Самая главная проблема – инфляция. Когда-нибудь чудовищная инфляция, давно существующая в нацистской Германии, станет очевидной, и в результате возникнут колоссальные трудности. Прежде всего крестьяне поймут, что деньги потеряли всякую ценность, и откажутся продавать свою продукцию. И тогда все будет кончено. Коммунистическое решение было бы возможным, только если бы, как в России, крестьянство составляло 80 процентов населения. Поскольку в Германии это не так, коммунистическая система нереальна. В России совсем другие условия. Там промышленные рабочие, составляющие 20 процентов населения, обеспечивают необходимыми товарами остальные 80 процентов.
Немыслимо представить, насколько трудно производителю руководить своими предприятиями в Германии. Рабочие часы ограничены, а половина времени владельца уходит на переговоры с людьми, абсолютно невежественными в относящихся к данному вопросу проблемах. Даже Геринг ничего не понимает в экономике, хотя занимает в нынешней Германии высший руководящий экономический пост. Он умеет лишь тратить деньги. Вынужденное выполнение требований нацистского правительства завело министра экономики, доктора Ялмара Шахта, слишком далеко. Несомненно, что изначально он с самыми лучшими намерениями заключил известное соглашение о моратории с иностранными державами. Он, безусловно, намеревался в конце концов выплатить иностранные кредиты, платежи по которым были приостановлены, однако не принял во внимание своего хозяина. Его первой ошибкой было то, что он помешал немецким промышленникам, получившим частные кредиты, расплатиться с долгами. Например, «Объединенные сталелитейные заводы», с которыми я тесно сотрудничал, несомненно, смогли бы выполнить свои обязательства, если бы правительство им это не запретило. За границей всегда полагали, что Шахт действовал в согласии с немецкой промышленностью, но дело обстоит совсем не так.
Весь процесс достижения соглашения о моратории представляется мне необычайно интересным, особенно из-за явной недальновидности, продемонстрированной руководящими экономистами еще до прихода Гитлера к власти. Первой большой ошибкой было то, что допустили крах венской международной кредитной организации. Генеральный директор Фёглер и я находились тогда в Вене, как представители иностранных кредиторов. Голландский управляющий банковскими операциями в Австрии (представлявший Лигу Наций) открыто предостерег нас обоих и попросил передать доктору Лютеру, бывшему канцлеру, в то время президенту Рейхсбанка, что банковский кризис, случившийся в Вене, непременно повторится в Берлине. Однако доктор Лютер ответил: «С нами ничего не случится; у нас так много денег». Он действительно в тот момент имел весьма значительный золотой резерв в два миллиарда марок. Но когда Дармштадтский Банк столкнулся с трудностями из-за требований иностранных банков выплатить займы, Лютеру пришлось расстаться с большей частью этого золотого резерва.
Последовавший вскоре крах немецкого банка в то время считался результатом выполнения Германией репарационных обязательств. Однако никоим образом это не соответствует истине, ибо в то время Америка, в частности, одолжила Германии большие суммы, которые вовсе не использовались для выплаты репараций. Долги, о которых идет речь, были частными и не имели никакого отношения к репарациям.
Сразу после краха банков Германия ввела строгий правительственный контроль над иностранной валютой. В условиях этой планируемой экономики всем частным фирмам пришлось сдавать всю иностранную валюту, а с расширением производства вооружения иностранных денег становилось все меньше и меньше, особенно для закупки продовольствия и сырья для невоенных производств. Я еще помню то время, когда производителям предлагалась руда, они обращались в Рейхсбанк за валютой, но не получали ее и были вынуждены отказываться от сделки. Подобные трудности возникали и при добывании необходимых кредитов. Я знаю один случай, когда кредит был получен, частично выплачен, но после вступления в силу соглашения о моратории Рейхсбанк перестал обращать внимание на просьбы о переводе денег. Просто из-за чрезмерного производства вооружения иностранной валюты было мало и даже самые срочные частные обязательства более не выполнялись. Страдали и промышленность, и торговля; такие важные для Германии отрасли, как меховая, уже совсем не получали иностранной валюты. С другой стороны, военная промышленность получала все, что хотела.
Я также помню, как в США закупили довольно большое количество металлического лома. Американская фирма действовала через еврейский концерн в Лондоне. Договоренности о продаже были достигнуты потому, что в Лондоне не знали о том, что лом предназначен для Германии. Когда еврейские коммерсанты обнаружили это, то поначалу не хотели завершать сделку, но в конце концов немедленный платеж показался столь соблазнительным, что немецкая военная промышленность приобрела американский металлолом.
Ситуация в Германии, вероятно, стала бы еще более неблагоприятной, если бы нацисты не унаследовали от предшественников огромные индустриальные запасы и значительный золотой резерв. Брюнинг, на посту канцлера, проводил дефляционную политику, что сделало Германию страной раздутых материально-производственных запасов. Хлынувший в то время в Германию мощный поток иностранных займов привел к еще большему их увеличению. Доллары частных займов промышленности и банков отправлялись в Рейхсбанк, а владельцы предприятий кредитовались соответствующими суммами в марках. Эти марки быстро откладывались про запас в как можно большем количестве товаров. Таким образом Брюнинг подготовил очень выгодные для нацистов условия, в действительности настолько выгодные, что нацистам следовало бы поставить ему памятник. Он задал тон расточительной политике нацистов. К тому же его дефляционная политика ввергла страну в общий экономический кризис, и вышеупомянутые экономические процессы автоматически ускорились.
Я всегда закупал руду для своих заводов заранее, за год. В 1928–1929 годах была депрессия, и перед нами встал вопрос, покупать ли руду и если покупать, то сколько. Тогда мы сочли достаточно разумным купить 80 процентов от закупок предыдущего года, однако занятость сократилась на 25 процентов, и в результате остались очень большие непереработанные запасы. Подобная ситуация сложилась во многих концернах сталелитейной и других отраслей. На начальном этапе нацистская экономика существовала за счет этих накопленных запасов.
Напрашивается вопрос, как Шахт допустил создание такой мошеннической экономики. Лично я не сомневаюсь, что изначально он хотел управлять честно; просто у него не было дальновидной концепции экономического развития ситуации, в которой он оказался. Его устранение из правительственного аппарата пришлось на тот момент, когда обстоятельства сложились так, что он уже не чувствовал в себе сил нести дальнейшую ответственность. Среди прочего крупные промышленные предприятия оказались обремененными расходами, которые должно было взять на себя государство. Приведу пример: концерн «И. Г. Фарбениндустри» оказал огромную помощь нацистам, в частности, оплачивал пропагандистов за рубежом. Между прочим, этим занимались и другие частные фирмы. Все эти расходы компенсировались в Германии кредитами в немецких марках, и таким образом нацисты могли использовать огромные суммы в иностранной валюте, остававшиеся за границей. Это, между прочим, одна из причин, по которым иностранным правительствам было так сложно выяснить, как финансируется нацистская пропаганда. Естественно, все это ложилось бременем на частные счета, что не могло не привести в конце концов к невыносимым условиям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
