Ей хотелось посоветоваться с каким-нибудь сведущим в этих вопросах человеком, и она вспомнила о докторе Роже Освальде, который в трагические дни гибели Ксавье показал себя таким знающим и таким отзывчивым. Но найти его не удалось, и не без труда Агнесса установила, что он вынужден был скрыться вследствие расовых преследований. Ее поразила эта весть, и одновременно она сама удивилась своему недомыслию: как это она не догадалась раньше, что фамилия Освальд, звучавшая как эльзасская, вполне может быть еврейской фамилией? Правда, фамилию эту она узнала в мирные времена, и именно по тому, как далеки теперь были друг от друга эти две эпохи, эти два умонастроения, Агнесса воочию убедилась, до какой степени уродства дошла их жизнь. В конце концов, по рекомендации дядя Александра она обратилась к врачу, тот осмотрел мальчика, нашел, что он в хорошем состоянии, и надавал кучу банальнейших советов, которые немного успокоили Агнессу.
Что касается помещения на площади Брезиль, то оно не потребовало особых хлопот. Пока она жила еще в гостинице "Кембридж", пока маляры ремонтировали снятую ею квартирку, а водопроводчик занимался санитарным узлом, Агнесса бегала по обойным и антикварным магазинам. В антикварных магазинах имелось все что угодно и по достаточно сходным ценам, если, конечно, не гнаться за особыми раритетами. Оккупация перевернула все понятия даже в таких, казалось бы, далеких от войны областях. Занавески, купленные по случаю, которые затем приходилось отдавать в чистку или в окраску, все-таки имели преимущество перед новыми, так как новые приобретались по промтоварным талонам и были, как правило, из эрзацев. Агнесса никогда не выходила из дома с пустыми руками, а обязательно брала с собой полный комплект ремней и оберточной бумаги и спокойно возвращалась обратно на метро с рулоном мебельной ткани, с парой стульев, поставленных друг на друга и перевязанных веревкой, или со стопкой тарелок старинного английского фарфора, обнаруженных в свалке среди безвкуснейших сокровищ у торговца на улице Паради и обошедшихся ей по десять франков за штуку. Она всегда любила рыться в антикварных лавках, умела обставить квартиру, украсить ее, но до сих пор ей еще ни разу не приходилось применять на практике свои таланты. Впрочем, сейчас она действовала поспешно, чтобы скорее распрощаться с дорогой гостиницей, а главное, чтобы скорее переехать и почувствовать себя дома.
Наконец трое беженцев из Пор-Кро поселились на площади Брезиль. Агнесса нашла приходящую кухарку, так как единственная комната для прислуги была занята Ирмой. Ирма - хотя она еще не успела привыкнуть к Парижу - ходила рано утром за молоком для Рено и вообще удивительно легко справлялась с нелегким делом добывания съестных припасов. Хозяйка помогала Ирме, а ей самой помогала семейная организация Буссар-делей, получавших богатые посылки из своих двух поместий. Иногда прибывали посылки от Викторины. Тем не менее Агнесса ощущала всю дороговизну жизни, росшую из месяца в месяц с головокружительной быстротой. А тут еще соблазны черного рынка, перед которыми Агнесса не могла устоять, ибо по состоянию здоровья мальчику требовался такой же режим, как на мысе Байю. Она поняла, что жила на острове в основном своим натуральным хозяйством. В столице же перед ней встали финансовые проблемы. У Агнессы было состояние, заключавшееся в недвижимом имуществе, которое досталось ей от деда. При теперешней, разрухе недвижимость приносила пустяки и была лишь обузой, а обстоятельства пребывания в Париже даже не позволили Агнессе воспользоваться правом на одну из собственных своих квартир.
