class="p1">– Вся жизнь – это одно большое путешествие, – продолжала Ага. – Мы переезжаем с одного места на другое, потому что именно это отличает рыбу от камня, движение от покоя, свет от тьмы, жизнь от смерти.
Мэри-Роуз вспомнила, как горделиво возвышалась длинная мачта над крышей старого дока в тот день, когда они приняли решение разрушить не только свою мечту, но и свою жизнь: день, когда они превратили «рыбу в камень» – корабль в дом. В этот момент порыв ветра скинул с ее головы капюшон и взлохматил волосы. Мэри-Роуз охватило необычайное ощущение свободы, как в том сне, где она стояла на палубе плывущего парусника. Вновь в памяти возникли видения из прошлого: желтое сияние светлячков на соцветиях гортензии, смех сына на старой верфи, вдохновение в глазах Гарольда, когда он впервые показал ей чертежи судна. Мэри-Роуз дрожала всем телом, но все же глубоко вздохнула и заговорила:
– Он погиб за несколько дней до того, как мы должны были отправиться в плавание на своем корабле, – вымолвила она.
Ага взглянула на Мэри-Роуз так, словно часть сказанного для нее осталась туманной.
– А что вы сделали с кораблем?
– Мы его разобрали, – Мэри-Роуз запнулась, а потом продолжила: – И превратили его в…
И Мэри-Роуз указала на дом, вмерзший в ледовый массив. Ага проследила за ее взглядом и все поняла.
– Рыба в виде камня все равно остается рыбой, не так ли?
Мэри-Роуз нахмурилась, не понимая, что хотела этим сказать Ага, но едва она собралась задать вопрос, как вдруг какой-то золотистый блик отвлек ее внимание. Этот свет с небес казался ей хорошо знакомым.
– Смотри… – Ага указала на небосвод.
Мэри-Роуз подчинилась. Ее глаза застилали слезы, но через пару секунд она различила две фантастические светящиеся фигуры, танцующие среди усеявших небо звезд.
– Знаешь, что такое полярное сияние? – прошептала Ага, не сводя глаз с люминесцирующих всполохов.
Один из них был огненно-красного цвета, а второй – золотисто-желтый, живо напомнивший о теплом сиянии светлячков в окне комнаты Дилана. Поразительная красота переливающихся аврор вселила странное спокойствие в душу Мэри-Роуз и напомнила о той ночи, когда они с Гарольдом впервые увидели это зрелище в открытом море; то был миг абсолютного мира и покоя для них двоих, плывущих по воле волн на борту своего дома. Две ленты сияния скрестились, окутавшись золотистой, как светлячки, аурой; в голове Мэри-Роуз вновь зазвучал ритм песнопения старухи. Вибрация уже не вызывала дурноты, не рвала ее изнутри на части. Сейчас эта мелодия дарила тепло и защиту.
– Наш народ верит, что небо – это гигантский купол, сотворенный из самого твердого и стойкого материала во всей вселенной, – рассказывала Ага. – По ту сторону горизонта лежит бесконечность, территория мертвых; их мир соткан из света, который мы можем увидеть только тогда, когда души медленно поднимаются к нему; этот свет радует нас своим совершенством, облегчает боль и напоминает нам о красоте нашего мира.
Глаза Мэри-Роуз вновь наполнились слезами, но то были слезы умиротворения и тихого счастья: две авроры танцевали друг с другом, переплетаясь и смешиваясь цветами, даруя избавление от горя, боли и страхов. Морской ветер опять заиграл ее волосами, и в ушах раздался звук, похожий на скрип обшивки парусника, сквозь волны прокладывающего себе путь к свободе и неизведанным материкам.
– Его звали Дилан, – улыбнулась Мэри-Роуз.
– Думаю, что Дилан и Кирима только что свели знакомство.
Возвращение и новая дорога
Мэри-Роуз спала уже довольно долго, когда ее разбудил поток холодного воздуха. Через мгновение она почувствовала, что Гарольд забрался под одеяла и прижался к ней. В чуме сильно пахло рыбой, но для Мэри-Роуз это не имело никакого значения. Напротив, ей было приятно ощущать объятия мужа. Гарольд сразу согрелся рядом с теплым телом Мэри-Роуз, поцеловал ее в затылок, пожелал спокойной ночи, и супруги быстро заснули.
Проснувшись утром, они быстро собрали рюкзак и вышли на улицу; тюлененок крутился тут же, около их ног. За ночь ветер развеял все облака, и небо ослепило Грейпсов своей пронзительной синевой. Стояло безветрие, и по пути к чуму Амака и Аги солнечные лучи согрели их ледяные щеки.
Как и говорила Ага, подготовка к снятию лагеря возобновилась этим утром. Как и прежде, жители грузили сложенные чумы на нарты, но на этот раз, несмотря на хорошую погоду, двигались небыстро, словно с неохотой. Никто не бегал и не кричал, даже дети притихли. Все понимали, что этот поход означает последнее, печальное прощание с Киримой.
Гарольд и Мэри-Роуз обернулись к бескрайней белой равнине припая, где покоилось тело малышки, но свет так ярко отражался от подтаявшего снега, что казалось, будто смотришь прямо на солнце. Удалось различить лишь темную точку на этой нетронутой белизне; эта точка стояла прямо перед тонкой полосой сочной синевы, которая могла быть только морем; это был их дом. Предстояло еще одно последнее прощание.
Супруги продолжали свой путь, пока не дошли до центральной площадки лагеря, где Амак и Уклук грузили на нарты какие-то ящики. Тюлененок учуял больших псов, уже стоящих в упряжке, и быстро улизнул в ближайший чум. Амак обернулся, и при виде Грейпсов на его губах заиграла улыбка.
– Гарольд – один из лучших рыбаков, кого я знаю! – промолвил Амак, хлопая Грейпса по плечу.
Мэри-Роуз растерянно посмотрела на него, полагая, что это шутка, особенно с учетом того, что за все время их плавания им почти ничего не удавалось поймать. Казалось, Амак прочитал ее мысли, когда показал на штабель из полудюжины больших деревянных ящиков, сложенных возле нарт; они были полны толстыми, блестящими тушками трески.
– Вы все это поймали за один раз? – воскликнула Мэри-Роуз, открыв рот от изумления. И сама удивилась, насколько молодо и весело прозвучал ее голос.
– Думаю, теперь мы можем целый месяц не ходить на рыбалку! – добавил Уклук.
Уже давно Гарольду не доводилось ощущать такую гордость. Он был счастлив, и не только потому, что помог выловить эту рыбу, которой надолго хватит всему лагерю, но и потому, что согласился сопровождать Амака. Поездка сблизила их, связав некими особыми узами; уже долгие годы Гарольд ни с кем не заводил подобных отношений; это походило на настоящую дружбу.
В этот момент из чума появилась Ага с маленьким свертком в руках, от которого из-за мороза на улице шел пар. Волосы Аги развевались на ветру; они обрамляли ее лицо двумя водопадами и сверкали шелковым отливом на солнце. Мэри-Роуз с облегчением заметила, что тени под глазами Аги этим утром побледнели.
– Это вам пригодится в
