Верхний зал Часовой Башни был шестиугольным, с высокими окнами из бронестекла в каждой стене. Створки металлических жалюзи были готовы по приказу Куэйхи закрыться и преградить путь солнечным лучам с любой стороны. Но сейчас мансарда была полностью освещена, полоски света и тени лежали на всем живом и неживом. Тут было много зеркал на пьедесталах, их разместили, тщательно рассчитав углы отражения и линии видимости. Когда Грилье вошел, навстречу ему с разных сторон двинулась тысяча его отражений.
Свою трость он оставил в деревянной корзине у дверей.
Кроме Грилье, в зале были двое. Куэйхи, как обычно, возлежал в своем мудреном саркофаге, состоящем из приборов жизнеобеспечения. Сухонький, хрупкий, он походил на призрака и казался менее живым в ярком солнечном свете, чем в сумраке, который создавали полузакрытые жалюзи и который обычно царил в его покоях. Огромные темные очки подчеркивали смертельную бледность и болезненную худобу его лица. Умное ложе время от времени напоминало о себе, тихо жужжа, щелкая и булькая, доставляя своему подопечному дозы различных препаратов. Бо́льшую часть неприятных медицинских подробностей прятало алое одеяло, начинавшееся от тощей груди настоятеля, но временами пульсировали трубки питания, подведенные к локтевым сгибам настоятеля и основанию его черепа; по ним текло нечто химически зеленое или ярко-голубое, явно непохожее на кровь.
Здоровье настоятеля, мягко говоря, оставляло желать лучшего. В данном случае внешность вовсе не была обманчива.
Однако, напомнил себе Грилье, настоятель так выглядит десятилетиями. Куэйхи невероятно стар, он широко пользуется доступными средствами продления жизни, испытывает на себе новейшие технологии и медикаменты. Снова и снова идет на смертельный риск, но всякий раз остается жив. Казалось, что смерть – это порог, перешагнуть который у настоятеля уже нет сил.
Они были почти ровесниками, по крайней мере физически, когда познакомились на борту «Гностического восхождения». Теперь Куэйхи, проживший на Хеле сто двадцать лет, – глубокий старик. В отличие от настоятеля, Грилье бодрствовал всего тридцать лет из этого срока. Уговор был четок и довольно выгоден для генерал-полковника.
– Вы мне не нравитесь, – сказал ему Куэйхи, вернувшись на борт «Гностического восхождения». – Говорю на тот случай, если сами еще не догадались.
– Кажется, я вас понял, – ответил Грилье.
– Но вы можете пригодиться. Я не хочу здесь умереть. Во всяком случае, сейчас.
– А как же Жасмина?
– Уверен, вы что-нибудь придумаете. Она очень полагается на вас – ведь вы занимаетесь ее клонами, верно?
Этот разговор произошел вскоре после того, как Куэйхи вернулся с Хелы живым. Получив точные данные об удивительной постройке, Жасмина немедленно развернула «Гностическое восхождение», подлетела к спутнику газового гиганта и встала на орбите. Никаких ловушек на поверхности не обнаружили: впоследствии осмотр позволил установить, что автоматические пушки, среагировавшие на появление Куэйхи, управлялись роботами-часовыми. Не меньше ста лет назад кто-то обнаружил мост, установил защиту и бесследно исчез.
Как потом выяснилось, был еще один страж, но о нем знал только Куэйхи.
Потрясенный увиденным и пережитым – своим сверхъестественным спасением и ужасной гибелью Морвенны, – Куэйхи слегка спятил. Так считал Грилье, и ничто за прошедшие сто двадцать лет не разубедило его. Учитывая, что случилось с Куэйхи, и памятуя о наличии в его крови вируса, чье действие несколько меняло реальность, Грилье полагал, что тот еще чрезвычайно легко отделался. Куэйхи по-прежнему ясно и четко воспринимал окружающую реальность, понимал – и часто искусно использовал к собственной выгоде – происходящее с ним. Единственное отличие состояло в том, что мир он теперь видел сквозь дымку благочестия. Он посвятил себя вере.
Будучи рационалистом, Грилье понимал, что эту веру по большей части рождает находящийся в крови вирус. Но невозможно было спорить с тем, что спасся Куэйхи поистине чудом. Сохранившиеся в памяти «Доминатрикс» телеметрические данные ясно об этом свидетельствовали: сигнал бедствия с корабля Куэйхи был зарегистрирован лишь потому, что на долю секунды Халдора попросту перестала существовать. В ответ на сигнал бедствия «Доминатрикс» устремилась к Хеле, развив максимальную скорость, потому что воздух в «Дочери мусорщика» был уже на исходе.
Корабль, честно выполняя свой долг, добирался к Хеле с максимальным ускорением. Он снял ограничения, действовавшие, когда на борту находился Куэйхи. При этом примитивная сущность корабля не учла присутствия Морвенны.
