– Что вам угодно? – спросил он холодно. – Кто вы?
– Я Каролина Альбрехт, дочь профессора Дитера Рудольфа, – сказала она. – Может быть, вы меня помните?
Пожилой мужчина изучающе посмотрел на нее, но потом на его морщинистом лице появилось выражение, означающее, что он узнал ее.
– Конечно. Маленькая Каролина. – Герке слегка улыбнулся и протянул ей худую руку со старческими пятнами. – Прошло столько времени.
Он шире раскрыл дверь и сделал приглашающее движение рукой.
– Явно больше двадцати лет, – подтвердила Каролина.
– Раздевайся и проходи, – сказал он приветливо.
Она сняла пальто и повесила его на гардеробную вешалку, потом прошла за ним по коридору в небольшую гостиную.
– Я пришла не из простой вежливости, – сказала она, расположившись в неудобном кресле. – Мою мать убили. И сделал это тот же самый стрелок, который застрелил вашего сына.
– Я знаю. – Фриц Герке тоже сел, прислонив свою трость к спинке кресла. – Знаю. Мне очень жаль. Она была чудесной женщиной.
Каролина сглотнула воображаему слюну.
– Я… я все это не могу понять, – сказала она сдавленным голосом. – Мне бы хотелось выяснить, почему мама должна была умереть.
– К сожалению, часто нет никаких объяснений, – ответил Герке. – Иногда что-то приходится принимать как данность, как бы тяжело это ни было. Макс – это все, что у меня оставалось. Он просто оказался в роковой час в роковом месте.
Каролина удивленно посмотрела на старика. Он что, не читал газеты? Разве полиция ничего не рассказывала ему о предполагаемых причинах убийств? Или, может быть, Герке слегка помешался?
– Но это не так, – возразила ему Каролина. – Этот тип не просто без разбора стреляет в этом районе. Полиция считает, что все убийства связаны со смертью женщины по имени Кирстен Штадлер, случившейся десять лет назад. Мой отец сказал мне, что ее тогда доставили во Франкфуртскую клинику неотложной помощи с кровоизлиянием в мозг, и после того как было заявлено, что у нее наступила смерть мозга, она стала донором органов. Убийца после каждого преступления отправлял в полицию извещение о смерти, в котором давал объяснение случившегося. Моего отца он упрекал в том, что он виновен в смерти людей из жадности и тщеславия, поэтому мама должна была тоже умереть.
Фриц Герке смотрел на нее как загипнотизированный.
– Пожалуйста, господин Герке, скажите мне, что произошло десять лет назад, если вам это известно, – попросила Каролина. – Мой отец утверждает, что все было обычным рутинным делом, но я не верю этому.
Она с испугом увидела, как на глазах у старика выступили слезы. Герке сглотнул, пытаясь взять себя в руки и подыскивая нужные слова.
– В отношении Максимилиана… тоже было такое извещение? – прохрипел он. В его водянистых глазах стоял испуг.
– Да. – Каролина помедлила, но потом открыла сумку, вынула из нее копию извещения и протянула Герке. Он секунду колебался, потом взял листок и прочитал текст.
«Максимилиан Герке должен был умереть, потому что его отец виновен в попустительстве смерти человека и подкупе».
Старик побледнел и издал страдальческий звук. Его руки сильно дрожали.
– Я могу это оставить у себя? – прошептал он.
Каролина подавленно кивнула.
Герке потребовалось мгновенье, чтобы прийти в себя.
– Максимилиану было пересажено сердце фрау Штадлер, – сказал он хриплым голосом, и Каролина не поверила собственным ушам. Как мог отец не сказать ей об этом? – Ему было очень тяжело смириться с тем, что другой человек должен умереть, чтобы он мог жить дальше. Я… я был всего лишь рад, что его удалось излечить.
– Да, но… почему его потом застрелили? – Эта новость ее совершенно сбила с толку.
– Мы делали то, что считали правильным. Мы все, – сказал Фриц Герке надтреснутым голосом. – За это мы сейчас расплачиваемся.
– Моя мать заплатила за то, в чем не было ее вины, – возразила Каролина. – Так же, как и ваш сын! Понимаете, господин Герке, я бы очень хотела поверить, что мой отец не имеет никакого отношения к убийству моей матери, но если это так, то… то я никогда не смогла бы простить ему это.
Ее голос сорвался, она на секунду сжала губы и покачала головой.
Герке взял свою трость и с трудом поднялся. Он подошел к окну и посмотрел в туманные сумерки.
– Я думаю, тебе сейчас лучше уйти, – сказал он тихо.
Каролина взяла свою сумку.
– Извините, мне очень жаль. Я не хотела, чтобы вы…
– Ничего, – прервал ее мужчина, подняв руку. – Я очень тебе благодарен. Теперь меня, по крайней мере, больше не будет мучить вопрос, почему мой сын умер таким образом.
