— Звонят какие-то. — Голосом мать намекала на что-то, но сказать об этом не нашлась как. Повела кормить его. Отец тоже вышел на кухню, присел с сигаретой. Не морщился Витек, не отмалчивался, разговаривал нормально, только спешил отчего-то, ел быстро, запивал быстро молоком, руки быстро ходили, спешил куда-то.

— Куда спешишь? — спросила Катерина.

— Никуда не спешу, просто проголодался.

Борис Михайлович молча наблюдал за сыном, как он ел, разговаривал с матерью. Вроде налаживалось что-то. Было похоже, как будто бы Витек их возвращался к ним откуда-то, из какого-то долгого отсутствия.

Витек на самом деле торопился. Точно еще не знал куда, но торопился. Не знал, потому что не мог решить, кому звонить первой, Марианне или Эмилии. Зимний вечер был давно уже темен, как ночь, но времени было еще немного.

— Звонила Марианна и еще какая-то, — сказала Катерина, и Витенька пошел звонить Марианне, но позвонил Эмилии.

— А-а, — протянул ангельский голосок в трубке и тут же заговорил Феликс.

— Наконец-то, — сказал Феликс. — Мы о тебе целый час говорили, звонили, но теперь, к сожалению, хотя, какого черта, ты приезжай немедленно, Эмилию провожаем, завтра она улетает. Проводим, и все, давай.

Выпросив рублевку, Витек стал одеваться. Куда и зачем, как всегда, осталось без ответа, хотя сегодня Витек отступился немного и на повторный вопрос все же ответил:

— Ну, по делу нужно, провожаем товарища, за границу улетает.

— Ты хоть не выпивай там, сынок, — попросила Катерина.

— Постараюсь.

Через час Витек был на месте. Разделся, Эмилия и Феликс провели его в столовую. И тут Витек сразу оценил обстановку. Кроме знакомой Ташеньки, за столом сидел некто. Эмилия представила его.

— Знакомься, Виктор, это Гангстер.

Витек с ходу уловил тон и так же спокойно ответил, подавая руку:

— Не похож.

Гангстер поднял глаза, посмотрел в Витенькины, и тогда он про себя поправился: похож. Феликс сделал Витеньке знак глазами, как будто бы руками развел, такова, мол, обстановка, сам виноват. Витек был пятым за столом, и это обстоятельство ни одного из сидящих не делало вполне свободным и счастливым. Поэтому стали быстро пить, напились и стали расползаться. Сперва отлучилась хозяйка, Эмилия, потом Гангстер ушел искать ее, потом встали и ушли Феликс с Ташенькой. Они встали и ушли, когда явилась еще одна гостья, развязная толстушка, которая сразу начала топорщить свою грудь, вздыхать и топорщить, показывать, какая у нее прямо-таки каменная грудь. Кроме этого, у новой гостьи ничего не было. Когда Феликс с Ташенькой поднялись и ушли, гостья еще сильней стала топорщить свою бесценную грудь. Она сидела, криво улыбалась молчаливому Витеньке и топорщила, и вздыхала. Витек встал и пошел зачем-то в спальню. Зачем он шел в спальню к Эмилии? Он не знал. Но все-таки он бодро подошел к двери, взялся за ручку. Дверь была закрыта. Не заходя уже в столовую, Витенька направился в прихожую, быстро оделся и выскочил из этого вертепа. На улице, как суеверный, плюнул налево, потом направо, закурил и бодренько зашагал к метро. Домой вернулся в прекрасном настроении. Родители еще не спали, ждали, конечно. «Ну что? Проводили?» — «Проводили».

Витек выпил самую малость, чувствовал себя хорошо и с нетерпеливой радостью ушел в свою ночную жизнь. Выключил верхний свет, открыл дверь на балкон, хотя она была оклеена на зиму, посмотрел в темный снежный двор, покурил и вернулся к столу. Между прочим, подумалось ему, что он избавился не только от Эмилии, но вместе с тем почему-то и от Марианны. Почему? Сказать было трудно, но освобождение он почувствовал сразу же, как только выскочил из того вертепа. Сейчас ему было немножечко жалко Марианну, потому что она-то ничего не знала. Но подумалось об этом как-то между прочим, вскользь. Думать об этом всерьез казалось теперь Витеньке недостойно для современного человека. Как-то при случае, уже весной, Катерина спросила Витеньку:

— Сынок, вот тебе звонят каждый день, хоть бы привел домой, показал нам свою подружку. Есть же у тебя кто-то?

— Закон несовместимости, — сказал Витек, — не позволяет иметь одну подружку, все теперь имеют по нескольку.

Юмор был тяжелым и непонятным для Катерины и для Бориса Михайловича.

Но вообще родители в последнее время были довольны Витенькой.

Эта страничка в дневнике была озаглавлена, называлась: «О смысле жизни».

В чем же смысл жизни? Говорят, что в ней самой. А в чем же тогда смысл ее самой? Нет, так нельзя.

