Эрик Штадлер пожал плечами.
– Как обычно. Да, было именно так, – сказал он. – Врачи констатировали смерть мозга. Кровоизлияние в мозг необратимо повредило ствол. Она бы уже никогда не пришла в себя.
– Ваша бабушка рассказала нам, что вы были в бешенстве, когда узнали, что врачи совершенно не заинтересованы в том, чтобы спасти жизнь матери. Они рассматривали ее лишь как возможного донора органов.
– Мне было тогда семнадцать лет! – резко ответил Эрик Штадлер. – Я был в полном шоке. Мать умерла на моих глазах! И я не понимаю, чего вы сейчас от меня хотите. Спустя десять лет! Она умерла!
– Я скажу вам, в чем дело, – сказала Пия. – Там, на улице, кто-то бродит и стреляет в невинных людей, чтобы наказать их родственников за то, что случилось с вашей матерью. Кто-то, кто знает, что произошло на самом деле! Кто-то, кто верит, что вашу мать можно было спасти. Если бы она на самом деле два часа лежала в поле, и когда ее доставили в клинику, у нее уже умер мозг, то это было бы страшным ударом судьбы, в котором никто не был бы повинен. Но все не так!
Тут Эрик Штадлер потерял самообладание. Под постоянно нарастающим давлением от вопросов, которые в течение пятнадцати минут сыпались на него, как пулеметный огонь, он сдался.
– И что, если я вам скажу, что мою мать оставили умирать, потому что была острая потребность в ее органах? – неожиданно прокричал он. – Вы будете считать меня придурком, который спустя десять лет все еще не забыл о смерти матери! Тем, кто рассказывает жуткие истории!
– Нет, не будем, – спокойно возразил Боденштайн. – Но мы найдем и привлечем к ответу тех, кто тогда сделал это и попустительствовал этому. Такой метод мы находим более эффективным, чем убивать невинных жен и детей!
– Вы можете спасти чьи-то жизни, – сказала Пия.
– Я это уже слышал! – Эрик Штадлер цинично рассмеялся. – Именно это сказали тогда моему деду. Подпишите, что вы даете согласие на изъятие органов! Ваша дочь умерла, но она еще может помочь спасти чью-нибудь жизнь. Они по-настоящему растопили сердца бабушки и деда, приводя различные примеры: маленький мальчик будет спасен, если в ближайшие две недели ему пересадят печень, молодая мать троих детей умрет, если в течение недели не получит новую почку. И так далее!
На лбу Штадлера блестели капельки пота. Он тяжело дышал.
– Успокойтесь, – сказал, смягчив тон, Боденштайн. – Мы не хотим бередить старые раны.
– Тем не менее вы это делаете! – ответил Эрик Штадлер. – Я десять лет стараюсь забыть весь этот кошмар. Моя сестра погибла, потому что она не могла продолжать жить с чувством вины, хотя ни в чем не была виновата.
Он замолчал, покачал головой и на секунду закрыл глаза.
– Когда меня отпустят?
– Пока еще об этом речь не идет.
– Когда? Вы не имеете права держать меня без причины дольше двадцати четырех часов!
Боденштайн встал, Пия взяла папку с делом.
– У нас есть причина, – сказал Боденштайн. – Пока у вас нет алиби на время убийств, мы рассматриваем вас как подозреваемого в совершении преступлений, это я сказал еще вчера вечером. Вы имеете право не давать показаний, чтобы не свидетельствовать против себя, и в любой момент можете воспользоваться услугами адвоката.
– Это просто анекдот! – воскликнул взволнованно Штадлер. – Я никого не убивал! Мне не нужен никакой адвокат!
– Напротив. Мне кажется, что он вам как раз нужен. Или предоставьте четыре алиби.
* * *
– Он так и не смог ничего преодолеть, – сказала Пия в коридоре своим коллегам, когда Эрика Штадлера провели мимо них. Она была разочарована, потому что ожидала большего от этого разговора. Чего-то конкретного. Какой-то зацепки, которая говорила бы о том, что Эрик Штадлер и есть «судья».
– Такое невозможно преодолеть, – ответила Ким, которая вместе с доктором Энгель, Катрин, Каем и Джемом следили за допросом из соседней комнаты. – В любом случае он не говорит правду о смерти матери, об этом свидетельствует все его поведение. Исходя из психологического портрета, он мог бы быть преступником, у него есть мотив и возможности.
Пии ничего больше не хотелось слышать об этом чертовом психологическом портрете. Она почти жалела, что втянула сестру в расследование. Что-то они просмотрели. Но что?
– Он что-то от нас утаивает, – констатировала Ким. – Но почему?
– Возможно, потому что это официальная версия, о которой они тогда договорились с клиникой, – предположил Боденштайн. – Поэтому они получили деньги за молчание.
