шли по лесу, держась в тени высоких деревьев, пока не достигли берега, где была плотина.
Лорд Лейчестер подвел ее к краю и слегка обнял.
– Смотри, – сказал он, указывая на серебристый поток воды, – разве это не прекрасно; но не только из-за его красоты я привел тебя к реке. Стелла, я хочу, чтобы ты принесла мне свою клятву здесь.
– Здесь? – сказала она, глядя на его нетерпеливое лицо.
– Да, это место, как говорят, населено привидениями. Там обитают добрые феи, а не злые духи. Мы попросим их улыбнуться в день нашей помолвки, Стелла.
Она улыбнулась и посмотрела ему в глаза с полусерьезным весельем; в них был странный свет серьезности.
Наклонившись, он зачерпнул пригоршню пенящейся воды и бросил несколько капель ей на голову, а несколько – себе.
– Это старый датский обряд, Стелла, – сказал он. – Теперь повторяй за мной: "Приди радость или горе, приди боль или удовольствие. Приди бедность или богатство. Я цепляюсь за тебя, любовь, сердце к сердцу. Пока смерть нас не разлучит, мы не расстанемся.
Стелла повторила за ним эти слова со слабой улыбкой на губах, которая погасла под сиянием его серьезных глаз.
Затем, когда последние слова поспешно слетели с ее губ, он обнял ее и поцеловал.
– Теперь мы помолвлены, Стелла, ты и я против всего мира.
Пока он говорил, облако закрыло луну, и тени у их ног внезапно превратились из серебристых в тускло-свинцовые.
Стелла задрожала в его объятиях и прильнула к нему легким судорожным движением, которое взволновало его.
– Пойдем, – сказала она, – пойдем. Кажется, будто здесь были духи! Как здесь темно!
– Только на мгновение, дорогая! – сказал он. – Видишь? – и он взял ее лицо и снова повернул его к лунному свету. – Один поцелуй, и мы уйдем.
Без румянца на лице, но с блеском страстной любви в глазах, она подняла лицо, на мгновение посмотрела ему в глаза, а затем поцеловала его.
Затем они повернулись и пошли к лодке, но на этот раз она вцепилась в его руку, а ее голова примостилась у него на плече. Когда они повернулись, что-то белое и призрачное появилось из-за деревьев, перед которыми они стояли.
Оно стояло в лунном свете и смотрело им вслед, само по себе такое белое и жуткое, что могло бы сойти за одну из добрых фей, но на его лице, достаточно красивом для любой феи, сверкал белый, сердитый, угрожающий взгляд злого духа.
Была ли это близость этой изысканно-грациозной фигуры в белом, которую Стелла каким-то инстинктом почувствовала и встревожилась?
Фигура смотрела на них мгновение, пока они не скрылись из виду, затем повернулась и направилась по дорожке, ведущей в Зал.
В этот момент еще одна фигура, на этот раз черная, вышла из тени и пересекла тропинку наискось.
Она повернулась и увидела белое, не лишенное привлекательности лицо с маленькими проницательными глазами, устремленными на нее. За ней, наблюдательницей, наблюдали.
На мгновение она замерла, словно испытывая искушение заговорить, но в следующее мгновение накинула на голову пушистую шаль жестом почти наглого высокомерия.
Но ей не удалось так легко убежать; темная, худая фигура скользнула назад и, наклонившись, подняла носовой платок, который она уронила широким жестом.
– Простите! – сказал он.
Она посмотрела на него с холодным презрением, затем взяла платок и, наклонив голову, что едва ли можно было назвать поклоном, прошла бы дальше, но он не сдвинулся с ее пути, глядя на нее.
Гордая, бесстрашная, властно надменная, какой бы она ни была, она чувствовала себя вынужденной остановиться.
По одному тому факту, что она остановилась, он понял, что произвел на нее впечатление, и сразу же воспользовался полученным преимуществом.
Если бы она хотела пройти мимо него, не говоря ни слова, то не обратила бы внимания на платок и пошла своей дорогой. Без сомнения, теперь она жалела, что не сделала этого, но теперь было уже слишком поздно.
– Вы позволите мне поговорить с вами? – сказал он тихим, почти сдержанным голосом, каждое слово было отчетливым, каждое слово было полно значения.
Она посмотрела на него, на бледное лицо с тонкими решительными губами и маленькими проницательными глазами, и наклонила голову.
– Если вы намерены поговорить со мной, сэр, я боюсь, что не смогу этому помешать. Вам не мешало бы помнить, что мы здесь не одни.
Все еще непокрытый, он поклонился.
– Вашей светлости нет нужды напоминать мне об этом факте. Ни одно мое действие или слово не заставит вас желать защитника.
– Мне еще предстоит это узнать, – сказала она. – Вы, кажется, знаете меня, сэр!
Никакие слова не передадут ни малейшего представления о высокомерном презрении, выраженном ледяным тоном и холодным взглядом фиалковых глаз.
Слабая улыбка, почтительная, но сдержанная, скользнула по его лицу.
– Есть некоторые, настолько хорошо известные миру, что их лица легко узнать даже в лунном свете; такова леди Лен…
Она подняла руку, белую и сверкающую бесценными драгоценными камнями, и при этом повелительном жесте он остановился, но улыбка снова скользнула по его лицу, и он поднес руку к губам.
– Вы знаете мое имя, вы хотите поговорить со мной?
Он наклонил голову.
– Что вы хотите мне сказать?
Она не спросила его имени, она обращалась с ним так, словно он был каким-то нищим, который подкрался к ее остановившемуся экипажу и смесью бравады и подобострастия добился ее внимания. В его груди горела яростная, страстная обида на такое обращение, но он подавил ее.
– Вы хотите попросить об одолжении? – спросила она с холодным, безжалостным высокомерием, видя, что он колеблется.
– Спасибо, – сказал он. – Я ждал предложения, я должен сформулировать его таким образом. Да, я должен попросить вас об одолжении. Миледи, я для вас незнакомец …
Она махнула рукой, как будто ее не волновала даже увядшая травинка его личной истории, и, слегка подергивая губами, он продолжил:
– Я вам незнаком, но все же осмеливаюсь попросить вас о помощи.
Она смотрела и улыбалась, как человек, который с самого начала знал, что его ждет, но, чтобы удовлетворить собственную прихоть, ждал вполне естественно.
– Что вы, – сказала она, – у меня нет денег…
Затем он встрепенулся и встал перед ней, и в нем проснулось все, что было в нем мужественного.
– Деньги! – сказал он. – Вы сошли с ума?
Леди Ленора надменно посмотрела на него.
– Я боюсь, что это так, – сказала она. – Разве вы не требовали – просить – слишком банальное слово, чтобы описать просьбу, с которой мужчина обращается к женщине, одинокой и незащищенной, – разве вы не требовали денег, сэр?
– Деньги! – повторил он и
