Бесцеремонно вытянув ее оттуда за ногу, он снова попытался ее разбудить. Она с трудом приоткрывала воспалившиеся, отечные глаза, в которых не было и капли разума, и закрывала их вновь.
Обозлившись, Илия схватил ведро с водой не первой свежести, в котором что-то плавало, и выплеснул его на Зоську. Подействовало. Через минуту, барахтаясь в луже и беззвучно открывая и закрывая рот, та с трудом села, бессмысленным взглядом озираясь по сторонам. Наконец, ее метавшийся взор остановился на Илии. С трудом сфокусировавшись на священнике, замер.
Илия, который уже с трудом сдерживал ярость, наклонился к ней и, крепко ухватив за плечи, начал ее трясти.
— Зоя, где документы на девочку? Где? Скажи, куда ты дела документы на ребенка? — тряся ее безвольную тушку, Илия пытался добиться от нее ответа.
— Ребенка? Ааа… Ребятенка… Ик… Дай водочки… — подняла она на него красные, ничего не соображающие глаза.
— Да, на ребенка. На девочку. Где документы? — заглядывая ей в лицо и пытаясь поймать ускользающий взгляд, снова и снова спрашивал Илия.
— Водочки… дай, — с трудом пробормотала Зоська, удерживаемая в условно-вертикальном положении лишь рукой Илии.
— Скажи, как зовут девочку? Как ее хотя бы зовут? — пытался добиться от Зоськи хоть чего-то священник.
— Кого? — покачиваясь, с трудом выдала Зоська. — Водочки… — простонала она.
Илия взял со стола бутылку с непонятным пойлом и помахал ею перед носом Зоськи.
— Я дам тебе водки, вот она. Только скажи, как зовут девочку и где документы на нее? — нагнувшись над вновь рухнувшей в лужу Зоськой, терпеливо повторил священник. — Как ее зовут?
— Кого? Не знаю я… ик… какой еще девочки? И документов тоже нет… — наконец, опершись на руку, чуть приподнялась пьянчужка и вытянула трясущуюся крупной дрожью руку в сторону бутылки. — Дай…
— Документы где? — из последних сил сдерживаясь, снова встряхнул ее Илия. — Где документы лежат?
— Нет у меня документов… Дай… — потянулась Зоська к бутылке, и ухватив наконец ее за горлышко, дернула к себе и присосалась, жадно глотая содержимое.
Выпив залпом почти четверть, она расплылась в блаженной улыбке и, обняв бутылку, стала заваливаться назад. Илия, поймав ее за шиворот, встряхнул и снова попытался добиться от нее хоть чего-то:
— Как зовут девочку? Зоська, как девочку зовут? — уже крича, спрашивал он у нее, периодически встряхивая.
— Какую… ик… девочку? — наконец выдала Зоська.
— Твою! Твою девочку! Как ее зовут? — допытывался у нее Илия.
— Не знаю… — пробормотала Зоська, отключаясь, — девочку…
Оставив снова завалившуюся на спину и тут же захрапевшую алкашку в покое, Илия обвел взглядом кухню. Места, куда здесь можно было бы положить документы, не было. Ни серванта, ни шкафа, ни захудалой полочки…
Он шагнул в комнату. Абсолютно та же песня. Он проверил подоконники — пусто. Точнее, не пусто. Бутылки, грязные консервные банки, мухи, и живые и дохлые, тараканы в том же состоянии, даже пара вилок… А документов нет. Священник стоял посреди комнаты и внимательно оглядывался, пытаясь просчитать место, куда можно убрать документы. Поднял матрац, раскидал несколько куч непонятного тряпья, вытряхнул баул, валявшийся у стенки… Документов не было.
Поняв, что документов здесь попросту нет, вообще нет, Илия, вздохнув, отправился домой.
Глава 18.1
На следующий день, торопливо отслужив заутреню, Илия снова помчался в больницу. К Любаве его не пустили, но доктор сообщил, что девочке чуть лучше. Зайдя к Петровичу, он застал у того санитарку.
Женщина лет шестидесяти, довольно ярко накрашенная, под предлогом мытья полов в палате активно строила Петровичу глазки и хихикала над его шуточками. Опершись плечом на дверной косяк, и с улыбкой наблюдая за весьма пожилым Дон Жуаном, Илия почувствовал, что его начинает отпускать напряжение последних дней. Глядя на деда, гордо выпячивавшего грудь и отпускавшего сальные эпитеты в сторону весьма благосклонно взиравшей на него санитарки в настолько накрахмаленном халате, что тот скрипел при каждом ее движении, священник понял, насколько он соскучился по старику. Вот по такому, бесшабашному, легкомысленному, задиристому, добродушному, взбалмошному, всегда активному и полному всяких бредовых идей… Как, оказывается, ему не хватало Петровича с его ворчанием, его бесконечных историй, его нескончаемого оптимизма, да даже его откровенной дурости не хватало!
Илии вдруг вспомнилась баб Маня. А они ведь с Петровичем больше полувека прожили вместе. Если он, знавший его пару месяцев, так по нему соскучился, то каково сейчас бедной старушке без этого балагура с его прибаутками? И если уж ему не хватает вечной перепалки стариков, как же она ждет возвращения мужа из больницы…
Илия боялся шелохнуться, впитывая в себя лучи положительных эмоций. Но, несмотря на увлекательно-развлекательный монолог Петровича, санитарка оказалась глазастой — заметила прилипшего к дверному косяку улыбавшегося мужчину. Дважды хлопнув наклееными ресницами на вмиг округлившихся глазах, она залилась румянцем.
— Здрасьте, — резко брякнула она чуть осипшим голосом и, вмиг схватив тряпку, мирно лежавшую на подоконнике, принялась усердно вытирать пыль, косясь на вошедшего мужчину.
— Илюша! А я уж думал, ты совсем забыл старика-то! — обрадовался ему Петрович. — Садись, садись вот! Давненько тебя не было! Как там бабка-то моя? Не скучает? — санитарка, фыркнув и хлопнув дверью громче, чем требовалось, вышла из палаты.
— Прости, Петрович, никак не получалось до тебя добраться. Виноват, — повинился Илия. — В деревне все в порядке. Лодка твоя цела, я ее в сарай затащил, подсохнет, просмолю на днях. В этом-то году рыбалка без тебя пройдет. Баб Маня скучает конечно. Ждет. Вот, пирожки тебе передала, твои любимые, с черникой. Говорит, вернется дед, каждый день печь их станет. А вот тут мед, Иван Петрович передал, а Владимир рыбки накоптил, только я не взял ее. Сам приедешь домой, и сходишь к нему, ждет он тебя. Антонина вот тебе носки из Руськиной шерсти навязала, чтоб ноги у тебя не мерзли, примеришь, скажешь, впору ли, а то переживает она, что маленькие будут, — с улыбкой рассказывал Илия прослезившемуся деду. — Ну, Петрович! Ты-то тут как? Как себя чувствуешь? Анна заходила?
— А как жеть, заходила, заходила! — закивал довольный Петрович. — Анечка вон кажный божий день хоть на минуточку, да забежит. Гляди, сколько всего мне натаскала! Говорю — не таскай, не съем я стока! А она мне — кушайте, Петрович, кушайте! Вам поправляться надоть! Во как, видал? И вона, телефон мне какой купила, видал? — показал он Илии смартфон. — Ты гляди, гляди! Тута вона и радиво есть, и даж кино мне показывает, какое захочу! И позвонить ей, ежели чего, можно — вот, гляди, видишь, кнопочка-то тута, с трубочкой, вот жмешь, а тут Анечка. Во, видал? — дед радовался
