Камерон позже тоже извинился перед ней.
— Мне нелегко это далось, но ты же слышала, что происходит на Аресе. Впрочем, ты могла сказать «нет».
— Да ну? — И Лохиэль покраснела, увидев, как огорчился ее кузен. — Прости, Камзи, — сказала она, назвав его детским именем. — Конечно, я могла — и все-таки не смогла. Я уверена, что Найберг и даже Фазо играют честно. Мне просто противно быть там, где я есть, и делать то, что я делаю.
— Ты всегда терпеть не могла делать то, что тебе велят, — усмехнулся Камерон. — И, наверное, удивилась, когда рифтерство стало предъявлять тебе свои требования.
— Поначалу да. Но с этими требованиями я была согласна.
Он поднял бровь.
— Ну, скажем, в основном.
— Здесь то же самое. Надо только постараться найти побольше пунктов согласия.
* * *
Ивард нашел Тате Кагу в большой комнате с компьютерным пультом.
Старик, искренне обрадовавшись его приходу, вернулся к своему занятию. Тихая комната создавала гармонию для всех органов чувств. Приятно было парить среди неподвижных пузырьков, усеивающих все обширное сферическое пространство. Многоугольные видеоэкраны на стенах показывали виды пустыни: голые дюны и причудливой формы скалы под густо-синим небом с летящими облаками.
Ивард развернул свой синестетический дар и ощутил удовольствие с примесью почтения. В этой комнате не чувствовалось никакого дискомфорта. Все подходило идеально! Он посмотрел на старого нуллера, такого сморщенного и ветхого. Ивард знал, что Тате Кага — профет, но никогда не понимал, что это за штука такая. Брендон на «Телварне» как-то попытался объяснить ему это: «Они погружаются в коллективное бессознательное, в “нас”, и ищут там символы, необходимые людям для совместной жизни».
Ивард тогда подумал, хотя и не сказал вслух, что чистюли просто дурачат его. Теперь, глядя вокруг себя, он так не думал.
Он смотрел на сильные, жилистые руки нуллера, уверенно летающие над клавишами. Прямо как танец, отточенный за несколько столетий. Со своего места Ивард видел и экран Тате Каги, но там мелькали какие-то бессмысленные знаки — хуже тенноглифов, которые Маркхем заложил в орудийный пульт «Телварны», а Брендон нашел.
В центре экрана виднелась Мандала, древняя модель космоса — волнистый круг с крестом внутри. В четырех частях круга (впрочем, нет, теперь Ивард видел его трехмерным) вдоль шести осей Мандалы располагались рядами странные, архаические символы. Они складывались в постоянно меняющиеся узоры. Ивард благодаря своему синестетическому восприятию различал их, но не понимал, что они значат. Некоторые из них были просто безобразны.
Ивард отвернулся. Может, старый нуллер разработал какой-то свой язык. Времени у него было хоть отбавляй. Интересно, каково это, когда тебе несколько сотен лет?
Ивард взмыл наверх, к длинной широкой платформе, и растянулся на упругом ковре из живого мха с мелкими желтыми цветочками, вдыхая свежий запах и размышляя об огромном веке Тате Каги.
Старик на свой лад тоже выходит за пределы человеческого — возможно, этим и объясняется, что у него, одного из всех людей, такой дом.
— Хо, Яичко! — сказал нуллер. — Дулу привыкли видеть меня над собой, но в Четвертом Мире я внизу. Если смотреть на Дулу снизу, они все голые, — хохотнул он и выключил пульт. — Не самое лучшее зрелище.
Оттолкнувшись от воздушного шарика, он взлетел на платформу и лег лицом к Иварду, поджав под себя ноги.
— Сегодня моя мастерская предстала перед тобой в новом свете, правда?
— Ты тоже это видишь? — воскликнул Ивард. Нуллер подмигнул ему.
— Глаза у меня есть, но ты ведь не это имеешь в виду. — Он легонько потянул носом воздух. — Ты был у келли?
Ивард, захлебываясь словами, попытался объяснить, что с ним произошло. Когда он умолк, Тате Кага медленно произнес:
— Здесь ты намного превзошел меня. — Он обвел комнату тонкой, как палка, рукой. — В ней заключено около семисот лет жизни и мечты. Но то, что я получаю в Сновидении, ты имеешь среди бела дня. — Нуллер расплылся в широкой ухмылке, блестя глазами из массы морщин. — Итак, назови же мне третье значение моего имени, Яичко, из которого стараниями келли вылупилось нечто неожиданное!
Ивард уставился на него. Значит, он, юнец, добился большего, чем Тате Кага за свои шесть с лишним веков? Эта мысль ошеломляла.
— Создающий Ветер, — сказал Ивард машинально. Первое значение он угадал еще в их первую встречу в саду келлийского анклава. — Твой пузырь невесомости создает ветер, и еще ты любишь бобы.
— А еще?
