— Может и так. Но тебе не приходило в голову, что хорватам и словенцам, даже кое-кому из так называемых боснийских сербов, возможно, нравится, когда их подавляют, раз этим занимаются драгоценнейшие австрийские эрцгерцоги и жирные католические священники? Вот что я тебе скажу, Прохазка. Сейчас они толкуют о южно-славянском государстве — Югославии или подобной чепухе, но я не поставлю на это и соплей из носа. Мы, сербы, — люди восточные, вроде русских. Что нам делать с мямлящими на латыни хорватами? Нет, наше будущее с востоком: союз всех сербов, а в один прекрасный день, может, и Константинополь, снова возродится империя Стефана Душана [46]. Так-то, Прохазка. Может, однажды ты увидишь, как император Великой Сербии Мирко присутствует на пасхальной службе в Айя-Софии. Что до треклятых хорватов и словенцев, то пусть их примет Австрия. Раз они с Францем-Фердинандом так любят друг друга, то пусть и живут вместе. Он вскоре станет императором в Вене, когда старик наконец-то помрет в своем Шёнбрунне [47], а все хорваты со словенцами будут кланяться, расшаркиваться и натянут национальные костюмы, чтобы отслужить благодарственную мессу, и будут жить счастливо на земле эдельвейсов и картофельного пюре. Что может быть лучше? Долгой жизни императору Францу-Фердинанду! Уж точно не сыскать человека, который желал бы ему более долгого и процветающего правления, чем майор Мирко Драганич!
Рано утром, на третий день после отъезда из Обреницы, мы добрались до границы с Черногорией. Нельзя сказать, что граница между двумя странами как-то выделялась: в этой гористой местности сосновые леса перемежались голыми каменистыми осыпями. Граница, по словам Драганича, шла по маленькой, но быстрой речушке, бегущей по узкой долине. Мы собирались пересечь ее по старому турецкому мосту, откуда ухабистая дорога вела через реку в королевство короля Николы. Мы шли пешком, оставив лошадь и повозку в деревне, где провели ночь. Драганич теперь открыто нес винтовку, перекинув ее через плечо.
В конце концов, это уже почти Черногория, где в лесах водятся волки и медведи, к тому же все знают, что винтовка — это часть черногорского национального костюма. В этом отдаленном, диком и малонаселенном уголке мы не ожидали наткнуться на какие-то препоны при пересечении границы. И потому для нас оказалось настоящим шоком, когда мы спустились по лесу к мосту и увидели, что он перегорожен красно-белым шлагбаумом, и этот шлагбаум охраняет австрийский солдат, вооруженный винтовкой со штыком, в мешковатой пехотной форме и дрожащий от утреннего холода. Он украдкой курил, прикрывая сигарету руками, и даже издали было ясно, насколько он изнывает от скуки, став аж серым, под цвет формы.
— Проклятье, — сквозь зубы выругался Драганич. — На переправе поставили караульного.
— Почему? Думаешь, что-нибудь прознали о нас?
— Нет, похоже, ищут контрабандистов. Тут их полно, особенно с тех пор, как в Австрии увеличили акцизы на табак.
— И что будем делать? Перейдем вброд выше по течению?
— Я бы не стал: там глубже, чем может показаться на первый взгляд, а течение очень быстрое. Нет, думаю, просто уделю нашему австрийскому другу на той стороне немного внимания... — он мрачно усмехнулся в бороду, вытащил нож и проверил большим пальцем лезвие.
— Бога ради, Драганич! Ты же не собираешься...
— А почему бы и нет? Через месяц мы будем воевать с Австрией. Так что если кого-то убьют чуть раньше, какое это имеет значение? Их это лишь заставит усилить бдительность, а мне полезно время от времени потренироваться и перерезать кому-нибудь глотку. Я уже полгода никого не убивал! К тому же, та словенская сволочь заслуживает смерти за то, что позабыла о воинской дисциплине. Был бы он одним из моих людей, я б давно его прирезал... Эй, а это еще что?
Я посмотрел туда. Солдат у моста быстро выбросил сигарету и встал по стойке смирно. По дороге, ведущей к реке, шел офицер. Солдат отдал честь, и они некоторое время разговаривали. Мы слышали голоса, но находились слишком далеко, чтобы я мог разобрать слова.
— Что ж, — сказал Драганич, снимая с плеча винтовку, — двое — значит двое. Гляди в оба, уверен, ты в жизни не видел подобной меткости. Посмотри в бинокль, если угодно. Я просто дождусь, пока они встанут на одной линии, и уложу обоих. Второй будет мертв еще до того, как рухнет первый. На что спорим?
Я отчаянно всмотрелся через бинокль, меня замутило, а Драганич лег на землю и приложил приклад к плечу, потом взвел курок. Медленно, чтобы не шуметь. Офицер стоял к нам спиной. Затем он повернулся, и меня чуть не вывернуло. Это был мой брат Антон.
Глава девятая
По чёрным горам
Майор Драганич склонился к стволу винтовки. Внизу у моста мой брат с солдатом смеялись, не зная, что смерть уже распростерла над ними крылья. Нужно было действовать быстро. С внезапным криком я вскочил и отбил винтовку в сторону, как раз когда Драганич собрался выстрелить. Испуганные Антон с солдатом повернулись. Пока они ныряли в подлесок, мой брат вытащил пистолет, а солдат сдернул с плеча винтовку. Больше я их не видел, потому что теперь пытался спасти свою шкуру, симулируя эпилептический припадок, со стоном катаясь по земле и дёргаясь так можно реалистичней. Драганич пнул меня, схватил за воротник и потащил вглубь леса. Когда мы оказались в безопасности, он прислонил меня к дереву и влепил несколько звонких пощёчин.
— Ради всего святого, кретин! Зачем ты это сделал? Теперь за нами погонится вся австрийская армия!
— Ааа... эээ... Где это я? Что произошло? Всё потемнело...
Некоторое время мы лежали, ожидая погони, но потом поняли, что Антон с солдатом приняли мудрое решение не разбираться с невидимым снайпером самостоятельно, а пошли за помощью. Это означало, что теперь мы могли беспрепятственно пересечь реку по мосту. Как только мы оказались в безопасности на черногорской стороне, я постарался как можно убедительнее объясниться.
— Прости... я нездоров. Всё эти приступы: иногда случаются в моменты сильного нервного напряжения.
Драганич уставился на меня с подозрением.
— Это последний раз, когда я беру тебя с собой на боевую операцию. Будь ты четником, я бы уже тебя пристрелил. Больные не должны играть в солдат.
Если на австрийской стороне формальности с паспортами и таможней проводились поверхностно, то на черногорской вообще не существовали. Королевство Черногория было плодом дипломатической фантазии, а не полноценным государством. Власть короля Николы едва распространялась за стенами его дворца в Цетине, расположенного далеко на юге, в то время как в остальном королевстве люди занимались своим любимым времяпрепровождением — бандитизмом и кровной местью, не встречая препятствий со стороны центральной власти. В Боснии нашим неприятелем были представители закона, но теперь главным врагом станет беззаконие.
