— Сидите тихо, на улицу не высовываетесь, — повторил особист. — Пока я за вами не приду.
Мичман помолчал, похлопал себя по карманам, достал папиросы, посмотрел на помятую пачку, убрал обратно в карман.
— Как она? — кивнул на Лену.
— Сильно ушиблась, но переломов нет, — отчитался я.
— Идти сможешь, Блохинцева?
— Смогу, — буркнула Лена.
— Вот и хорошо. Врачей не вызывать. У бабки спросите йода и что-нибудь от ушибов, никаких аптек. Вас не должны видеть.
— Сидор Кузьмич, не нравится мне ваша идея. Вы на нас, что ли, все собираетесь повесить? — в лоб спросил я.
— Была такая мысль.
Сидор Кузьмич растянул губы в улыбку, а я напрягся.
— Но?
— Но ты мне ещё пригодишься, Алексей. И девочка твоя. И… семья её.
Теперь вздрогнула Лена. Я не видел, потому как продолжал наблюдать за мичманом, но ощутил, как затрясло девчонку от страха за родных.
— Зачем, Сидор Кузьмич?
— Затем, — отрезал особист. — Собирайтесь на выход. Смотри внимательно, чтобы ничего лишнего не осталось, — распорядился Кузьмич. — Ящик подними и поставь вот сюда.
— А сами? — ухмыльнулся я.
— Делай, что говорят и меньше болтай. А то я ведь могу и передумать, — жёстко одёрнул меня особист и прищурился, наблюдая, как к нему подхожу. — Сюда ставь. Иди обратно.
— И всё-таки, Сидор Кузьмич, что дальше-то? Ну, посидим мы пару дней в том доме. А дальше?
— А дальше вас не касается, Алексей. Показания запишем, проходы зарисуем и разойдёмся до поры до времени. Когда понадобишься — вызову.
— А… Нина… Что с ней? — кивнул я на тело.
— Нина… С Ниной я разберусь. Вас тут не было, её не знаете, ничего не видели. Ясно?
— Её же… похоронить надо… — тихим голосом, с ужасом глядя то на меня, то на Кузьмича, прошептала Лена.
— Лен… — одёрнул я, переживая, как бы Кузьмич не взбесится, всё-таки родной человек, невестка.
— Я о ней позабочусь, не волнуйся, — успокоил подругу мичман.
— Но её же будут искать? — осмелев, предположила девчонка.
— И найдут, — минутная мягкость исчезла из голоса Кузьмича, Лена как-то сразу поняла и замолчала.
— Готовы?
— Да, — синхронно ответили мы.
— Ключи. От калитки, от дома. Приказ ясен? Алексей, ты за главного.
— Так точно.
— Повтори.
— Сидеть в доме, наружу не высовываться, ждать вас.
— Молодцы.
— Разрешите вопрос?
— Давай.
— Сколько ждать?
— Не понял?
— Что непонятного-то. Нам велено ждать. Я не знаю, чем вы займётесь, но проблемы налицо, — я кивнул в сторону мёртвой Нины, сундука с сокровищами и на ящики с оружием. — Сколько дней нам ждать? Два? Три? Неделю? Неделю не протянем, у меня с собой нет столько денег, на одной воде не продержимся.
— Алексей, — угрожающе начал особист.
— И ещё Игорёк сбежал, — задумчиво протянул я. — С ним что делать будем? Он всё видел. Ну, кроме… — я махнул рукой на Нину.
— С ним я сам разберусь, будет молчать.
— Кто? Васильков? Плохо вы его знаете, Сидор Кузьмич. Завтра весь город будет знать о кладе.
— В его интересах молчать. Не поймёт с одного раза — сядет. А в тюрьме всякое, может, случиться, — жёстко отрезал особист и добавил. — Вас это тоже касается. Был бы человек, за что посадить всегда найдётся.
— Понято-принято. Мы пойдём?
Я всё ещё не верил, что мичман вот так запросто нас отпустит. И не понимал, что он задумал. Сокровища найдены, зачем я ему нужен? И Лена с семьёй?
— Брелки оставь, и рисунок свой. Ещё один вопрос, и останетесь помогать.
Лена охнула и попыталась самостоятельно подняться. Я помог, подхватил оба рюкзака, кивнул Сидору Кузьмичу, и мы пошли на выход. Девчонка обняла меня за пояс и вжалась лицом в плечо, чтобы не видеть мёртвую Нину.
