– Нет, – поспешила я заверить его, – это просто имя такое, одним словом: Сергей. Он не «гей».
– Так вот, – кивнул дядя, – этот Сер-гей, который якобы ездил к Кати, – у тебя против него нет никаких доказательств!
Я смутилась и не ответила. Дядя Уильям некоторое время изучал меня с любопытством. Мне показалось, что он взвешивает, насколько я глупа и стоит ли ему дальше тратить свое драгоценное время на объяснения.
– Мы, однако, отвлеклись, – заговорил он наконец. – Речь шла о том, что в Россию тебе возвращаться опасно.
– Да-да… – подхватила я торопливо, желая поскорее сгладить неловкость. – Вы говорили, что Игорь не владеет ситуацией… То есть, вы думаете… Игорь может находиться в опасности?
– Безусловно. Убийца послан не Игорем и не при его содействии, иначе бы твой адрес не выясняли через человека в посольстве. Следовательно, это дело на данном этапе ему неподконтрольно.
– Погодите, но ведь убийцу нанимал Сергей!
– Милая девочка, никто не может быть уверен в своих подчиненных и коллегах. Я – даже я! – не поручусь, что завтра не обнаружится, что кого-то из наших сотрудников не подкупила одна из иностранных разведок. Русская, например…
Дядя наконец улыбнулся.
– На этого человека, даже если бы он был другом твоего Игоря, все же нельзя положиться.
– Нет. Ни в коем случае, – подтвердила я.
– Хорошо, что ты так ответила. Если бы ты сказала «можно», я бы тебе заявил, что ты ошибаешься. Ни на кого нельзя полагаться, кроме самого себя. Никого нельзя считать своим другом. Смотря что, впрочем, понимать под словом «друг». Если это милый человек, с которым ты не делишься секретами, не работаешь вместе и не даешь взаймы деньги, – тогда он тебе друг.
– Тогда он мне – никто.
– Тоже верно, – согласился дядя. – Этот «никто» и есть твой самый лучший друг. Он-то уж тебе точно не напакостит – почвы нет… Вернемся к разговору: этот Сер-гей мог, увидев, что Игорь отстранился или отстранен от дела, переметнуться к другим хозяевам. Как бы то ни было, в Россию ехать крайне опасно. Возвращаться туда – просто совать голову в петлю. На помощь и защиту Игоря рассчитывать нельзя. Если он вообще жив. Кто там у тебя еще есть? Мама? Ты сама понимаешь, что времена, когда мама могла тебя защитить от всех в мире невзгод, давно прошли…
– Вы считаете, что Игоря могли убить?!
– Могли.
– Но почему?!
– Ну смотри. Тебя хотят убить. Игорь при этом может находиться в одной из трех возможных ситуаций: либо он ничего не знает об этом деле; либо он принимает в нем участие; либо он пытается ему воспротивиться. Первое предположение не подходит: мы знаем, что он осведомлен. Второе предположение также не подходит, так как явно не он, пусть даже при посредничестве этого Сер-гея, направил убийцу на твой старый адрес. Нам остается третье предположение: он попытался помешать чьему-то намерению тебя убить. И его убрали. Тогда и молчание его объясняется. Во всех трех случаях он тебе ничем не поможет.
Арифметические выкладки меня привели в бешенство. Он говорит об Игоре так спокойно, словно речь идет о вещи: если вещь убрали, она больше ничем не послужит!
Дядя Уильям, словно почувствовав мое возмущение, глянул на меня своими лукавыми глазками исподлобья: «Ты что-то хотела сказать?»
Я покачала головой. Не объяснять же ему!
И не объяснить.
– Поэтому, – закончил он подчеркнуто спокойно фразу, – я предлагаю тебе остаться в Англии. Попросить политического убежища. Я тебе помогу ради моего племянника. И ты сможешь затихнуть на какое-то время, спрятаться. А там видно будет. Будем держать руку на пульсе.
Он смотрел на меня. Хитренькие глазки сделались ледяными, колкими, сверлящими. Очевидно, этот человек не испытывал ко мне ни малейшего сочувствия и если и предлагал помощь, то просто потому, что считал необходимым помочь любимому племяннику. Если он вообще способен любить. Может, это просто ход с его стороны, чтобы затащить Джонатана к нему в контору. Ему ведь нужны надежные кадры…
– Нет, – сказала я. – Спасибо.
– Ты хорошо подумала?
– Я вообще не подумала. Я просто сказала: нет. Другого быть не может.
– Тогда подумай.
Я взорвалась:
– Я прекрасно поняла, что друзья для вас ничего не значат! Но там в опасности Игорь, и там моя мама! Это-то хоть что-нибудь значит с вашей точки зрения? Или я должна исчезнуть, не объяснив даже, куда и почему, и мама будет плакать ночи напролет и глотать валокордин, пока ее сердце не откажет от горя?
