— Ну помоги! Если правда, что не был с Анькой, верни его!
— Нет, Санька! Не смогу. Не обижайся. Не заставляй делать противное натуре. Он не поймет меня. Я ценю в нем столяра. И не присматривал Кузьму в родню себе.
Он тоже не набивался. Не принуждай. Ты нахомутала, сама и выпутывайся. У меня и без тебя
забот полно! Лучше дай молока нашим старикам. Пятеро слегли. А с деньгами трудно. Не знаю, как в этот раз с зарплатой выкрутимся. Устал от проблем. Их с каждым днем — прорва, — залил молоко в бидоны.
— Яшка! Ты так быстро уезжаешь?
— Некогда, Санька! Я ж сказал, пятеро заболели. Мои старики! Понимаешь иль нет? Я не хочу их терять! Всяк мне дорог! Торопиться надо, лечить. Кто еще о них вспомнит?
— А обо мне? Ведь я тоже совсем одна осталась на этом свете. И у тебя, кроме меня, никого родных больше нет. Неужели чужие дороже? Помоги мне!
— Санька, милая, в твоем — беспомощен!
— Ну хоть поговори с ним. Узнай, вернется ли ко мне? Вспоминает ли?
— Шурка! Он умный человек. Не могу быть назойливым с ним. И тебя унижать не хочу. Если есть у него к тебе теплинка, вернется. А коли потерял ее, обратно не вставлю. Не дано! Крепись! Не все ошибки, знай о том, исправить можно! — Сел в машину.
Шурка вернулась в дом.
«Пойти к бабе Наде? Но дома ли она? Не помешает ли Лилька? Конечно, карты сбрехать могут. А вдруг подскажет старуха что-нибудь, научит?» — оглянулась по сторонам. Нашла в холодильнике банку сметаны, которую не увидел Яков, сунула в сумку, засобиралась.
Глава 5. Ссора
Кузьма тем временем ремонтировал стулья в медпункте. Разобрал по дощечке три самых ненадежных, зачистил пазы, смазал клеем, стал собирать. И увидел старушку, стоявшую в дверях.
Ее хорошо знали в стардоме. Пришла сюда три года назад. Самой под восемьдесят. Она ни на что не надеялась. Последние годы жила совсем одна. Часто болела. Не стало сил саму себя прокормить. И попросилась в богадельню. Ее взяли. А через год внук объявился. Не погиб, как все посчитали. В плену был — в Чечне. Обрадовалась старушка. Думала, внук заберет ее домой, к себе. И станет она жить с ним вместе, своей семьей…
Как готовилась она к этой встрече с Юркой! От радости заранее плакала. Ведь уйдет отсюда к внуку навсегда. Загодя со всеми простилась, чтоб потом впопыхах никого не забыть, не обидеть. И Юрка приехал, как и обещал, по-военному точно. Легко выскочил из автобуса. Сергеевна к нему навстречу поплелась.
— Юрик! Родной! — протянула усталые, дрожащие руки. Хотела обнять, прижаться к последнему родному человеку, единственной опоре в угасающей жизни. Но внук поздоровался за руку. Подвел к скамейке, усадил, сам сел рядом. — Живой! Слава Богу! А меня известили, что погиб ты! Как славно, что ошиблись! — не могла наглядеться на возмужавшего внука. Заметила седину на висках. Вздохнула. Видно, немало горя хлебнул в плену. Ишь как подморозило сединой! Не с добра! Оно и немудро. — Как же выжить тебе удалось?
— Обычно. Раненого взяли. Не мог идти. Ногу прострелили. Увезли в деревню. Там в горах, далеко, кто станет искать? Вылечили ногу. А потом работать заставили. Хотел сбежать, поймали. Да так получил, о бегстве думать боялся. Все спрашивали — с кем жил, где и как? Кто выкупить может? И цену за меня назначили такую, что я за десять жизней ее не сумел бы собрать. Не только видеть столько денег, слышать о той сумме страшно было. Если б столько денег имел, в Чечне не оказался б, не стал бы контрактником.
— А и зачем тебе нужны были деньги? Зачем головой рисковал? Ведь сколько я просила остаться дома! Ослушался. Но хоть теперь поумнел. Кто ж выкупил тебя? Иль сами выгнали? Даром? Ты — не подарок. Работать даже дома не любил. А уж на чужих и тем более! — смеялась Сергеевна.
— Это когда было! Сколько лет прошло!
— Нынче даром никого не кормят! Верно, потому выпустили, чтоб не терять на тебя харчи?
— Не своей волей отпустили. Одни чеченцы взяли в плен, другие — освободили. Своих же бандюг в горах вылавливали, на меня наткнулись. Я не один в плену был. Трое. Всех отпустили.
— Били тебя?
— О чем ты, баб? Давай не будем о Чечне. Мне б забыть ее скорее, — отвернулся внук, скрыв от бабки истину.
Как он попал в плен, как пробыл в нем без малого два года, сам себе запретил вспоминать, потому что выжившему уже не хочется умирать.
— Баб! А ты зачем выписала меня из квартиры? — вспомнил причину приезда.
