class="p1">Зоя сама проявляла большое нетерпение, говорила чуть живее, торопливей обычного, жестикулировала. Отпустив ребят, она подхватила Мелека за руку, и они помчались на стоянку, как юные влюбленные. Удивительно, что она запомнила дорогу, – в тот день заснула в пути.
– Я нашла твой адрес в папках брата, – объяснила она, припарковав машину у зеленых дверей его подъезда.
Едва они зашли в квартиру, не отпуская рук друг друга, Зоя встала на колени, вынудив и его опуститься рядом с собой.
– Ты ведь тоже это чувствуешь?
– Что?
– Наши души совпали? Ты и я – близнецовые пламена, зеркальные души. Такая встреча – одна на миллион! Люди годами ищут свою половину, умирают, так и не встретив ее. А мы…
Он сжал ее руки, чтобы скрыть дрожь в теле. Он смотрел на нее во все глаза, чувствовал ее дыхание на своей шеке. Это не может быть правдой!
Она высвободила руки, одной привлекла к себе, а другой стала медленно и мягко, едва касаясь кончиками пальцев, обводить замысловатый рисунок рубцов от ожогов на его скуле, лаская висок и ухо.
А потом он ощутил ее горячие губы на своих.
Как в тумане они поднялись, перешли в спальню. Зоя стянула водолазку, обнажив испещренное шрамами тело. От горла до пупка шел самый широкий и старый, будто ей пересаживали сердце.
– Это я сделала, когда мне было семь. Взяла нож на кухне… Я еще не знала, что могла умереть.
Он в ужасе уставился на неровный рисунок полосы шириной почти в сантиметр, бугрящийся рубцовыми узлами.
– С тех пор я никак не могу успокоиться.
– Зачем ты это делаешь?
– Не спрашивай, причин много. Я не спрашиваю о твоих причинах, хотя по глазам вижу, что их полно. По сути, неважно, что сделало нас такими. Важно то, кто мы есть – дети своей эпохи, которые родились, к своему несчастью, зрячими. И не говори, что ты не считаешь всех вокруг слепыми.
– Механическими, – одними губами прошептал Мелек, проводя ладонями по ее плечам, покрытым беспорядочными линиями – некоторые были тонкими и белыми, как от когтей кошки, другие рубцеватыми, третьи – еще свежими. Некоторые зашивали в больнице – вокруг них остались следы от ниток.
Они тесно прижались друг другу, застыв на несколько долгих минут.
– Я знала, что не одинока на этой планете. – Она опять погладила его по лицу, любуясь рисунком рубцов. – Ты такой красивый!
Они были одной крови, одной расы – расы безумцев. А может, единственно разумных существ? Которые не потеряли способности чувствовать, быть спонтанными, доверять своему внутреннему голосу.
На целый месяц Мелек забыл о том, кто он и откуда, о своем уродстве, о сыне, о задуманной мести, пока у Зои не случился очередной приступ жажды наносить себе увечья. Он застал ее в ванне с лезвием и попытался отговорить, она отстранилась. Однажды они боролись, он пытался забрать канцелярский нож и нечаянно ее ранил. Она тотчас перестала биться, упала на колени и закрыла лицо руками.
– Прости, прости меня, – умолял он, – прости, пожалуйста… Я не хотел!
Он думал, она его бросит, и тогда все рухнет. Волшебство, которое она привнесла в его жизнь, рассеется, и он станет прежним чудовищем. Таких она осуждала.
Она отняла пальцы от лица, взяла за руку, в которой он сжимал нож, и медленно приблизила лезвие к своему животу.
– Ты можешь это сделать для меня?
– Нет, ты что! – Он отскочил от нее к двери в ванную.
– Боишься, что тебя осудят? Давай мы все обдумаем. Подготовим. Ты убьешь меня… как «Призрак Тюильри» своих кукол.
Мелек схватился за дверную ручку, чуть ее не выломав. Она все знает! Явилась по просьбе своего брата-сыщика, следила, разыгрывала комедию. Как он мог быть таким неосторожным!
Но Зоя стояла перед ним на коленях, окутанная лишь длинными, как у Марии Магдалины, волосами, в ее глазах стоял туман. Мелек знал ее уже достаточно хорошо, чтобы убедиться: она психически больна, ее страдания – не игра. Об этом свидетельствовало ее тело, на котором шрамов не было только в области лопаток – она до них просто не могла дотянуться.
«Призрак Тюильри» в свое время был известной фигурой в Париже, почти легендой, Зоя не могла не знать о нем. Это имя слетело с ее губ совершенно случайно.
Он опустился на пол рядом с ней и отложил нож.
– Пожалуйста, не ругай меня… я хочу, чтобы ты жила. Я не готов потерять еще и тебя. Может, мы попробуем обратиться к… врачу? Говорят, есть препараты, которые избавляют от депрессии.
– Я так хочу умереть! Но как будто проклята… у меня нет смелости убить себя.
– Это пройдет.
– Не пройдет. Ты помешал мне в тот день! Помоги же облегчить боль. Возьми нож, – приказала она нетерпеливо.
Повинуясь не столько ее словам, сколько своему извращенному инстинкту, Мелек стиснул пластмассовую ручку ножа, выдвинул лезвие. Зоя села, упершись руками в пол и запрокинув голову.
– Ты будешь нежным.
Момент соприкосновения лезвия с ее кожей возродил к жизни то темное начало, которое не показывалось наружу уже месяц. Эта девушка перевернула в нем все его нутро дважды.
– А кто утешит мою боль? – прошептал он, ведя лезвием по молочно-белой бархатистой коже и наблюдая, как тело содрогается от холодного прикосновения стали. На кафельный пол стекала кровь, а он думал лишь о том, что весь его арсенал для заметания улик, к несчастью, в другой квартире.
Глава 18. Таинственный сосед
После допроса Турно полиция выехала с ордером на арест в сторону улицы Шапон. Кристоф с сотрудницей, которая оказалась капитаном и оперативником BRI, и патрульная машина с двумя полицейскими. Эмиль с Верой, сидящей на заднем сиденье мотоцикла, прибыли почти одновременно с ними. Подъезжали тихо, не включая проблесковых маячков и сирен, чтобы не спугнуть маньяка. Но их встретили на всю улицу орущие колонки – какой-то ремикс «Щелкунчика» с элементами электро. Окна квартиры Жаккара были настежь распахнуты. У подъезда бегал возбужденный сосед. Музыка не должна была особенно волновать соседей в пятницу вечером – иногда молодежь устраивала вечеринки на крыше, тогда децибелы сотрясали район и не так.
– Я обеспокоен. – Мужчина в растянутой футболке и линялых трениках подбежал к машине. – Уже два часа дом трясет от этих звуков, а сосед не слышит стука в дверь, не открывает. Как бы руки на себя не наложил с горя…
Все быстро поднялись на этаж, где проживал отец похищенного ребенка. Кристоф с красной повязкой на левом плече, двое полицейских в белых