Когда Куэйхи снова поднялся на борт «Доминатрикс», резной скафандр молчал. В приступе безумного отчаяния – понимая в глубине души, что Морвенна уже мертва, – он разрезал толстый металл и запустил в скафандр руки, рыдая над стекавшим между его пальцами кровавым месивом.
Изувечены были даже металлические части тела Морвенны.
Куэйхи выжил, но страшной ценой. Выбор, вставший перед ним, казался очень простым. Надо избавиться от веры, подвергнуться лечению, которое сотрет все следы вируса в кровеносной системе. Найти рациональное, научное объяснение случившемуся на Хеле. При этом необходимо примириться с тем фактом, что Морвенна – единственная его подлинная любовь – потеряна навсегда.
Другой вариант – который он в конце концов избрал – состоял в том, чтобы оставить все как есть. Он посвятит себя вере, смирится с реальностью явленного ему чуда. Вирус был просто катализатором, подталкивал к вере, давал шанс воспринять близость святого присутствия. Тогда на Хеле Куэйхи познал более глубокие и сильные чувства, чем все, что раньше давал ему вирус. Может быть, микроорганизмы просто сделали его более чутким к тому, что и так находится рядом? Искусственный по природе, вирус помог настроиться на слабый, но подлинный сигнал из окружающего мира?
Если так, все обретает смысл. Даже мост. Куэйхи стал свидетелем чуда: он молил о спасении – и спасение было ему даровано. А гибель Морвенны – часть неизбежного, но в конечном счете милосердного деяния, направленного на претворение в жизнь великого плана, в котором Куэйхи всего лишь ничтожный винтик.
– Я должен остаться на Хеле, – сказал он врачу, – до тех пор, пока не найду ответа. Пока ответ не будет мне явлен.
Грилье улыбнулся:
– Но вы не можете тут остаться.
– Я придумаю способ.
– Она не позволит.
После этого Куэйхи сделал Грилье предложение, от которого тот не смог отказаться. Жасмина была своенравной и непредсказуемой властительницей. Куэйхи прослужил у нее много лет, но она и по сей день поражала его переменчивостью своего настроения. Он уже устал бояться, ежедневно ожидая наказания.
– В конце концов Жасмина все равно разделается с вами, – сказал Куэйхи. – Она же ультра. Вам никогда не понять ее, не вникнуть в мысли. Для нее вы всего лишь инструмент – полезный, но легко заменимый. Взгляните на меня – я базово-линейный человек. Но я изгой, современное общество не принимает меня. Наверняка она считает, что у нас с вами много общего.
– Меньше, чем вы думаете.
– Мы можем не нравиться друг другу, – продолжал Куэйхи, – но действовать сообща.
– И зачем это мне? – спросил Грилье.
– Во-первых, я знаю ваш маленький секрет. Знаю, не сомневайтесь. Морвенна догадалась незадолго до того, как Жасмина засунула ее в резной скафандр.
Грилье внимательно посмотрел на него:
– Не понимаю, о чем вы.
– О фабрике клонов, – объяснил Куэйхи. – О проблеме со снабжением и требованиями. Ведь тут дело не только в непомерных запросах Жасмины, правильно? Вы же и сами пользуетесь клонами для своих скромных нужд. Но предпочитаете маленьких, не до конца развившихся. Забираете их из контейнеров, не дожидаясь, когда они станут взрослыми, иногда даже не даете им стать детьми и используете. Чего только не вытворяете! А потом возвращаете в контейнеры и объявляете нежизнеспособными.
– У них нет разума, – ответил Грилье, словно оправдываясь за содеянное. – Это что, шантаж?
– Нет, стимуляция. Помогите мне избавиться от Жасмины, посодействуйте еще кое в чем, и я позабочусь, чтобы никто и никогда не узнал о вашей фабрике клонов.
– Но у меня есть потребности, – тихо сказал Грилье.
– Если это плата за ваше согласие работать для меня, то я не против.
– Почему я должен предать Жасмину ради вас? Вы оба безумны, под стать друг другу.
– Может быть, – кивнул Куэйхи. – Отличие в том, что я не убийца. Подумайте об этом.
Грилье так и сделал и довольно скоро решил, что его ближайшие интересы выходят за пределы «Гностического восхождения». До поры до времени он готов сотрудничать с Куэйхи, но при первой возможности подыщет себе что-нибудь другое, не требующее полного подчинения.
Но минуло сто лет, а Грилье по-прежнему здесь. Как же он недооценил свои слабости! Что не удалось ультра, чьи корабли были полны древних, зачастую неисправных криокапсул, то удалось Куэйхи – он нашел отличный способ удержать при себе превосходного врача.