Она посмотрела на него и поняла, что он имел в виду. Как ни горька была правда, но она почувствовала облегчение, когда Фабер показал ей извещение о смерти. Но между Фрицем Герке и ею была все же разница, и она искренне надеялась, что пожилого мужчину это не сломает: упрек киллера предназначался ему, равно как и Ренате Роледер и ее отцу. Герке должен знать, правда это или безумная идея психопата.
* * *
Ночь в одиночной камере в полицейской тюрьме что-то меняет в человеке, который не привык быть под арестом и в одиночестве. Неожиданная изоляция и чувство бессилия, возникавшее, когда дверь камеры захлопывалась с металлическим лязгом, редко для кого проходили бесследно. Эрик Штадлер нервничал. Он не особенно хорошо спал. Пия часто проводила допросы в собственном кабинете, чтобы создать спокойную атмосферу, в которой обвиняемый мог почувствовать к ней доверие. На обучении и семинарах она изучила самые разные тактики ведения допроса и знала, как и какими методами можно было разговорить своего визави, ведь очень важно, чтобы обвиняемые заговорили. Довольно часто они лгали, и чем больше они говорили, тем больше запутывались в своей лжи, особенно находясь в состоянии стресса. Но Эрика Штадлера Пия распорядилась доставить не к ней в кабинет, а в одно из помещений для допросов, в котором не было окон. В небольшой комнате был только стол со звукозаписывающим аппаратом, три стула, две камеры на потолке и венецианское зеркало, через которое за допросом можно было незаметно наблюдать из соседнего помещения.
– Почему вы меня здесь держите? – спросил Эрик Штадлер после того, как Пия включила записывающий аппарат и внесла в протокол необходимые данные.
– Вы знаете, – ответила она. – Вы вспомнили, что делали в то время, когда были совершены убийства?
– Я же уже вчера это сказал. Я совершал пробежку.
Штадлер очень старался, но ему не удавалось сохранять спокойствие. Сильнейший стресс. Признак ли это его вины?
– Я никого не убивал! Для меня это дело далекого прошлого. Жизнь продолжается, и я хочу жить, жить на свободе.
– Кто этого не хочет? – парировала Пия. – Иногда люди совершают поступки, последствия которых заранее не могут оценить, но неожиданно попадаются, и вернуть уже ничего нельзя.
– Я – никого – не – убивал! – повторил Штадлер с нажимом. – Я совершал пробежку. Я много бегаю. Я занимаюсь спортом, он требует хорошей формы.
– Где вы бегали? Вас кто-нибудь видел, вы с кем-нибудь разговаривали?
– Нет, это я тоже уже говорил! – возмутился мужчина. – Я всегда бегаю в одиночестве. Вряд ли кто-то выдержит мой темп.
– Какие у вас были отношения с сестрой?
– С сестрой?
– Да, – кивнула Пия. – С Хелен, которая в сентябре совершила самоубийство.
– Мы с Хелен всегда хорошо понимали друг дуга, – ответил Эрик Штадлер. – После истории с нашей матерью у нее произошел психический срыв, и она убедила себя в том, что именно она виновата во всем. В последние годы наши отношения стали не такими близкими. У меня была своя фирма, а Хелен училась, и у нее появился друг. Сложилось впечатление, что она выкарабкалась из этой ситуации.
– Почему она лишила себя жизни?
– Я не знаю. Возможно, на самом деле она испытывала совсем иные чувства, чем те, что показывала.
– Вы хорошо знаете жениха сестры?
– Что значит – хорошо? – Штадлер пожал плечами. – Я знал его, в последние годы он постоянно был с ней и не отходил от нее ни на шаг. Где она, там и он.
– Вы к нему хорошо относились?
– Да. Вполне. Он следил за сестрой, заботился о ней. Ей это было необходимо. Раньше это делал мой отец, затем Йенс-Уве.
Завибрировал мобильник Пии. Она посмотрела на дисплей. Хеннинг прислал ей протокол вскрытия Хелен Штадлер!
– О’кей, – сказала она и встала. – Я пришлю коллегу. Покажите ему, пожалуйста, на карте маршруты ваших пробежек. Позже мы продолжим разговор.
Она кивнула Николя Энгель, которая не сказала ни единого слова, они направились к двери, и Пия постучала, чтобы ей открыли снаружи.
– Минуту! – Штадлер тоже вскочил. – Когда вы меня отпустите?
– Когда я буду убеждена в том, что вы не тот, кто за последние десять дней застрелил четверых, – ответила Пия и вышла.
* * *
Это был не первый протокол вскрытия жертвы, совершившей суицид, бросившись под поезд, который читала Пия, но она всегда не понимала эгоизма самоубийц и испытывала глубокое сочувствие машинисту и сотрудникам добровольной пожарной дружины, которым зачастую приходилось собирать далеко разлетевшиеся фрагменты тела погибшего. Хелен Штадлер недолго думая бросилась на открытом участке вниз с моста прямо на пути городской железной дороги. Ее хрупкое тело – всего 52 кг – было разорвано на множество фрагментов, при этом торс и верхние конечности остались относительно целыми.
