Вейтарволд видел на своем веку столько обнаженных женщин, сколько капель вина вот в этой чаше вина, что в руке старого гвелля. Но то ли Халлиом в самом деле сумел настроить Предвечного на особый лад, то ли было в этой девушке то особенное, в чем отказал Единый многим из представительниц прекрасного пола, — на мгновение ллерд почувствовал себя завороженным. Нет, не она!.. Наверно, завораживал голос Халлиома, хотя, видят боги, не было в нем ничего магического — так, хриплый пропитой баритон старого и не очень опрятного гвелля, который приказал зиймалльской шлюхе раздеться.
— Да, так!.. Гляди на нее, Мнир-полукровка. Иногда мне кажется, что это главная загадка мироздания. Нет, не она одна!.. Их много — и лощеных арранток, и плотно сбитых гвеллин, и… мало ли! Но мне всегда более всего нравились женщины Зий-малля… У нее сейчас овуляция, — продолжал гвелль, огпивая огромный глоток вина, — и твое семя могло бы разбудить в ней силу, способную свалить любое Зло! Ах да, я пьян! Она ли?.. — Старик допил чашу и, повалившись на бок, глянул на Веитарволда широко раскрытыми лукавыми глазами, совершенно ясными и без примеси мутного опьянения. — Да нет же, не только она одна! Ты думаешь — корабли, звездолеты, магистральные ММР, аннигиляционные бомбы, разносящие на атомы целые планетные системы?.. Нет, не в том главная мощь мироздания, а вот в этой спелой девке, в ее сиськах и заднице, да еще в том чуде, что увлажняется у нее между ног… И, да видят меня Братья, еше в том, что пульсирует у нее в мозгу, пропитывает каждую клеточку, течет по жилам. Это называют душой, этаким малофункциональным факультативным приложением к высшему созданию, что называет себя ЧЕЛОВЕКОМ! Нет, нет, не перебивай и не напоминай — я знаю, что я несу пьяный бред. Душа, друг мой, — могучее оружие, хотя мы давно наложили на нее запрет и забвение… хррр-р! Ментальное оружие… слыхал ли ты о таком, а, друг мой?
— Ну вот, — разочарованно произнес Вейтарволд, а девушка села на край ложа, нисколько не стесняясь своей наготы, и налила себе коньяка, — ты, старик, оправдываешь мои худшие подозрения. Разве с тобой поговоришь на серьезные темы? Да еше на такие?.. Да-да!
— Н-не перебивать! — вдруг взвизгнул Халлиом, падая с ложа на прозрачный пол, и пополз на четвереньках, опустив голову и обозревая интерьер второго уровня, — того, что под ними. Потом поднял багровое лицо к Вейтарволду, и косматая дикая ярость стояла в его взгляде. — Н-не перебивать, не смей, а! Не тебе перебивать меня, Мнир-полукровка! Не забывай, что ты аррант только наполовину, и потому в твоих жилах только половина этой жиденькой, выхолощенной слабенькой крови… ф-фиолетовой крови червей, нежащихся в жирном, пррррог-ретом черноземе! Не забывай о второй половине и о том, что случится с тобой в мои годы, когда аррантскую кровь заглушит ТА, ДРУГАЯ — густая, темно-красная, не желающая выцветать на солнце! И не смей изгонять из памяти то, что лет эдак пятьдесят с лишком назад, вот такая же зиймалльская девка, — он дернул Эйлле за левую грудь так, что та слабо взвизгнула, — вот такая же родила тебя самого! И именно ей ты обязан той силой воли, той неуступчивостью и гибкостью, каковой давно нет уже у большинства аррантов! Нет, я не буду говорить, — продолжал Халлиом, противореча сам себе и резво перескакивая с одной темы на другую, — пока ты хоть жестом, хоть единым движением лицевого мускула вознамеришься мне противоречить! Нет!
«Вздорный старикашка! — подумал Вейтарводд. — И ведь он уже далеко не в полной силе, даже мысли мои сейчас прочесть не сможет. А все равно — без него не обойтись… Придется терпеть и слушать. Слушать и терпеть! Я — Предвечный, должен!..» — вдруг надменно всколыхнулось и заходило упругими волнами в груди Вейтарволда, но он только мотнул головой и, разжав зубы, залил себе в глотку еще немного этого будоражащего пойла…
Старый гвелль встал с четверенек и смотрел на него, кажется, с одобрением. Потом сказал:
— Ну что ж, значитца, все идет к пониманию. Вот того, розовенького, по три глоточка, а? Уважь старика!.. И вон того, опалового, с дымком… Э-эх!
Потом еще и еще. Вейтарволд не помнил, как из приглушенной и размытой реальности он перелился в сон, такой же явственный, как эти стены, как эта роскошная мебель лучшего отеля вокруг него… Ему снились сны. Но нет, ничего определенного. Просто — плыло, пылало в одурманенном мозгу ллерда Вейтарволда неясное, изрытое марево, похожее на далекую звездную туманность ли, на обрывок ли кошмарного сна, из которого, как из живой плоти, вырвали кусок еще трепещущего мяса. Мясо напитано болью, оно само и есть боль. И где-то там, в сердцевине этого облитого терпким ужасом, жарко и остро пульсирующего сгустка боли — где-то там ткались письмена. И тотчас же вспыхивали и произносились вслух голосом, который как будто и был похож на внутренний голос ллерда Вейтарволда…
Даггоны, даггоны!
О нет, не тьма придет в Галактику. Тьма — явление того же порядка, что и свет, она лишь находится на противоположном полюсе мироздания. Не тьма — ибо тьма такое же порождение сил ЭТОГО мира. То, что вступит в мир, будет совершенно иным. Чужеродным. Вейтарволд ворочался в жаркой испарине, нот тек по его телу струями, он конвульсивно дергал руками и ногами, пытаясь освободиться. Жуткое ощущение — как если бы его накрыли тяжелой толстой периной в жаркий летний день: ты пытаешься ее скинуть, но перина словно приросла к коже, она сдавливает тебя и пережимает дыхание…
Он сумел проснуться только после того, как чьи-то горящие желтые глаза глянули прямо в лицо. Вейтарволд крикнул сдавленно и хрипло и — разодрал веки. Над ним стоял старик Халлиом и, придерживаясь рукой за правый бок, дышал тяжело и прерывисто, словно изнемог после долгого бега. Ллерд глянул на ложе рядом с собой и увидел мирно посапывающую девушку, уютно склонившую голову на свое узенькое плечо. На коже проступил бледный румянец, и она кому-то нежно улыбалась во сне. Предвечный никак не мог вспомнить, как ее зовут. Он хотел что-то сказать, но Халлиом выговорил:
— Вот что… Мнир. Я хочу еще раз повторить: я рад, что ты решил прийти ко мне. Жаль только, что придется уйти мне самому.
У него было мятое желтое лицо, бессильно опущенные углы рта. Одного взгляда из-под тяжелых век вполне хватило, чтобы остатки сонливости немедленно слетели с Вейтарволда. Он подтянул ноги к животу и одним рывком сел, переместившись на край спального ложа.
— В чем дело, Халлиом?
— Да так. Мелочь. Скоро я умру. Можно сказать, могу умереть в любой момент. Я тебе не сказал… Вчера вечером в той дурацкой стычке в трактире я получил удар стилетом в бок. Само по себе это мелочь, плохо только то, что на лезвии был яд. Растительный яд, очень сильный, смерть наступает через считаные часы, единственное противоядие, да и то — временная мера…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
