этого не выдержу. Они убьют меня. Посмотри на свое окно.
Пес вновь закряхтел, точно старик, вылезающий из кровати. Я посмотрел на пол, усыпанный осколками стекла, на кирпич, лежавший на столе, где я оставил его, пытаясь расшифровать послание.
И потом – на ее ссадину. Как я мог так преступно пренебречь ее интересами, занимаясь исключительно собой? Как я мог! Под грузом вины голова моя склонилась, сокрушенно поникла, как у провинившегося пса.
Что же это за люди, так бесцеремонно вторгшиеся в нашу жизнь? С кем мы связались? Я не мог даже вообразить себе особь человеческого происхождения, мужского пола, способную на такое – ударить девушку сквозь открытое окно автомобиля. Это еще надо уметь, надо изловчиться, чтобы нанести удар из такой невыгодной позиции. Видимо, мы имели дело с профессионалами, что бы там ни говорил Мартин.
– Тебя надо срочно отвезти к врачу…
– Я уже была в травмпункте. Все в порядке, сказали, кости целы.
Услышав про «кости», пес стал выбираться из-под дивана.
– А, Линдси, – с напускной любезностью вильнул он хвостом, словно Папа Римский, приветливо машущий рукой архиепископу Кентерберийскому, в то же время, делая пальцами другой руки под рясой совсем нехристианский жест.
– Он снова меня облаивает, – пожаловалась Линдси. Вполне понятно, она перенервничала и сейчас все воспринимала как направленную на нее агрессию. Поэтому поучения о том, как следует вести себя с собакой, я решил оставить до более подходящего момента.
– Да он просто приветствует тебя.
Пес кротко улыбнулся, подтверждая мои слова.
– Вот он снова оскалился, – с тревогой заметила Линдси.
– У него просто зуд, – успокоил я. – Пучок, зайди на минутку в спальню, хорошо?
– С удовольствием, – откликнулся Пучок. Проходя мимо Линдси, он задержался на ней взором, как полисмен, который увидел за рулем новенького БМВ семнадцатилетнего водителя.
Я принес Линдси бокал вина и усадил ее на диван, нежно обнимая и убаюкивая, ограждая от тревог внешнего, дикого и безумного мира.
– А у тебя здорово поменялась обстановка, – заметила она. – Теперь к тебе можно заходить почаще. Если еще будет что-нибудь в холодильнике.
Вот еще за что я любил Линдси – за ее жизнерадостность и способность моментально переходить от безрадостных мыслей к оптимизму. Что бы ни выкинула судьба, она всегда найдет в себе силы отбросить это.
– Да, в последнее время, знаешь ли, появилась возможность заняться квартирой, – сказал я, чувствуя, как расту в ее глазах, вполне возможно приближаясь к идеалу домохозяина.
Она обвела оценивающим взглядом мою убогую обстановку, отмечая в ней новые предметы: ковер, торшер, сервировочный столик с бокалами.
– Похоже, ты всерьез занялся квартирой, вкладываешь в нее деньги. Теперь она становится более привлекательной для покупателей.
– Ну, еще бы, – отозвался я, нежно сжимая ее в объятиях. – Не забывай, я же агент по недвижимости. А с чего это ты решила, что я собираюсь продавать квартиру?
Неужели за ее словами скрывалось предположение, что мне пора переезжать к ней? У меня прямо дух захватило от предвкушения сладкого ужаса грядущих перемен.
– Ну… – сказала она с неопределенным вздохом, – сейчас все равно рано об этом говорить, пока все не уляжется, правда?
– Нет.
Я не мог думать о переезде сейчас. Я был уверен, что мой план с оттягиванием чартерстоунской продажи сработает, но не надеялся, что Линдси захочет слышать о нем.
– Ты же сделаешь то, чего они от тебя хотят? – спросила она, повернувшись ко мне той стороной лица, где алела свежая ссадина. Я не мог сказать ни «да», ни «нет».
– Пока я не вижу другого пути, – уклончиво выразился я. Лгать нехорошо, но подобная уклончивая ложь все же лучше явной. Я не мог обещать ей, что капитулирую, в то самое время, когда собирался, открыто принять бой.
– О боже, – с улыбкой произнесла она. Я был удостоен поцелуя. – Пойдем спать.
Я помог ей подняться, и рука об руку мы направились в спальню, ни дать ни взять – счастливые молодожены, отвалившиеся от свадебного стола. С поцелуем уложив ее в постель, я отправился чистить зубы.
