Хельц вяло пожал плечами. Не следовало, разумеется, вмешиваться. Глупость это, растерянность, минутная слабость. Ладно, как тут насчет вокзала?
Он последний раз глянул на лебедей, которые по-прежнему не шевелились, пнул ногой камень, обросший жесткими сорняками, и уже было двинулся по тропинке вдоль берега, ведущего к дальним огням, как раздался откуда-то быстро нарастающий свист и недалеко от него бахнула о твердую почву тяжелая палка.
И сейчас же горячий истерический голос прорезал вечернее очарование:
– Вот он!.. Колдун!..
Хельц оглянулся.
Из булыжных, карабкающихся кверху улиц, где как раз в эту минуту затеплились чугунные фонари, проступила толпа людей, по виду довольно значительная, а впереди нее выскочил одетый в черное человек и, поддерживая настроение, усиленно замахал руками:
– Очистим город от дьявола!..
И одновременно донесся от площади яростный колокольный звон – будто скинула оцепенение громадная церковь. Хельц только поморщился. Колокольный звон не вызвал у него обычных эмоций. Не вонзилась боль в пылающий мозг, и не пробежали по телу сатанинские корчи. Просто медный набат, более никакого эффекта. Вероятно, и церковь уже лишилась одухотворенности. А вот в человеке, выступившем из толпы вперед, несмотря на сумерки и капюшон, прикрывающий внешность, он узнал господина муниципального советника Пробба, и в самой толпе, конечно, присутствовали люди из секты. Вероятно, все это было ими и подготовлено. Не случайно он еще час назад почувствовал слежку и увидел осторожных прохожих, державшихся в отдалении. Он не обратил на эту слежку внимания, а напрасно, следовало, вероятно, задуматься. Следовало, вероятно, учесть, что он ныне – обыкновенный земной человек и что он не может пренебрегать никакими опасностями. Опасностей теперь следует избегать. Тем не менее Хельц по привычке совершенно не волновался – выставил перед собой распахнутые ладони, сконцентрировался и метнул в толпу шипящую синюю молнию.
Толпа загудела.
Однако молния пролетела всего метров тридцать – и зарылась в траву, опалив ее длинной дорожкой.
Толку от нее было мало.
И толпа, вероятно, почувствовала его нынешнее бессилие, потому что уверенно двинулась, спускаясь на берег, и оттуда, как град, застучали камни и палки.
– Колдун!..
– Сатана!..
– На костер!..
Расстояние, к счастью, было еще довольно приличное. Хельц подумал и поставил ногу на поверхность реки. Нежная пленка воды прогнулась, но выдержала. Он тогда осторожно сделал один шаг, за ним – другой. И пошел как по студню, который размеренно колыхался. Значит, все повторяется, вяло подумал он. И хождение мессии по водам, и осуждение. Только я не мессия, и предназначено это не мне.
Он прикинул, сколько еще остается до берега. Оставалось примерно метров сто пятьдесят. На другой стороне реки лежал луг, подернутый дымкой. Клочья черных кустов, белесые струи тумана. И вдруг наискось пролетели, снижаясь над ним, красные мигающие огни. А затем докатился убийственный рев моторов. Вероятно, лайнер заходил на посадку. Это-то мне и нужно, подумал Хельц. И, немного ускоряя шаги, побрел к плоской, вдающейся в реку отмели…
5. Лето. БальштадтШофер сказал:
– Да, мадам, к сожалению, это довольно далеко от города. Мне хотелось бы знать, вернетесь ли вы обратно.
– А в чем дело? – спросила Лида.
– В этой местности мне не найти пассажиров. Ночь, мадам. Полнолуние.
Он, казалось, намекает на что-то.
Лида холодно пояснила:
– Я оплачиваю поездку в оба конца. Вас это устраивает?
– Да, мадам.
Такси тронулось, мелькнули за окном пирсы яхт-клуба – белоснежные павильоны, рощица аккуратных акаций. А затем город кончился и распахнулось море до горизонта. Солнце уже зашло, но край неба еще светился.
Лида откинулась на сиденье. Наконец-то она могла позволить себе немного расслабиться. Все-таки самолет – это страшная штука. Еще днем она высунувши язык моталась по Санкт-Петербургу, узнавала насчет полетов, выстаивала в очередях, а сейчас уже – море, тянущиеся вдоль шоссе кипарисы. Лень, истома, другая ритмика жизни. Она вспомнила, как Блоссоп однажды сказал: «Вы в России привыкли, что для чего-то там предназначены. А мы здесь уже давно отказались от предназначения. Сам приход в этот мир исчерпывает предназначенность». – «А душа?» – довольно-таки банально спросила Лида. – «А душа, – сказал Блоссоп, – растворяется в существовании. Никакого надмирного назначения она не имеет». Он, как помнится, был очень бодр, оживлен и, казалось, излучал прохладную чувственную энергию. Это было особенно ощутимо в тогдашние жаркие дни. И необыкновенно приятно.
– Можно я закурю?
– Конечно, мадам.
Щелкнула зажигалка, и поплыл по такси аромат сладковатого дыма. Некоторое время Лида ослепленно помаргивала, а потом вновь откинулась под мерное покачивание машины. Она видела, что небо на горизонте померкло, а на побережье спустились синие сумерки. Впрочем, море еще заметно искрилось. Внутреннее напряжение не ослабевало. Может быть, и не стоило ехать к Блоссопу в сумерки. Без какого-либо предупреждения, без внятной договоренности. Так воспитанные люди не поступают. Но с другой стороны, куда ей тогда деваться. Ночь в гостинице, ожидание, неизвестность. И ведь, черт побери, у нее – чрезвычайные обстоятельства. Как тут все не обдумывай, а Блоссоп имеет к этому отношение. Пусть не сходится по положенным срокам и пусть противоречит природе. Но сама-то она ощущает, что послужило причиной. Это женщина всегда ощущает. Лида глубоко затянулась. Она вспомнила унизительную процедуру отъезда – как пришлось объясняться с Митканенном по поводу длительного отсутствия, и как морщился Костя Митканнен, и как он не обрадовался новой отлучке. В общем, ясно, что будут теперь серьезные осложнения. Да и что там Митканнен – главное вообще удержаться.
Лида опустила стекло и выбросила сигарету. Проносились один за другим громадные черные кипарисы. Вдоль шоссе тянулся невысокий, всего с полметра, бордюр, и под фарами вспыхивали на нем люминисцентные краски.
Ладно, пока оставим фирму в покое. Сразу, видимо, не уволят, а дальше – посмотрим. Дальше можно будет опять за что-нибудь зацепиться. Ладно, это потом, давай рассуждать по порядку. Собственно, чего она хочет от Блоссопа? Хочет денег или возобновления отношений? Нет, ни денег, ни отношений она не хочет. Интересная ситуация. Тогда, собственно, зачем она прилетела?
Лида вытащила новую сигарету. Пальцы прыгали, и сигарета надломилась у фильтра. Получалось, что лишь затем, чтоб рассказать Блоссопу о случившемся. Чтоб поставить его в известность и выслушать какие-то объяснения. Объяснения – вот что, видимо, требуется. Отвратительная, тупая загадка связывала их обоих. И пока не прояснится ответ, нельзя будет жить спокойно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