— Юрик! Так о погибели получила весть. А выписала… ну сам посуди, пенсия копеечная; А за коммунальные услуги с двоих прописанных брали. За воду и канализацию, за отопление. С одной — все ж меньше. И на гуманитарную помощь враз оформилась, как малоимущая. Оно сам посуди, с пенсии на хлеб не оставалось после квартплаты. Даже побиралась. Да только и тут милиция помешала! Грозить тюрьмой стали. А потом и того хуже, пообещали квартиру отнять…
— Теперь мороки будет много, чтобы восстановиться в ордере. Нынче из погибших выживать трудно. Никому не в радость! — сознался Юрий.
— Как домой хочется! Забери ты меня отсюда. Оно хоть и неплохо здесь, а все ж не то, что у себя. Вокруг чужие люди. Живу по расписанию и графику. Все по очереди. А в ней кто о ком заботится? — вздохнула Сергеевна.
— Прежде чем взять тебя, я должен прописаться, устроиться на работу. Иначе как жить?
— Покуда на мою пенсию. А там что-нибудь подыщем, — просилась бабка.
— Твоей пенсии нам на хлеб не хватит. Я теперь работу ищу, чтоб жить, а не подыхать всякий день. Этого с меня хватило. Когда устроюсь, заберу тебя отсюда! — пообещал внук. И бабка ждала.
Вскоре Сергеевна похвалилась, что ее Юра добился правды и прописался в квартире. Теперь спокойно живет. Вот только с работой тяжко. Не берут его. Боятся принимать тех, кто вернулся с войны. А все оттого, что у них нервы не в порядке. Чуть что поперек, они кулаки в ход пускают. За всякую мелочь голову снять норовят. Вспыльчивые, злые, они прославились своей неуживчивостью и злопамятством. В личных бедах и трагедиях винили всех поголовно. Потому их остерегались и боялись.
Юрий не стал исключением. Пройдя войну и плен, он даже в разговоре с Сергеевной частенько был несдержан. Может, оттого не мог устроиться на работу больше полугода. Но потом… Умолкла о нем Сергеевна. Не жаловалась на нелегкую долю внука, не ругала правительство, забывшее своих защитников-солдат. Но и не радовалась. Иногда втихомолку плакала. Может, оттого, что слишком соскучилась по дому. И незаметно для всех стала таять.
Сергеевна уже редко выходила во двор. Почти не общалась со старухами, не говорила о Юрке и не слушала рассказы других. Она подолгу сидела у телевизора, смотрела подряд все передачи, но ничего не видела. Вскоре она перестала появляться в столовой и теперь сидела у окна, думая о своем. Ее лицо посерело, глаза запали. Бабка все реже выходила из комнаты. И Яков отправил Сергеевну на обследование, когда она уже со слезами стала жаловаться на боли в груди.
Вскоре всему стардому стала известна причина недомогания. У старухи обнаружили рак. Скрыть это от Сергеевны не удалось. Бабка поняла, что ее дни сочтены. И позвонила внуку.
Кузьма в тот день ремонтировал койку в медпункте. Сергеевна подошла к нему, тихо попросила не стучать, дать возможность поговорить по телефону. Кузьма тут же согласился, вышел в коридор покурить. Сергеевна на брала номер:
Сергеевна несколько раз принималась звонить. Но Юрия не было дома. Бабка уже вечером вернулась со двора и звонила внуку до глубокой ночи.
Юрий не отвечал.
— Наверное, по делам, работы много, вырваться не смог. Вот и не приехал сегодня. Ничего, завтра заберет. Подожду, что делать? Время теперь такое — дыхнуть некогда молодым. Вот и нашего соколика заботы одолели. Не приехал неспроста. Ну не беда. С утра заберет. Так оно даже лучше! — вскакивала среди ночи на каждый собачий брех… А вдруг…
Но ни на следующий день, ни в другие не приехал внук. Молчал его телефон. Целую неделю звонила Сергеевна. И уже не выходила во двор. Не выглядывала в окно. Слегла в постель. Отвернулась к стене лицом, чтобы никто не видел ее слез. Прошло две недели. И как-то поздно вечером решила бабка позвонить. На всякий случай. И… Трубку подняли.
— Юрик? Что ж ты не приехал за мной? Как это куда? Забрать домой! Ведь обещал еще давно! Забыл? Как же так? А я жду! Каждый день! Где ж ты был? Дел много? Не до меня? Что ж так, Юрик? Ведь мне ничего от тебя не надо. Свою пенсию получаю. Хватит мне. Ничего не попрошу. И на лекарства тоже. Бесплатно их дают. Сама себя обихожу. Нет, нянькой не будешь. Я хожу сама. Возьми меня домой. Ну, прошу тебя! Нет, здесь никто не обижает. Почему домой прошусь? Юра, я ж не жила всю жизнь в стардоме. Тебя растила дома. И теперь пригожусь, не буду обузой. Стану ждать с работы.
Сергеевна старалась говорить тихо. Но все старики внимательно слушали каждое слово.