Ивард полностью открылся своим ощущениям. Новое восприятие Тате Каги и его комнаты, воспоминания о разговорах, в которых он участвовал и которые слышал, — все это представало перед ним как сложное целое, и из этого целого возникли слова Верховной Фанессы, которые она сказала, сидя у его постели во время долгого перелета с Дезриена на Арес: «Ветер веет, где хочет, но никто не знает, откуда он приходит и куда уходит».
Ивард повторил эту мысль Тате Каге.
— Вашти! Это не из Шанунгпы, но все равно хорошо! — Нуллер сделал плавное сальто и повис вниз головой по отношению к Иварду. — Пора тебе подыскать себе собственное имя.
Ивард некоторое время нежился в лучах его одобрения, но воспоминание о Тау Шривашти и его телохранителе нарушило блаженство. Старик грозно нахмурился, когда Ивард рассказал ему об этом происшествии.
— Ба! — процедил нуллер. — Он хотел опутать тебя своей паутиной. Желтоглазый полагает себя пауком, но йинктомех знает, что это не так. — И он засмеялся скрипуче, но весело. — Хотел бы я быть мухой в его паутине, хотел бы видеть его лицо, когда ты вырвался на волю!
Ивард ощущал в Тате Каге глубокую неприязнь — куда сильнее, чем в Садах Аши, где он впервые увидел Архона и нуллера месте. Но старик переменил разговор, когда Ивард отважился спросить его об этом.
— Довольно о прабху Шривашти. Ветры развеют его дела вместе с ним самим. Ты ведь не только из-за него пришел сюда?
— Мне снятся сны. Я не могу от них избавиться. И мне страшно.
Ивард рассказал свой сон.
— Хо! Если ты стоишь лицом к ветру, пыль, которую он несет, со временем отполирует твои кости. Не борись со Сновидением, Яичко. — Старик оттолкнулся от платформы и полетел прочь из комнаты, хватаясь за шарики и маня гостя за собой. — Пошли — тебе надо пропотеть, чтобы очиститься как следует.
Церемония Йипи промыла и взбодрила Иварда физически, а его душа и ум немного успокоились. Он зевал, уходя от Тате Каги, и предвкушал, как завалится спать — теперь он уже не так боялся уснуть.
* * *
Жаим чуть изменил свою стойку — слегка переместил вес, чтобы дать отдых усталым мускулам. Было около четырех утра, а танцы начались в одиннадцать, сразу после ужина. Жаим поглядывал на прочий обслуживающий персонал — телохранители и слуги держались стойко, с каменными лицами, но изнеможение все равно сказывалось. Но Дулу не обращали на это внимания — для них Жаим и ему подобные были чем-то вроде мебели.
Легкий музыкальный смех привлек его внимание к центру зала, где Брендон с дюжиной других разучивал новый танец. Частые ошибки вызывали добродушное веселье зрителей.
— Как умно сделала Кароли, откопав это, — сказала пожилая, хорошо сохранившаяся Архонея Рашид экстравагантной Архонее Тодгифт — обе они сидели в нескольких метрах от Жаима.
— Она говорит, это был гвоздь сезона четыреста лет назад, когда в моду вошла старина. — Тодгифт осторожно поставила свой хрустальный бокал и добавила: — Видели бы вы собрание пыльных рукописных книг, которое мы унаследовали от старого чудака.
Жаим заметил приподнятую бровь и застывшую улыбку Рашид — ее род, очевидно, был не столь древним.
— С тех времен у нас сохранилось четыре гобелена с людьми в причудливых одеждах и письменами Утерянной Земли, — сказал томный молодой человек, бывший поблизости.
— А почему вы не танцуете, Филан?
Молодой человек, шевалье с Карелаива, пожал плечами.
— Слишком утомительно запоминать все эти па. Вот если мода на менуэт продержится еще с неделю — тогда делать нечего, придется учиться. — Он отвесил низкий грациозный поклон. — Даже наблюдать за ними и то утомительно. Мне нужно подкрепить свои силы. Не желают ли дамы чего-нибудь?
Дамы с благодарностью отказались, и он отошел.
— Хотите пари? — сказала Тодгифт. — На следующем балу он будет танцевать лучше всех.
— Я уже предупредила свою дочь, чтобы она освободила себе часы для утренних менуэтов, — тихо засмеялась Рашид.
Они стали перемывать косточки своим знакомым, а Жаим снова переключился на танцующих. Брендон и Ваннис грациозно и уверенно вели танец, тщательно проделывая жеманные па и смеясь, когда им случалось оступиться. Неподалеку сидел Тау Шривашти, окруженный своими приспешниками, и смотрел на них.
Магнитный полюс бала перемещался дважды за долгий вечер, и оба раза Брендон сам негласно этому способствовал, «Слушай внимательно, — сказал он Жаиму перед балом. — Они ведут себя свободнее, когда не стремятся привлечь мое внимание».