Глава 27
Тогда мне показалось, что из подземелья мы выбрались очень быстро, несмотря на то, что Лена шла медленно. Наверное, инстинкт выживания вёл к солнцу. Я до конца не верил, что Кузьмич не передумает и не выстрелит нам в спину. Но всё обошлось.
Здесь, наверху, по-прежнему светило солнце, пахло морем, горячий воздух обдувал наши ледяные лица. Никаких покойников, никаких сокровищ. Жаль, так нельзя сказать про особиста.
В молчании мы добрались до велосипедов, и тут я понял, что Лена не доедет. Точнее, девушка справится в силу упрямства, но к чему издеваться над человеком, если можно попробовать добраться до трассы и поймать попутку до окраин города, а там уже пересесть в автобус.
В домике, где мы с Ниной отжигали, нам с Леной пришлось прожить двое суток. К вечеру второго дня пришёл молчаливый невзрачный товарищ, передал записку от Сидора Кузьмича. Мичман повторил свой приказ сидеть в доме и не высовываться и сообщил, что семейство Блохинцевых предупреждено о том, что дочь и внучка задерживаются на неопределённое время.
Лена испугалась до истерики, представив, кто мог прийти к ним домой, я едва её успокоил. Когда девчонка уснула, устав от собственных рыданий, я тайком слинял из дома. Добрался до общежития, понаблюдал, хотел было сунуться в свою комнату, переговорить с Женькой, но не рискнул. Незнакомые товарищи, которые общались с вахтёршей, смутно напоминали тех двоих, которые приходили за мной в больницу. И я не стал рисковать.
Сидор Кузьмич появился внезапно, когда мы уже извелись окончательно и прикидывали, что делать дальше. Осунувшийся, но гладко выбритый, вымытый, пахнущий одеколоном, особист вытащил из портфеля пачку бумаги, две ручки и велел записать всё, что мы помним о подземных переходах, метках. Приказал записывать и зарисовывать любые мелочи, которые вспомним. И снова ушёл.
К вечеру мичман снова появился, чтобы взять с нас подписку о неразглашении, и отпустить на свободу с чистой совестью, так сказать. Я попытался выяснить, что происходит, что с Ниной и юсуповским кладом, но Сидор Кузьмич кивнул на бумаги, на которых стоял гриф совершенно секретно, и отказался что-либо пояснять.
Единственное, о чём упомянул — это о похоронах Нины, и посоветовал на них не светиться. И никому ничего не рассказывать, включая родных, близких, любовниц и самих себя в зеркальном отражении.
Так загадка казны Юсуповых и осталась для меня загадкой. Как и призрачный клад, о котором до сих пор в нашем провинциальном городке нет-нет, да и вспоминают, когда находят очередной провал или проход. Эти находки власти по-прежнему оперативно замуровывают, не позволяя изучать.
Лену я проводил домой, молча сдал на руки бабушке, и больше в то лето мы не встречались. Но и потом, когда снова начали общаться, темы мёртвой Нины, княжеских драгоценностей не поднимали.
Васильков, исчезнувший с радаров до конца лета, к осени объявился, но шарахался от меня как чёрт от ладана. А потом и вовсе забрал документы и куда-то перевёлся. Говорили, по семейным обстоятельствам. Но кто-то из парней случайно обмолвился, что он вляпался в нехорошую историю и ему светила статья. Я так и не выяснил, правдивы слухи или нет.
Остаток лета и большую часть года я каждый день просыпался и ждал, что за мной вот-вот придут молчаливые одинаковые товарищи и отведут к Сидору Кузьмичу в знакомый кабинет. И эпопея с поиском начнётся заново. Но особист тоже исчез, словно его и не было.
Сокровища из ящика так нигде и не всплыли. Мичман на службу не вернулся, нашим начальником стал его заместитель. Спустя месяц августовским вечером, когда я возвращался в общежитие, меня перехватил очередной невзрачный товарищ и передал мне конверт.
Внутри оказалось письмо с указаниями принять в наследство дом архивариуса, тут же лежали бумаги, подтверждающие право собственности. И журнал «Красный архив» за какой-то махровый год.
С ним я и пошёл к отцу, то бишь к Лесовому Степану Ивановичу. Так мы снова стали общаться с доктором дядей Колей и родителями. В архиве историки-любители отыскали статью о тайном хранилище императорского рода. В ней же был упомянут список, который нашёл в бумагах архивариуса. В заметке на несколько страниц подробно доказывалось, в каких местах и какие клады могли находиться.
