Дон Рамирес принял предосторожности, чтобы народ не узнал ни о преступлениях, ни о том, кем были эти узники. Он боялся повторения беспорядков, вызванных арестом аббатисы монастыря Святой Клары; а потому довольствовался тем, что рассказал о преступлениях настоятеля только монахам-капуцинам. Чтобы избежать позора публичного обвинения и опасаясь ярости народа, от которой им только что едва удалось оградить свой монастырь, монахи поспешили позволить инквизиторам посетить его тайком. Но новых открытий это не принесло. Предметы, найденные в кельях Матильды и настоятеля, были извлечены и унесены в суд Инквизиции, чтобы служить вещественным доказательством. И вскоре все стало как прежде, в Мадриде вновь воцарились порядок и спокойствие.
От монастыря Святой Клары остались стоять только каменные стены, которые устояли перед двойным натиском бунта и пожара благодаря своей толщине и неуязвимости каменной кладки. Что касается живших там монахинь, то они были переведены в различные обители, где были встречены грубостями и сарказмами своих новых товарок. Однако они все были невиновны в жестокостях, которым подверглась Агнес, и после тщательного расследования было доказано, что в монастыре все, кроме четырех монахинь, названных сестрой Урсулой, были убеждены в смерти несчастной. Четыре виновные монахини были отданы толпе, бушующей в слепой ярости. Те, которым удалось избежать этой резни, были обязаны осторожности и умеренности герцога Медина; и были ему за это немало благодарны. Виржиния была не самой скупой на благодарности; она желала показать, что чувствует внимание со стороны дядюшки Лоренцо, и хотела заслужить его доброе расположение, что ей удалось без труда. Герцог взирал на ее красоту с удивлением и восхищением, и если ее черты произвели на него такое впечатление, то очарование ее манер и нежная привязанность к страдающей монашке окончательно завоевали его сердце. Виржиния была достаточно сообразительной, чтобы заметить это, и удвоила свои заботы о больной. Когда герцог от нее выходил, уже в дверях особняка ее отца, он испросил разрешения иногда заходить, чтобы осведомиться о состоянии больной, и она охотно согласилась, заверив, что маркиз Вилла-Франка будет счастлив найти случай лично поблагодарить герцога за покровительство, оказанное ей. Затем они расстались: он, восхищенный ее красотой и нежностью; она — очарованная им и, в особенности, его племянником.
Войдя в дом, первое, о чем подумала Виржиния, это позвать семейного лекаря и заняться незнакомкой. Ее мать поспешила разделить с ней этот миг милосердия. Встревоженный бунтом и опасающийся за безопасность своей дочери, его единственного ребенка, маркиз умчался к монастырю Святой Клары и все еще пытался ее там отыскать. Разослали во все стороны людей, чтобы сообщить ему, что его дочь, живая и невредимая, находится дома и его просят вернуться как можно скорее. Его отсутствие дало Виржинии возможность обратить все свое внимание на свою больную, и как бы ни была она взволнована приключениями этой ночи, ничто не могло ее заставить отойти от постели бедняжки. Несчастной, здоровье которой сильно пошатнулось от нужды и горя, понадобилось некоторое время для того, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Она с большим трудом могла проглотить предписанное ей лекарство, но преодолев однажды эту трудность, она обрадовалась, поняв, что причина ее болезни — только слабость. Заботы, которыми она была окружена, здоровая пища, которой она так долго была лишена, радость возвращения на свободу, к людям и (она не осмеливалась надеяться) к любви, — все вместе объединилось, чтобы ускорить ее выздоровление. С первой минуты, как только они встретились, ее плачевное состояние, ее исключительные страдания завоевали для нее привязанность ее хозяйки. Виржиния проявляла к ней самый живой интерес, но какую восхитительную минуту она пережила, когда, немного окрепнув, монашенка смогла рассказать ей свою историю и представилась сестрой Лоренцо.
