Сатвама не видел разумных причин жертвовать своим небожителем. Зато видел такую причину Дварна. Обведя взглядом приверженцев, он решительно указал рукой:
– Бейся ты, Адатта.
«Пусть все запомнят, - подумал тирес, - что мои «верные» пойдут за меня в огонь».
Молодой небожитель Адатта слегка побледнел, но он недаром выбрал своим вождем Дварну Твердого: об отступлении не могло быть и речи.
– Помни, честь дороже жизни, - напутствовал юношу тирес. - Рядом со мной не место трусу.
Мысленно Дварна еще раз проверил свой расчет. Должно быть, Сияющий могуч, как древние. Зато толпа пусть видит, что лишь сторонники Дварны способны идти в неравный бой с любым врагом.
Адатта встал против Дайка - хорошо сложенный, мужественный красавец с копной золотистых волос. Таких ребят Дварна любил приближать к себе: он не терпел убогих и слабых, как Орхейя и другие любимцы тиреса Тесайи. Адатта носил украшения из золота - под цвет волосам; его голову охватывал обруч, украшенный кружками из оранжево-красного сердолика.
С тех пор как Дайк просиял, память небожителя не покидала его и наяву. В том, как он держал меч, угадывался воин Сатры времен расцвета. Адатта глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и бросился на Дайка первый, не разбирая, куда наносит удары. Он двигался быстро, беспорядочно и отчаянно. Дайку ничего не оставалось, как метнуться от него в сторону, чтобы парень сам не наткнулся на его меч. Но стоило Адатте помедлить - хотя бы для того, чтобы прикинуть, куда делся ушедший из поля зрения поединщик, - Дайк ударом кулака сбил его с ног.
Небожитель вскочил сразу же и, не успев даже распрямиться, снова бросился на врага. Дайк отбил слишком медленный из-за сильного замаха удар, и парень сам, без особой помощи противника, больше от собственного разгона растянулся ничком. Адатта перевернулся, оперся на руки, потом встал на четвереньки - волосы облепили мокрое от пота и грязи лицо. Небожитель издал что-то между рыком и всхлипом и рванулся на Дайка, наставив клинок.
…Встал он и в третий раз, - шатаясь. Обруч с головы юноши уже упал. Совсем близко Дайк увидел оскал его стиснутых зубов и пустые, безумные глаза. Дайку казалось, что у Адатты одна цель - броситься на его меч и умереть; он не останется лежать, пока в силах подняться.
Дайк крикнул: «Не вставай! Закончим!» Адатта не слышал его. До сих пор - в жизни, а не во сне - Дайк дрался всего один раз: с рыцарем Денелом после их ссоры в доме Гвендис. Дайк отступал, не решаясь нанести противнику удар, после которого тот бы уже не встал: боялся, что слишком тяжело ранит или даже убьет его. А без этого Адатта хрипя, через силу подымался на ноги опять и опять.
Пока небожитель в очередной раз возился на затоптанном снегу мостовой, Дайк отскочил в сторону и вложил в ножны меч.
– Все, я не дерусь больше! - он обернулся к Дварне. - Отзови своего мечеборца, что же ты не отзовешь? Не смерти же ты его хочешь!
Адатта успел подняться и кинулся на него опять. Дайк не отступил и не шевельнулся, глядя на небожителя гневным и одновременно остерегающим взглядом, словно говоря: «Ну, посмей!..» По толпе зрителей пролетел вздох: сейчас Сияющему конец! Но Адатта все-таки не ударил Дайка. Небожитель споткнулся в шаге от него, оперся на опущенный длинный клинок, и остановился…
Толпа выла и шумела. Слышались громкие выкрики, брань, свист, топот, - действовали и вино, и опьянение яростью поединщиков. Среди толпы точно так же, как и все прочие, кричала и бесновалась кучка небожителей самого оборванного вида. Одни были закутаны в мешковину; у других все же имелись плащи, рваные, с налипшей грязью, прожженные во многих местах костром. Из-под лохмотьев виднелись черные от грязи руки и ноги в оборванных штанах. У одних были дырявые башмаки, а другие просто намотали на ступни несколько слоев тряпок. Их лица были выбриты кое-как, хотя обычай запрещал небожителям оставлять волосы на лице. Украшений на этих оборванцах тоже не было, только у одного худого небожителя с водянистыми глазами съехал на одно ухо почерневший серебряный обруч с сапфиром, а у другого сверкал помятый золотой венец с пустыми оправами от вывалившихся самоцветов.
Лицо небожителя в золотом венце было почти полностью закрыто накидкой, только зорко поблескивали глаза. Это была старуха Геденна из зарослей. Она вывела своих «детей» на состязания: «Должны же и мы веселиться со всей Сатрой!».
Все жители потайной землянки уже с утра приняли дикого корня, глаза у них лихорадочно блестели, они размахивали руками и двигались разболтанно, наваливаясь друг на друга и грозя задеть более чисто одетых соседей. Старуха следила, чтобы они не ввязались в ссору.
В дни состязаний для жителей Сатры отступали назад все счеты. В толпе был даже Элеса со своими дружками, который только старался не лезть прямо на глаза тиресам и их «верным», а в остальном чувствовал себя в безопасности.
Рядом со старой Геденной, покачиваясь, стоял Тимена с растрепанными длинными волосами, без накидки или плаща, - он не чувствовал холода. Он что-то мычал, скалясь одновременно и блаженно, и злобно. Он видел кровь, слышал звон мечей, смотрел, как падают побежденные, и невольно сам начинал двигаться в такт движениям бойцов. Старуха несколько раз придерживала его за плечо. Потом, заметив, что он дрожит крупной дрожью, кивнула одному из старших оборванцев, и тот, встав рядом с Тименой, укрыл его половиной своего плаща.
После поединков наступил перерыв. Зрители расползлись с площади, но недалеко, чтобы не пропустить продолжение.
Кучка оборванцев во главе со старухой Геденной расселась на камнях возле заброшенного дома. Они дрожали от холода. Но старуха захватила с собой приготовленный нынче с утра отвар дейявады в помятой баклажке и пустила по кругу.
Тимена прижался плечом к другому жителю потаенной землянки, с которым они кутались в один плащ. Парень отхлебнул из баклажки и ждал, когда ему снова станет хорошо. На его волосы падал редкий снежок. Хорошо все не становилось.
Тимена устал от шума, ему уже хотелось вернуться в овраг, в заросли, уснуть у корней дерева или у костра возле землянки. Его взяла тоска. Тяжело вздохнув, Тимена медленно встал, оставив другому бродяге весь плащ, и только в штанах и грязной рваной рубахе сделал несколько шагов то в одну, то в другую сторону, не находя себе места.
Отходить далеко старуха Геденна не разрешала. Все жители зарослей должны быть вместе: вместе пришли и вместе ушли. Да и сам Тимена чувствовал себя безопаснее, когда видел своих хоть издали. Он прислонился к каменной кладке полуразрушенной стены, опустил веки.
Неожиданно Тимена почувствовал, как кто-то легко похлопал его по плечу. Он вздрогнул, первая мысль была, что старуха послала кого-нибудь привести его обратно. Тимена открыл глаза. Перед ним стоял смутно знакомый парень: Тимена точно его уже видел раньше. Самое запоминающееся в нем было… Тимена скользнул взглядом по открытому, простому лицу… Конечно: одежда, которой в Сатре не носят, особенно его меховая шапка с хвостами. Это тот, из пришельцев!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