– А Хелен они ничего об этом не сказали, – добавил Кай. – Девушка жила с мыслью о том, что она виновата в смерти матери.
– Осторожно, – предостерег Боденштайн. – Это всего лишь предположение. Мы знаем только то, что во всей истории что-то не так. У кого-то в семье или ее окружении возникло огромное напряжение, которое он сбрасывает.
– Может быть, причина намного банальнее, чем мы предполагаем. – Пия кусала нижнюю губу, пытаясь собрать воедино обрывки проносившихся у нее в голове мыслей.
– Штадлер в любом случае умеет хорошо стрелять, – заметила Катрин.
– Биатлонисты стреляют с расстояния нескольких метров в диск, – сказал Джем с ноткой сомнения в голосе. – Наш снайпер застрелил человека с расстояния почти в километр! Это совершенно другая история!
– Что вы намерены делать? – спросила Николя Энгель. – Отпустить его?
– Не хотелось бы, – ответил Боденштайн. – Но мы не можем его долго задерживать, не имея новых доказательств.
– Тогда найдите доказательства!
– Одним из доказательств является то, что с тех пор, как он находится в камере, нет новых жертв, – сказала Катрин Фахингер.
– Этого недостаточно. – Боденштайн покачал головой. – Мы отпустим его, но позже. Кай, обеспечь слежку. Кроме того, он должен сдать загранпаспорт и ежедневно отмечаться в полицейском участке в Нидерхёхстштадте. Джем и Катрин, поговорите с женой или подругой Штадлера. Я хочу знать, как он вел себя в последнее время, не изменился ли он… Ну, вы знаете.
– Да, мы знаем. – Джем серьезно кивнул.
Каждый ощущал напряжение, которое росло от часа к часу. Втайне они все были готовы к тому, что опять что-то случится – поступит экстренный вызов, и по почте придет пятое извещение о смерти. В коридоре появился дежурный полицейский и направился к ним.
– Там ждет некая фрау Веннинг, которая хочет с вами поговорить, – сказал он Боденштайну. – С ней адвокат.
– Спасибо. Мы сейчас придем, – кивнул Боденштайн и повернулся к Джему и Катрин: – Ваш визит к подруге Штадлера, соответственно, отменяется. Поезжайте во Франкфурт и поговорите с соседями Штадлера. Но перед этим еще раз навестите Патрика Шварцера. Может быть, сегодня он будет в состоянии с вами говорить. Покажите ему извещение о смерти. Нам необходимо установить связь между ним и Кирстен Штадлер.
Собравшиеся в коридоре разошлись, осталась только Пия.
– Что случилось? – спросил Боденштайн.
– Мы задаем не те вопросы, – ответила Пия.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказала. – Она посмотрела на шефа. – Штадлер что-то скрывает, но это необязательно должны быть убийства. Ты помнишь дело Кальтензее, Маркуса Новака и Эларда Кальтензее, профессора?
– Да, конечно. – Боденштайн вопросительно посмотрел на нее. – Какое они имеют к этому отношение?
– Мы подозревали обоих, так как они явно лгали и что-то скрывали, – сказала Пия. – Но они скрывали от нас не убийства, как мы предполагали, а свои тайные отношения. У Эрика Штадлера тоже есть какая-то тайна, которую он ни в коем случае не хочет выдать, но он не «судья».
– Почему ты так уверена?
– Да как тебе… – Пия подняла плечи. – Это всего лишь ощущение. Когда он только что сказал, что уже десять лет пытается все забыть и хочет просто опять вести нормальную жизнь, то он говорил правду. С другой стороны, я тоже думаю, что он должен придерживаться официальной версии событий, которая тогда явно была согласована. Его нервозность объясняется тем, что он боится проболтаться.
Боденштайн наморщил лоб и задумался.
– Возможно, ты права, – проговорил он. – Но почему он рискует попасть под подозрение и оказаться в следственном изоляторе?
– Этому может быть много причин. То, что он скрывает, кажется ему хуже, чем быть подозреваемым в убийстве. Или – и я считаю это наиболее вероятным – он хочет кого-то защитить.
Какое-то время они смотрели друг на друга.
– Сначала Штадлер или его подруга? – спросила Пия.
– Сначала подруга, – ответил Боденштайн.
* * *
Лиз Веннинг, бледная и заметно обеспокоенная, ждала у рамки металлодетектора. Рядом с ней стоял высокий мужчина с усами, в костюме и при галстуке, которого знал каждый сотрудник уголовной полиции в окрестностях Франкфурта. Один только выбор доктора Андерса в качестве адвоката приравнивался к признанию вины, так как защитник по уголовным делам защищал практически исключительно обвиняемых в нашумевших убийствах, благодаря чему его имя мелкало в прессе, и сейчас он, разумеется, не мог упустить дело таунусского снайпера.