Вновь она почувствовала всю тяжесть порабощения оккупированной столицы, что все-таки не так ощущал Лазурный берег; и то, что она сама теперь страдает от этого гнета, давало ей некоторое удовлетворение. Она вскоре переняла все парижские привычки. При любой встрече после первых же вежливых слов она сразу догадывалась, с кем имеет дело, и в соответствии с этим или следила за своими словами, или говорила свободно Уже через несколько дней она изучила вдоль и поперек весь свой дом и знала, на какие он делится слои: на втором эта же - умеренные коллаборационисты; на третьем коллаборационисты процветающие, глава дома служил в канцелярии отеля "Мажестик"; вполне приличные люди - на четвертом, единственной неприятной их особенностью была вечная беготня и возня ребятишек, отдававшиеся по всему дому. О жиличке с пятого, и последнего, этажа - ибо старый дом имел всего пять этажей - передавали друг другу на ушко, что внук этой пожилой и в высшей степени благовоспитанной дамы служит в армии Леклерка. Жила она одна, и хотя родные предлагали ей ночевать у них в те ночи, когда бомбят Париж, тем более что ее квартира помещалась под самой крышей, старушка никуда не уходила и укрывалась под аркой ворот, видимо ей слишком претило спускаться в подвал, где жильцы дома щелкали от страха зубами. Когда Агнесса поселилась в квартире нижнего этажа, она предложила пожилой даме свое гостеприимство в эти тревожные ночи. Хладнокровно взвесив все за и против, она предпочла избавить сынишку от внезапных побудок и сидения в сыром подвале, когда
Агнесса познала все: и эпидемию лженовостей, и различные психозы, порожденные в умах людей оккупацией, длившейся уже сорок пять месяцев, и затворничество, и унижение, и страх. Она подметила поголовно у всех парижан нелепую манию числить покойниками людей, выехавших из столицы. В один прекрасный день вдруг распространялся слух, что тот или иной человек, проживающий в Лондоне или в Нью-Йорке, погиб. Вам не удалось бы добиться подробностей, вы ни за что бы не сумели обнаружить того, кто первым пустил такой слух, но каждый клялся вам в этом, из кожи лез вон, лишь бы убедить, что вышеупомянутый персонаж действительно только что скончался. Его убивали на расстоянии, с общего согласия, как бы карая за то, что он не мучится теми муками, от которых страдают жители оккупированной столицы.
Впрочем, вокруг Агнессы люди говорили о событиях так, как будто исход мировой войны решался не на многочисленных фронтах, не в Лондоне, а в Париже, точнее, в салонах Абеца. Так же поступала в свое время Тельма Леон-Мартен, считавшая, что судьбы мира решаются в вишистском "Отель дю Парк". И Агнессе тогда еще доводилось слышать, как жители Лиона, Марселя, Тулона группируют события войны вокруг своего родного города, на все смотрят со своей колокольни.
То обстоятельство, что точно так же мыслил и Париж, разочаровало Агнессу. Сейчас, в сорок четвертом году, парижане, как показалось ей, пробудились от своей угрюмой и чисто стадной пассивности, пригибавшей их к земле при предыдущем посещении Агнессой столицы, но себялюбивой одержимости у них было по-прежнему хоть отбавляй. И если походка у них стала тверже, то они все еще ходили по кругу, который сами же вкруг себя очертили. И волей-неволей пришлось втянуться в этот хоровод. Ее пребывание в Париже отмечалось лишь самыми незначительными вехами, замкнулось в кольце все одних и тех же будничных дел. Она сознавала это и мучилась. Но возможно, думала она, ей просто не достает вольного воздуха и неоглядного морского простора. А возможно, семья снова засасывала ее в свое лоно.
Агнесса усердно слушала английское радио, затем снимала телефонную трубку и передавала родным услышанные новости. Только не чете Жанти, которые сами слушали лондонские передачи, не отходили от приемника и избегали, насколько возможно, телефонных разговоров. Таким образом, Агнессе приходилось довольствоваться теми из Буссарделей, кто был ей ближе, и в первую очередь это были ее брат Валентин, ее племянник Бернар, и она повторяла им услышанные новости с обычными для того времени оговорками, что еще подчеркивало радость таких сообщений:
- Знаешь, мне сказали... я-то, конечно, заметь, ничуть не верю. Но, говорят, что русские перешли чехословацкую и румынскую границу. Да, в районе Серета. Посмотри на карту, Валентин, и ты увидишь, правдоподобно ли это!
Как-то поздним вечером, когда Агнесса кипятила в кухне воду, чтобы заварить для Рено обычное утреннее питье, она вдруг отчетливо услышала за стеной лондонскую передачу... Звуки шли из соседнего дома. Агнесса задрожала. Но эти люди, видимо, просто не отдают себе отчета, что приемник орет! Хорошо еще, что это я услышала! Необходимо их предупредить, пусть будут поосторожнее. Вот бы услышали коллаборационисты с верхнего этажа.
Но Агнесса не знала, кто живет рядом. Привратница соседнего дома тоже считалась прихлебательницей немцев, так как держала на черном рынке лавочку; поэтому спросить у нее нельзя. Агнесса поручила смышленой Ирме, которая сверх того вдруг превратилась в страстную поклонницу де Голля, разузнать, кто живет в первом этаже соседнего дома. Ирма вернулась из разведки, фыркая в кулак.
- Эге! - произнесла она с южным акцентом, от которого никак не могла отделаться. - Есть там одна! Шлюха там живет. Говорят, артистка, имеет ночной пропуск, чтобы шляться по ночам. А ловит лондонские передачи немецкий офицер, который с ней спит. Вот-то потеха, мадам! А вы еще хотели предостеречь этого типа!