Пусть бы эта бесконечная материя плавала в бесконечном своем пространстве, сгущалась, расширялась, вспыхивала, взрывалась и клубилась. Пусть бы клубилась бесконечная в бесконечном, сжигала бы себя в одном месте и возрождалась в другом, пусть бы текла и плыла пылью, огнем, твердыми звездами и нетвердыми, своими черными дырами и пропастями, потрясала бы вселенную катастрофами, а потом отдыхала от них. Нет же! Она родила в себе мыслящее начало. Микробы, ихтиозавры, слоны, змеи, травы и деревья, лягушки и лишайники, рыбы и олени — это только лаборатория, в которой она создавала мыслящее начало. Зачем? А чтобы взглянуть на самое себя и понять: что же она такое, бесконечная материя? Что она и какова она? Зачем взглянуть на себя и понять? А затем, чтобы открыть смысл своего бесконечного существования, плавания и кипения бесконечного в бесконечном. И вот. Поскольку она поместила мыслящее начало в человеке (в условиях Земли), то и смыслом человеческой жизни надо считать именно то, ради чего и затевалось это мыслящее начало, то есть надо считать п о з н а н и е. Все остальное, без всякого исключения, только условия жизни, но никогда не цель и не смысл.

Витенька хорошо помнит: когда он это записал, понял, что это — мысль, больше того — это открытие. И он испугался. Может, не совсем точно, не испугался, а стало ему как-то не по себе, страшновато, оттого что это было открытием. Он открыл наконец тайну: для чего человек живет на земле. Человек, в смысле человечество.

Был май месяц. Середина ночи. Витек перелистывал свой дневник, подводил итоги. Кончались школьные годы, оставались считанные дни этой школьной жизни, и Витек перелистывал в ночной квартире свой дневничок, оглядывался на себя, задумывался над тем, что будет дальше. Натолкнувшись на эту страничку о смысле жизни, снова тревожно и радостно пережил ту минуту, когда записал свое открытие. П о з н а н и е. Вот оно! Но при этом, конечно, даже не вспомнил, что он — троечник, и сейчас вместо того, чтобы готовиться к очередному экзамену — выпускные экзамены! — он сидел и наслаждался своими записями, своими стихами, если они были удачны. Рядом лежала дочитанная до середины книжка, не имевшая никакого отношения к школьным занятиям. Походивши по комнате, выкуривши сигаретку, Витенька закрыл дневничок и принялся за книжку. До рассвета оставалось около двух часов. Он читал о Сартре. Были места совершенно непонятные. Надо, конечно, почитать и этого Гуссерля, и Хайдеггера, и вообще. Витеньке казалось, что его ночные посиделки за книгами и дневником будут тянуться вечно, никогда не кончатся, хотя он уже получил повестку в военкомат и ходил туда, знал, что его ждет армия, военная служба, поскольку институт он отверг сам, да и шансов попасть туда троечнику не было никаких. Все это было ему известно, но относилось оно как бы к третьему лицу, к какому угодно лицу, только не к нему. Он думал сейчас о другом, о потерянном и возвращенном рае, по Гегелю. Он прочитал дважды это место и выписал отсюда в свой дневничок:

«…идея развития как самообогащения духа через добровольный уход от себя в чужую стихию и возвращение с победой. Отчуждение поэтому — необходимый момент развития: только покинув родной свой дом, а затем претерпев все необходимые испытания «за морем», дух становится тем, чем он должен быть поистине, по-настоящему обретает себя. В конце концов получается, что развитие есть возвращение к началу, соединение с собой через временную утрату, добровольную разлуку и преодолимую боль».

У Витеньки все смешалось. Гегелевский дух то и дело становился им самим, Витенькой, как-то подставлялся под него, и тогда ему начинало казаться, что это он о себе читает, в себе что-то открывает, какое-то соответствие с этим духом, что к этому надо внимательнейшим образом прислушаться, вдуматься, потому что тут, кажется, заключена важная для него истина, важное для него указание, определение и освещение его собственной судьбы.

Голова горела. Он встал, постоял с переплетенными пальцами на лбу и вышел на балкон и был поражен там небом. В одну секунду оно перевернуло всю его душу. Оно было бездонно-черным, и по нему низко, совсем низко, чуть не задевая крыши домов, неслись со страшной силой белые светящиеся облака. Неслись они бесконечной стаей. Крупные, потрепанные, отдельные, как мертвые птицы, они спешили куда-то без оглядки, даже шорох или шипение слышались от их стремительного лета. Не успевал Витенька проследить за одним белым облаком, чтобы лучше вглядеться в него, как оно проносилось над черным колодцем двора, по черному бездонному небу, за ним тут же вылезали из-за крыши новые, десятки новых, вытянутых в направлении полета белых стремительных туч. С ними шла тревога. Их черное небо было неуютным, враждебным, пугающе-бездонным, и они спешили куда-то, то ли спешили спасать кого-то, то ли сами спасались от кого.

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 83

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витенька - Василий Росляков бесплатно.

Похожие на Витенька - Василий Росляков книги

Наследники - Борис Пильняк - Советская классическая проза
Современники - Борис Николаевич Полевой - Советская классическая проза
Счастье первой тропы - Борис Дубровин - Советская классическая проза
Белые коромысла - Михаил Щукин - Советская классическая проза
Апрель - Иван Шутов - Советская классическая проза

Оставить комментарий