Действительно, этой жертвой монастырской жестокости оказалась не кто иная, как Агнес. Виржиния хорошо ее знала по монастырю; но ее худоба, искаженные горем черты, слух о ее смерти, распространяемый повсюду, ее длинные и спутанные волосы, закрывающие лицо и грудь, — все это сделало Агнес неузнаваемой. Аббатиса приложила все старания, чтобы уговорить Виржинию согласиться принять обет, поскольку наследница Вилла-Франка — неплохое приобретение для монастыря; своими постоянными проявлениями нежности и предупредительностью она почти добилась успеха. Но наученная разочарованием и тоской монастырской жизни, Агнес уже давно поняла намерения аббатисы. Она боялась за невинную девушку и открыла ей свою собственную ошибку. Она показала ей в истинном свете многочисленные неприличные привязанности в монастыре, постоянное принуждение, низкую зависть, пошлые интриги, раболепие и грубую лесть избранных аббатисой. Затем она предложила Виржинии подумать о блестящем будущем, которое открывается ей. Обожаемая родителями, заслужившая восхищение всего Мадрида, от природы наделенная всеми совершенствами тела и разума, она могла претендовать на самое высокое положение. Богатство давало ей средства для благотворительности и милосердия по отношению к себе подобным, этих добродетелей, которые для нее так важны; оставшись в мире, она сможет отыскать множество вещей и людей, достойных ее забот, но никогда не сможет сделать этого, находясь взаперти в монастыре.
Ее советы помогли Виржинии окончательно отказаться от мысли принять обет, но был еще один аргумент, которым Агнес не воспользовалась, но который имел для Виржинии большее значение, чем все остальные, вместе взятые: однажды в приемной она увидела Лоренцо, пришедшего навестить сестру, он ей понравился, и с этого момента все беседы с Агнес заканчивались вопросами о нем; Агнес, обожающая брата, не могла отыскать лучшей слушательницы, чтобы осыпать его похвалами; она с восторгом рассказывала о Лоренцо и, чтобы подтвердить справедливость своих слов об эрудиции и изысканности его ума и об элегантности его манер и языка, время от времени давала Виржинии читать полученные от брата письма. Вскоре Агнес заметила, что эти доверительные беседы оказали на ее юную подругу впечатление, которого она вовсе не стремилась добиться, но была счастлива, открыв это; она не могла бы и мечтать о лучшей партии для Лоренцо: наследница Вилла-Франка, добродетельная, эмоциональная, прекрасная, — казалось, Виржиния создана, чтобы принести ему счастье. Она даже поговорила об этом с братом, хотя не упоминала ни имени, ни чего-либо конкретного.
Лоренцо ответил сестре, что его сердце и рука абсолютно свободны, и из этого она заключила, что она может, не опасаясь, идти дальше в этом вопросе. И в разговорах она стала развивать нарождающуюся страсть своей подруги; Лоренцо стал постоянной темой их бесед; жадность, с которой ее слушали, частые вздохи, которые старались от нее скрыть, поспешность, с которой старались при каждом отступлении от темы вернуть разговор в единственно интересующее русло, — все это убеждало Агнес, что интересы ее брата не будут отвергнуты. Наконец она однажды поделилась своими планами с герцогом. Хотя с Виржинией он не был знаком лично, все же он достаточно знал, кто она, чтобы судить, достойна ли она руки его племянника. И между дядей и племянницей было условлено, что она осторожно намекнет об этом Лоренцо; Агнес только ждала, когда тот вернется в Мадрид, чтобы предложить ему жениться на своей подруге. К несчастью, те события, которые в это время произошли, помешали ей осуществить свой план. Неожиданное исчезновение Агнес стало для Виржинии жестоким ударом. Она искренне оплакивала ее и как подругу, и как единственного человека, с которым она могла поговорить о Лоренцо; ее сердце в тайне продолжало оставаться во власти своего чувства, и она уже было решилась открыть его своей матери, когда случай свел ее с Лоренцо; увидев его так близко, такого вежливого, такого чувствительного, такого отважного, она почувствовала, как разгорается огонь ее любви. Когда вдруг ее подруга и наперсница была возвращена ей, Виржиния увидела в этом подарок небес; она осмелилась мечтать и надеяться на союз с Лоренцо и решила использовать для этого влияние его сестры.
Предположив, что перед смертью Агнес могла уже сделать свое предложение, герцог связывал все планы по поводу женитьбы своего племянника с Виржинией: следовательно, им был обеспечен самый лучший прием. Возвращение во дворец, рассказ о смерти Антонии и о поведении Лоренцо в этот момент открыли ему его ошибку. Он вместе с Лоренцо оплакивал его несчастья; но поскольку бедняжки уже не было, он рассчитывал, что его план осуществится. Действительно, состояние Лоренцо сейчас мало подходило для помолвки и объявлении о свадьбе. Его надежды, разбитые в тот момент, когда он уже ждал их осуществления, оставили в его сердце самую жестокую боль. Герцог нашел его совершенно больным, уже в постели; у окружающих были самые серьезные опасения за его жизнь; но дядя их не разделял. Он считал (и нельзя сказать, чтобы он был абсолютно не прав), что
