Над головой раздалось:
— Ону тутун. Богазини темезлемек герекир.
С меня сдёрнули шапку. Я услышал юношеский изумлённый голос:
— О кел!
И голос чуть постарше:
— Ноздри тут.
Причём здесь, в каком-то тюркском, вроде, наречии, «ноздри» — понял ещё до того, как успел удивиться. Два пальца из-за моей головы, как двойной крючок для крупной рыбы, воткнулись мне в ноздри, и заставили поднять голову. Я несколько ошалел от такого обращения, оставил на мгновение открытым рот и туда немедленно всунулись чьи-то жёсткие холодные пальцы. Инстинктивное стремление выплюнуть лишнее и сжать челюсти ни к чему не привело — что-то твёрдое, оказавшееся в уголке рта, мешало. Изумление моё было столь велико, что слёзы из глаз как-то перестали течь. А скосив глаза, я увидел вставленную между моими челюстями короткую толстую чёрную палку. Точнее — рукоять кнута. Камча? Нагайка? Передо мной на коленях стоял половец. Поганые! Серый всадник! Он внимательно заглядывал мне в рот, потом всовывал туда пальцы и пытался что-то ухватить. Успокаивающе приговаривая при этом:
— Ех, йуй, сегерме дигил, тюм аси, йуй дегил.
Наконец, он что-то ухватил у меня внутри, потянул, так что меня снова начало выворачивать наизнанку, вытащил какую-то шерстяную завитушку, радостно улыбнувшись, показал её мне и подчёркнуто демонстративно бросил на снег в сторону. Мне снова залило глаза слезами, они сразу замерзали и всё вокруг расплывалось. Но я, несколько неуверенно, с инстинктивным облегчением от заново возникшей возможности дышать, от благодарности за моё спасение, попытался улыбнуться ему в ответ.
Однако процедура не была закончена: второй кыпчак, упиравшийся мне коленом в спину, потянул, вставленными в мои ноздри пальцами, мою голову ещё вверх, а мой спаситель, приговаривая:
— Якши, карош, карош малчик, йуй чакук… оттянул мне нижнюю губу и внимательно осмотрел зубы. Потом повторил осмотр верхней челюсти. Он даже изогнулся, заглядывая в глубь моих коренных зубов. Что-то вызвало у него сомнение, и он, засунув мне за щёку два пальца, попытался покачать подозрительный зуб. Результат его удовлетворил, он вытер пальцы о моё плечо и, ласково потрепав по щеке, сказал:
— Якши, сагликли кёле — йуй фиуят.
Никогда не любил визитов к стоматологу. К конскому — особенно. Тем более, здесь из заморозки — только мороз.
Мой зубник подобрал лежащий на снегу небольшой мешок из овчины, вывернул его наизнанку, мехом наружу и потянулся к моей голове. Я попытался отдёрнуться в сторону, но колено сильнее надавило на мою спину, лицо прижали к снегу, и, зачерпнув его немножко, мешок натянули мне на голову. Затем затянули завязки на горловине.
Снова я оказался в полной темноте. Только теперь к моему лицу прижималась вонючая кожа давно умершей овцы, плохо выделанная, холодная и мокрая. Попавший снег начал таять, и струйка ледяной воды потекла мне за шиворот.
За шиворот она текла недолго: меня вздёрнули на ноги, подхватив под связанные за спиной руки, куда-то в полной темноте мешка потащили. Чья-то рука жёстко ухватила меня за промежность, от чего я резко рванулся, меня подкинуло вверх и приложило животом.
Я снова оказался в знакомом уже положении: голова на уровне ног, задница вверху. А подо мной — лошадь. Которая сделала шаг, другой, третий… и поскакала. Точнее — по-рысила.
Чарджи как-то мне втолковывал, что на рыси кони переставляют ноги крест-накрест. Чётко слышны два удара копыт о землю на каждом шаге. А на средней рыси появляется момент подвисания — у лошади все четыре ноги в воздухе. Потом она приземляется. Копытами. А я — приконячиваюсь. Тазобедренным. При каждом… зависании — живот и ноги напрягаются. В ожидании неизбежного удара о конский хребет. Неизбежное — происходит, мышцы — расслабляются, конь — делает следующий шаг. Никогда не доводилось пресс качать?
У ритмического, долгого, сильного сокращения брюшных мышц есть… разнообразные последствия. Хорошо, что я не завтракал. И не ужинал. И не обедал. Потому что длительное пребывание вниз головой тоже имеет разнообразные последствия. В том числе — аналогичные вышеупомянутому.
Чтобы сохранить хоть относительную чистоту в этом… «наморднике из овцы» на моей голове, я постарался отвлечься от собственных ощущений, от тошноты, от боли. Переключить фокус внимания.
Прежде всего, спасибо этому подростковому тельцу — зубы-то носителя. Насколько я помню, в рот невольникам лазают при всякой торговой операции. Целые зубы — индикатор общего здоровья торгуемого организма. Татары, собирая полон, внимательно осматривали зубы своих пленников. Людей с существенным некомплектом или с чёрными зубами — рубили на месте. Такое… кардинальное средство против кариеса.
Почему рубили? — Человек, попавший в руки людоловам, не может убежать или быть отпущен. Это нарушает общую атмосферу неотвратимости, безысходности, божьего предначертания, судьбы…, которая, хоть и всего лишь сидит между ушами, но эффективно ограничивает свободу рук и ног. Даже негожего пленника необходимо убить. Для примера остальным, для поддержания безальтернативности.
Второе спасибо — собственному долбодятельству. Утренняя мантра с «кольчужку — одеть, шашечку — нацепить» вбита настолько крепко, что даже после вчерашнего сумасшедшего дня, даже не проснувшись до конца, я это исполнил. Пояс с кошелем и всякими причиндалами не взял, а вот кольчужку и перевязь с шашечкой накинул. Кольчужка сейчас спасает мои внутренности. На каждом шаге этого пыточного инструмента, который называют лошадью.
А вот шашечка… Я её как-то… не чувствую. Возможно, она с меня свалилась в момент захвата, и мою люди её найдут. И выручат меня. А что — с ними? Что с моими людьми?!
Поздновато, но хорошо хоть вспомнил. И… и ничего сказать не могу.
Интересно, за время этой… горло-зубной операции я не увидел ничего, кроме самого «оператора». Я не видел ни сколько там кыпчаков, ни сколько лошадей, где они, где мы вообще находимся.
Профессиональное людоловское нарушение ориентации пленника в пространстве? Потрясение от само-удушения, от прилива крови к голове, от боли во все частях тела? Резкие переходы от света к темноте, блокировка каналов визуальной, да и прочей, информации? Я же в этом мешке — не вижу, не слышу, не чую! Тактильная информация… забивается ударами в живот на каждом шаге лошади. Кажется, на улице холодно. И это всё об окружающем мире.
Мои люди проснутся, обнаружат мою пропажу и… Снег на реке весь истоптан конницей. Найти след… вряд ли. Предположим, они пойдут по реке вверх. Или — вниз. А я сам не знаю — куда меня везут. Летом бы в лодке — наверное, поймал бы направление и с закрытыми глазами. А здесь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
