рисовала прекрасных животных. Помимо галстуков (как тот галстук с бородавочником, что не сумел заслужить королевского одобрения) она расписывала изумительные шелковые шарфы, на которых изображала бабочек, голубей, кур, китов, рыб, ракушки, уток, броненосцев (тот шарф купил для своей жены Мэтт Ридли: она родом из Техаса, а броненосец – символ этого штата) – и продавала их, пуская деньги на свои благотворительные проекты. Я знал, что Мириам обычно носит косынку, и предложил Лалле расписать шарф для этой богатой дамы, увлекающейся благотворительностью, в надежде, что это поможет заручиться значительным пожертвованием. Очевидной, хоть и нестандартной, темой были блохи: Мириам не было равных по знаниям об этих ловких маленьких прилипалах. Во много раз увеличенные изображения блох девяти разных видов. Лалла выполнила прекрасную роспись, и я отправил шарф от ее имени, сопроводив описанием благотворительных целей. Наконец пришел ответ Мириам: “Пожалуйста, передайте Вашей жене благодарность и скажите, что я оставлю себе платочек [этот «платочек» был не меньше квадратного метра!], но сообщите ей, что она, к сожалению, недооценила размеры пениса блохи: вам, несомненно, известно, что по соотношению с телом он один из самых крупных в царстве животных”. К письму Мириам были приложены щедрый чек для Денвилл-холла и ее книга по микроанатомии блох с дарственной надписью Лалле: “Вагину кротовой блохи см. на стр. 112”.
Не столь радостные встречи с телевидением
Помимо того, что я был ведущим нескольких документальных передач о науке, я не раз оказывался не “с той” стороны камеры. Перечислять их все в подробностях я здесь не буду. Кроме двух случаев (до которых я дойду позже), где я оказался жертвой монтажа, намеренно вводящего в заблуждение, с наименьшим удовольствием я вспоминаю передачу The Brains Trust[74]. Название и формат были унаследованы от радиопередачи, пользовавшейся заслуженной популярностью в военное время: коллегия из трех человек давала импровизированные ответы на присланные слушателями вопросы, которые зачитывал председатель. Некоторые эксперты менялись каждую неделю, но были и прославленные постоянные участники: Джулиан Хаксли, капитан А. Б. Кэмпбелл и С. Э. М. Джоуд[75]. Когда та, изначальная передача шла по радио, я был ребенком и жил в Африке, но я слушал ее записи: они напоминали об ушедшей эпохе, когда друзья называли друг друга по фамилиям, а голоса на радио скорее ораторствовали, чем беседовали (“Благодарю вас, Кэмпбелл. Однако, Хаксли, а вы как полагаете?”). Телевизионная версия никогда не имела успеха, подобного оригиналу на радио. Теперь я и представить не могу, почему согласился, – но факт остается фактом: я участвовал в трех сериях, и все три были ужасны. Не внушало ничего хорошего уже приветствие председательницы: она выразила изумление тем, что я ученый. Оказалось, она никогда раньше с учеными не встречалась. “В Оксфорде мы звали их «тайными агентами», они ходили на лекции в 9 утра, пока мы все спали”. Дальше – больше: когда в одном из ответов я упомянул Уотсона и Крика, она сказала: “Для наших зрителей не могли бы вы кратко объяснить, кто такие Уотсон и Крик?” Попросила бы она о чем-то таком, если бы я говорил о Вордсворте и Кольридже или о Платоне и Аристотеле? Или даже о Гилберте и Салливане?[76]
Знаменитые пары имен напомнили мне забавную историю, которую рассказывал сам Фрэнсис Крик. Он представил Уотсона кому-то в Кембридже, на что услышал: “Уотсон? Но я думал это вас зовут Уотсон-Крик”. Переходим к очередному отступлению. Мне выпала честь быть знакомым с ними обоими. На ограниченном материале они сумели сделать вывод, имеющий практически безграничную значимость: оба внесли неотъемлемый вклад в это выдающееся достижение, и не так очевидно, чье имя должно идти первым в устоявшейся диаде. Книга Уотсона “Двойная спираль” начинается словами: “Я никогда не видел, чтобы Фрэнсис Крик держался скромно”. Это не соответствует моему – ограниченному – опыту наблюдения за его старшим партнером, но им обоим действительно потребовалось немало уверенности в себе, чтобы добиться успеха. В своей аннотации на обложку автобиографии Крика, “Что за безумная погоня”, я выразил
… справедливую гордость, на грани надменности, за эту дисциплину – молекулярную биологию, что заслужила право быть надменной: она избавилась от дешевых философских разглагольствований, засела за работу – и вскоре смогла разрешить многие крупнейшие проблемы жизни. Фрэнсис Крик словно олицетворяет ту беспощадно успешную науку, в основание которой он вложил столь многое.
И он не только открыл структуру ДНК, он совершил намного больше. Вместе с Сидни Бреннером и другими коллегами они создали множество популярных комических опер, которые ставятся до сих пор. показали, что генетический код состоит из триплетов*: это, пожалуй, был один из самых самобытных экспериментов в истории науки.
Так и Джим Уотсон: если он высокомерен, он заслужил на это право. Его безапелляционные заявления бывают неблагоразумными, а его чувство юмора иногда слишком жестко, но возникает ощущение, что он сам этого не замечает, будучи в некотором смысле наивно-невинным. Иногда его шутки озадачивают: например, он объявил мне, что если о нем снимут фильм, то в своей роли он хотел бы видеть теннисиста Джона Макинроя. Что бы это могло значить? И как на это отвечать? Но я дорожу памятью об одном его ответе на мой вопрос в интервью, которое проходило в саду колледжа Клэр в Кембридже, где он раньше служил (а предназначалось оно для передачи на Би-би-си, посвященной Грегору Менделю: завершалась она в том самом монастыре, где великий ученый-монах вел свою беспрецедентную работу). Я говорил с Джимом о том, что многих религиозных людей волнует: как атеисты отвечают на вопрос “В чем наше предназначение?”.
Скажем так, я не думаю, что у нас вообще есть предназначение. Мы просто результат эволюции. Можно возразить: “Надо же, унылая у вас, наверное, жизнь, если у нее нет цели”. Но я, например, ставлю себе целью вкусно пообедать.
Ответ в классическом духе Джима. Обед был и вправду отличный, и общество Джима сделало его еще приятнее. Мы с Лаллой довольно близко познакомились с ним и его женой Лиз, когда они купили дом в Оксфорде и несколько раз проводили лето в нашем городе.
Вместе со мной в передаче The Brains Trust участвовали каждый раз новые специалисты. Обычно приглашали хотя бы
* Триплет (от лат. “тройной”) в генетике – комбинация из трех последовательно расположенных нуклеотидов в молекуле нуклеиновой кислоты. одного философа, иногда историка, однажды – автора романов в стихах. Кажется, я был единственным ученым. Передача нарочно держала
