Кроме того, в Сатре было множество мелких тиресов, которые подпевали известным и так же враждовали между собой. Их стычки разнообразили будничную общественную жизнь блошиными укусами дрязг.
Но два раза в год Сатра вскипала от праздничного волнения. Начинались состязания, на которые сходились все. Даже умирающие из последних сил мечтали дотянуть до долгожданного представления.
Последнее время то Одаса, то Тесайя, то Дварна особо замечали Дайку, что поскольку он теперь Сияющий тирес Сатры, то неплохо бы ему и его приверженцам тоже показать себя на состязаниях. Дайк пообещал исполнить обычай.
Его полуразрушенный дворец принял теперь жилой вид. Внутри нескольких покоев были сделаны перекрытия, Гвендис по примеру Эйонны выкрасила местными красками грубые ткани и украсила занавесками заколоченные окна. Она починила ветхие древние гобелены и покрывала, вычистила каждый камень вокруг очага. Сполох и Дайк сколотили лавки и стол. Выщербленный пол застелили грубым серым холстом - конечно, это не был ковер, но ступать по нему было приятней, чем по холодному камню.
Дайк сидел по одну сторону от очага, по другую - Сполох и великан Тьор. На стол Гвендис поставила плошки светильников и кружки с дымящимся травником и села рядом с Дайком, кутаясь в шаль. Несмотря на горящий очаг, ей было холодно в просторном каменном здании.
Голос Дайка отдавался от стен:
– Получается, я - тирес Дэва Сияющий. Как ты думаешь, Гвендис, получится из меня тирес?
Гвендис грустно улыбнулась:
– Они все здесь, как будто в тюрьме, и вынуждены жить друг с другом, точно какая-то сила заставляет их делать все больше зла.
– Вот я и думаю… нельзя ли схлестнуться с этой силой? - Дайк сжал руку в кулак. - Найти бы ее: в чем она, какова? Ну и схлестнуться.
– Она, Дайк, наверное, не имеет ни имени, ни названия… - вздохнула Гвендис. - Она похожа на заразу.
– А вот мы выйдем на состязания и посмотрим, не придет ли эта темная сила тоже, - задумчиво сказал Дайк. - Может, и бросим ей вызов.
Гвендис ночевала отдельно от мужчин в маленькой пристройке. Там было тесно, но тепло. Дайк и Тьор не просто сделали в ее покойчике перекрытия, а обшили стены тонкими стволами молодых деревьев, забив щели между ними сухой травой.
Вечером Дайк зашел к ней и сел на край застеленной стеганым одеялом кровати. Гвендис молча улыбнулась ему.
– Там, на западе, наш дом заносит снегом, - произнес Дайк. - И сад… Если бы мне не вздумалось узнать, кто я, я бы не отправился в Сатру, и мы бы жили сейчас вдвоем. Я был бы у тебя плотником и садовником. А вместо этого - опасный путь, эта странная страна… И все по-прежнему…
– Что по-прежнему? - переспросила Гвендис.
– По-прежнему я тебя люблю.
На стене замерли их тени, выхваченные светильником.
– Я тебя тоже, Дайк.
– Я выздоровел в дороге, - продолжал тот. - Я больше не вижу Сатру во сне, не боюсь сойти с ума.
– Мне кажется, дорога пошла тебе на пользу. Ты почувствовал силы, совсем окреп, - сказала Гвендис.
– Мне? - переспросил Дайк. - Ты думаешь только обо мне. Ты даже никогда ничего не говоришь о себе. Я не знаю, что тебя тревожит, чего ты хочешь, о чем жалеешь. Я нарочно вспомнил о нашем доме: может быть, ты жалеешь о нем? А ты промолчала. Может, ты устала в дороге? А ты сказала: «Дорога пошла тебе на пользу». Здесь, в Сатре, все убого и неспокойно, но даже здесь ты заботишься только обо мне, и у тебя нет ни желаний, ни упреков, ни жалоб… Скажи, Гвендис, ты правда можешь одна вынести любую беду, и я тебе вовсе не нужен?
Гвендис с удивлением посмотрела ему в лицо и с улыбкой провела ладонью по волосам:
– Дайк…
– Ты и утешаешь меня, как ребенка… - ответил тот, но тоже улыбнулся, и голос зазвучал покорно. - А все по-прежнему…
– Ты по-прежнему меня любишь, - подтвердила Гвендис.
– И по-прежнему не знаю, кто я такой, - ответил Дайк и стиснул зубы, в который раз поняв, что это замкнутый круг.
Праздник на площади открывался шествием. Это было не только зрелище, но и проба сил каждого из влиятельных вождей. Небожители заранее бились об заклад, кто из тиресов сумеет вывести больше приверженцев.
Падал снег, и небожители, пришедшие с окраин города, из дальних имений, кутались от холода в рваные серые и коричневые плащи, отпивали из захваченных с собой фляжек крепкое вино, чтобы согреться. Еще только рассвело, а уже слышались пьяные разговоры и выкрики. Здесь не было женщин, зато все свободные мужчины, от детей до стариков, теснились на площади. Некоторые явились еще затемно и заняли места в зияющих окнах разрушенных дворцов, которых немало было на площади. Другие стояли или сидели на плитах.
С факелами в руках, хором распевая строки из Свода, мимо них проходили последователи Тесайи Милосердного. Разбившись на дюжины, каждая - во главе с начальником, шагали «верные» тиреса Сатвамы. С обнаженными мечами следовали за Дварной Твердым его преданные сподвижники. В старинных зерцалах, не до конца очищенных от въедливой ржавчины, появлялись сторонники Одасы Мудрого. Легким шагом проводил по площади своих малочисленных приверженцев тирес Итвара Учтивый - в золотых или серебряных украшениях, одетых в цветные одежды, которые к празднику выкрасила для них Эйонна.
Давая им дорогу, заполнившие площадь небожители приветственно шумели и брали на заметку: ага, звезда Итвары закатывается, Одаса смешон, а за вот Благодетелем идет целый сонм!
На этот раз тусклым зимним утром по затоптанному снегу Сатры провел своих соратников и тирес Сияющий. Толпа недоуменно замерла при виде него. С ним было всего двое. Один - молодой богатырь в мохнатой куртке, выше своих спутников и выше всех в толпе не меньше чем не голову. Другой - парень в беличьей шапке с хвостами, перепоясанном кожухе, - мерил толпу смелым взглядом. Сам тирес - третий - широко шагал, облеченный сиянием.
Дайка толпа встретила молча. Он снова напомнил небожителям Сатры предания о временах, когда облекаться светом мог любой из них…
Женщины Сатры, по обычаю, не ходили на состязания. Гвендис и Эйонна сидели у очага в украшенном безделушками и занавесками доме утешительницы. Между ними на низкой скамье, покрытой крашеной тканью, стояло блюдо с сушеными яблоками, в глиняной вазе - засушенный чертополох. Эйонна рассматривала и трогала ткань на рукаве Гвендис:
– Какая тонкая… Это ты сама соткала?
Гвендис готова была сказать, что купила эту ткань на рынке. Но в языке небожителей не было слова «покупать» и слова «рынок». Пока Гвендис придумывала, что ответить, Эйонна догадалась:
– Конечно, это подарок кого-нибудь из мужчин? Я тоже не тку на себя.
Эйонна продолжала считать Гвендис утешительницей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
