ты меня понял?
В комнате — чуть ли не впервые за полдня — воцарилась тишина, разве что струя воды из ближайшей трубы продолжала журчать, соприкасаясь с немытым стеклянным тазом. Теолрин помолчал, облизнув кончиком языка нижнюю губу и посмотрев Барвэйсу глаза-в-глаза. Должно быть, еще было слишком рано, но…
— Знаешь, Барвэйс, — произнес Теолрин, отставив в сторону казан с губкой и широко улыбнувшись. — А пошел-ка ты нахер.
И, немного понаблюдав за тем, как у надсмотрщика отвисает челюсть и снова багровеют щеки, Теолрин направился к выходу. Идя словно аристократ с дорогой обновкой, он ловил на себе восхищенные взгляды. Должно быть, все, кто сейчас стоял у тазов, мисок и котлов, восторженно думали: «Кто этот храбрец, что так легко взял и плюнул на свои обязанности посреди рабочего дня?» В самом деле, мало у кого хватает уверенности в себе, чтобы взять и просто уйти. По крайней мере, работая стеклосборщиком, Теолрин так на это и не решился — пусть и собирался на нечто подобное неоднократно.
Однако, как он уже усвоил, между намерениями и их исполнениями лежит не просто яма, но огромная пропасть.
— Эй! — прилетело ему в спину. — А ну вернись!
— И не подумаю, — подернул плечами Теолрин. На его лице по-прежнему сияла лучезарнейшая из улыбок.
Улыбка свободы.
— Ты не получишь ни стекломонеты за сегодня!
— Можешь засунуть мои стекломонеты себе в жопу, а потом посрать ими, — предложил Теолрин, открыв ведущую в другие кухонные помещения дверь.
Барвэйс начал было что-то отвечать, но Теолрин уже захлопнул за собой дверь.
«Ну, — мысленно выдохнул он, — пора».
На самом деле до условленного «пора» оставалось еще около часа: они с Джейл и Клэйвом договорились слинять со своих работ после первого вечернего колокола. И главная проблема была в том, что Теолрин не знал, куда именно отправили его товарищей, в то время как различных комнат и подсобок здесь было так много, что заблудиться было проще простого; кроме того, его постоянные хождения по кухонным помещениям рано или поздно могут вызвать подозрения, а это — последнее, чего хотелось бы Теолрину сегодня. Что ж, придется немного побродить в одиночестве. В принципе, Теолрин был совсем не против.
Протерев покрытые слоем жира и раствора из золы ладони о склизскую поверхность фартука, Теолрин бодрым шагом направился вперед, мимо одной из местных кухонь, расположенной, как и все хозяйственные помещения, в боковом крыле дворца. Вокруг него носились кухарки и повара, звенели, нарезая овощи и мясо, стеклянные ножи, дымились гигантские котлы, а с потолка свисали здоровенные туши выпотрошенных свиней, коров и куриц. Здесь царил такой хаос, что Теолрин не мог понять, как кому-то удается в нем поддерживать порядок или хотя бы его подобие. От разнообразия резких запахов (а, может, и от шума) у него закружилась голова.
Чуть прихрамывая на левую ногу, он все же добрался до двери, ведущей в коридор, соединяющий кухонные помещения с остальной частью крыла, и вынырнул наружу. Затем первым делом подошел к ближайшему окну и, распахнув ставни так широко, как только мог, сделал несколько глубоких вдохов. Из окна открывался вид на утопающий в зелени дворцовый сад, огороженный высокими серыми стенами. Теолрин видел аккуратно подстриженные кипарисы, на верхушках которых застыли пятна склоняющегося к закату солнца (что просвечивало даже сквозь толщу накрывавшего город купола), видел терновые кусты и какие-то пышные кустарники с листьями золотисто-желтого и ярко-красного, словно обагренного пролитой кровью, цветов. По вымощенным мелкой галькой дорожкам, вдоль растений и гигантских фонарей с разноцветными сферическими колпаками, уже прохаживались первые гости: перепутать их со слугами было попросту невозможно, и дело было даже не в масках.
Теолрину прежде не доводилось видеть столь роскошных нарядов: женщины носили яркие платья с пышными юбками, полупрозрачные шали на шее и плечах, белые или голубые перчатки на обеих руках, а их прически, переплетенные кольцами и лентами, были столь вычурными, что Теолрину даже сложно было предположить, как именно возможно создать на голове такое «нечто». Мужчины же носили цветные туники, украшенные витиеватыми узорами, пестрые камзолы с золоченой вышивкой, жилеты и роскошные плащи на заклепках из желтого, оранжевого, а то и фиолетового стекла. По сравнению с этим лоском то, что они втроем подготовили для себя, выглядело жалкой пародией; Теолрин на полном серьезе начал волноваться, не выдадут ли они себя одной лишь одеждой.
«Сколько стоит один такой наряд? — мысленно спросил он самого себя, приглядевшись к мужчине в черном камзоле с фиолетовыми пуговицами и накрахмаленным воротничком, что шел, ведя под руку какую-то женщину. — Должно быть, примерно как мой годовой заработок. — Теолрин невольно взглянул на свои ладони, полные отметин о годах переборки стекол. — Может, все это недовольство еретиков очень даже обоснованно? Не слишком ли велика пропасть между такими, как они, и такими, как мы?»
Последние двое суток — пока они сидели в своей комнате, готовили наряды и поглядывали в окно, ожидая увидеть там инквизиторский отряд — Теолрин много думал о том, что услышал от проповедника на площади, а впоследствии от трактирщика. И чем дольше он размышлял надо всем этим, тем больше услышанное казалось ему правильным. Пожалуй, ему самому тоже хотелось перемен. Почему нет? Насколько ему было известно, уже на протяжении столетий жизнь в странах Таола не меняется… по крайней мере, к лучшему. Если оно так и пойдет, то что будет дальше? Какое будущее будет ждать его потомков… если, конечно, они у него когда-нибудь появятся?
Впрочем, с окончательным решением он пока не торопился.
Наглядевшись на сад, Теолрин решил, что пора потихоньку приступать к делу: будет совсем некстати, если кто-то увидит его здесь без наряда и сочтет бездельничающим слугой или кем-то навроде. Восстановив в голове хитросплетения местных коридоров и лестниц, Теолрин направился в путь.
Пронести вещи с собой оказалось делом непростым, но возможным — благо, прислугу (из-за ее огромного числа) не сильно обыскивали с утра на входе. Сложнее было успеть все спрятать, причем так, чтобы это не нашел никто посторонний. Эту миссию взяла на себя Джейл, еще до их разделения по помещениям заявив, что ее тошнит, и отпросившись в уборную — где она, собственно, и должна была убрать все в укромное место.
Проблема (как выяснил Теолрин, спустившись этажом ниже) оказалась в том, что в этом дворце за каким-то хреном уборную для прислуги разделили на две: мужскую и женскую. Видимо, какие-то аристократические заморочки, как иначе? В Дар-на-Гелиоте Теолрину не доводилось видеть ничего подобного. Какая, в конце концов, разница, кто будет справлять перед тобой