– Этому Игорю, девочка, ты ничем не поможешь. Жив он или нет – не в твоих силах что-то изменить в его судьбе – она в руках людей, более могущественных, чем ты. Что же касается твоей матери… Если она будет знать, где ты находишься, то тогда не только ты обречена на смерть, но и она тоже. Подумай об этом.
Странное дело, мысль о том, что Игорь мог находиться в опасности и даже, возможно, убит, меня волновала вяло, заторможенно, словно речь шла о каком-то знакомом, но не близком человеке. Что-то умерло во мне за месяц его молчания и догадок о том, что он меня предал… И теперь, даже понимая, что я могла оказаться не права и Игорь, наоборот, мог пострадать, пытаясь спасти меня, – я не находила в своей душе прежних чувств. Это было до удивления несправедливо, но я ничего не могла с собой поделать. Я знала только одно: с эмоциями или без них, но я постараюсь ему помочь. Если это будет в моих силах…
Мысль же о маме, напротив, полоснула меня как ножом.
– Именно поэтому нужно поскорее во всем разобраться! – воскликнула я. – Нужно опередить этих людей!
– А каковы шансы, что ты сумеешь?
– Откуда я знаю! Джонатан! Почему ты молчишь? Ты ведь сам сказал, что надо ехать в Москву!
– Я хочу узнать твое мнение, Оля, – запротестовал дядя. – Мнение Джонатана мне уже известно.
– Я считаю необходимым ехать в Москву, – сказала я твердо. – Мы… Если Джонатан поедет со мной, конечно…
Я посмотрела на него. Он кивнул мне в ответ.
– Мы примем меры предосторожности! Они меньше всего рассчитывают, что я вернусь. Они вообще считают меня убитой. Так что…
– Что ж, ты был прав, Джонатан, – вдруг улыбнулся дядя.
Я растерялась. Что это означает?
Джонатан рассмеялся.
– Дядя, пока мы были одни, спросил мое мнение о том, что ты предпочтешь: спрятаться или поехать в Москву и попытаться разобраться во всем. Я сказал – в Москву. Дядя мне не поверил. Он действительно считает это очень опасным…
– Я действительно считаю это крайне опасным мероприятием! – поднял дядя указательный палец, словно восклицательный знак.
– …Но я был уверен в твоем ответе. Ты мужественная девочка, и я ему так и сказал.
– Я не мужественная, я страшный трус. Но только есть вещи еще хуже страха: постоянный страх. Если я не разберусь, если ничего не сумею сделать и спрячусь, я буду всю жизнь жить в страхе. И еще мама. Я не могу ее вот так бросить.
– Тогда, – сказал дядя, – обсудим детали вашей поездки в Москву…
Новый год застал меня врасплох. Я о нем просто забыла – уж мне было, честно говоря, совсем не до него. А когда вспомнила, то оказалось, что я в Англии, а не дома, с Джонатаном, а не с мамой и не с Игорем, и не с нашими друзьями; что праздничный стол, обычно столь тщательно приготовляемый к этому любимому празднику, не продуман, да и не с кем мне его делить из моих близких, кроме Джонатана… Который стал мне за это время дорог, но не стал близок.
Однако было необходимо задержаться на несколько дней в Англии: новогодние праздники несколько притормозили наши сборы, и дядя Уильям сказал, что сумеет подготовить все необходимое к нашему отъезду только после выходных.
– Как тут у вас встречают Новый год? – спросила я Джонатана.
– Ходят в гости, на дискотеки, в рестораны, – был ответ.
– Я обычно встречаю дома…
– Для нас семейный праздник – Рождество. А Новый год – это выходы, развлечения.
– А мы куда пойдем?
– Куда хочешь.
Я никуда не хотела. Окажись я в Англии туристкой, я бы, наверное, восторженно пищала от самобытной красоты этой страны, ее старинных традиций и оригинальных обитателей. Но я приехала сюда, спасая свою шкуру, и как-то ничего иного в моем сознании не умещалось.
Никогда еще у меня не было столь грустного новогоднего праздника. Мы отмечали его в шумном и веселом баре, в котором все пили, и все чокались, и желали друг другу удачи в новом году, но мне никак не удавалось разделить общее веселье, никак не удавалось прогнать мысль о маме, которая наверняка ждет моего звонка с новогодними поздравлениями… И не дождется.
Я все перебирала разные варианты, как можно связаться с мамой, чтобы при этом не рассказать ей, что меня хотят убить, но зато объяснить, что о моем звонке не должна знать ни одна живая душа?
Я так и не придумала.
Я так и не позвонила.
Только всю новогоднюю ночь думала о маме…
