Нравственный климат директората общества «Старина», созданный Тихомировым, не в малой степени способствовал созданию такой атмосферы, в которой обман коллег, эксплуатация труда художников, поборы сделались явлением узаконенным.
Ни один творческий человек — известный художник, реставратор, исследователь — к работе «узкого директората» не подпускался. «Директорат» паразитировал на патриотических настроениях членов общества, стараясь придать им шовинистический оттенок.
Из общественного фонда «Старины» Тихомиров уплатил тысячу сто рублей переводчику Гинзбургу за то, что тот подготовил ему сто страниц — выдержки из работ, посвященных «венскому периоду» Гитлера, когда тот старался попасть в Академию живописи, но «по вине еврейских профессоров не был зачислен на курс».
Рекрутируя художников, Тихомиров широко пользовался этим материалом, подчеркивая, что «денежные отчисления с договоров на роспись и реставрацию необходимы лишь на первом этапе деятельности «Старины», чтобы оказывать помощь «национальным кадрам», которым намеренно не дают расти представители иной культуры, преследуя свои корыстные цели, связанные с желанием искоренить традиции нашей реалистической живописи».
Когда художник Ежов заметил Тихомирову, что «именно малоталантливые люди в искусстве более всего упирают на «национальный момент», стараясь обвинить в собственной бездарности всех, кого угодно, но только не себя», Русанов немедленно лишил его обещанного ранее заказа на роспись станции техобслуживания автомобилей в Среднеуральске, сфабриковав обвинение в том, что якобы художник скрывал родственные связи с Ежовым, расстрелянным в тридцать восьмом году как враг народа.
Попытка художника обратиться к Чурину результатов не принесла, Ежов был опозорен как сутяжник и клеветник, в настоящее время находится на излечении в институте неврологии.
Когда художник Штык занял определенную позицию по делу Горенкова, вопрос с ним был решен чисто уголовным путем.
Вообще можно сделать вывод, что преступная группа во многом копировала структуру итальянской мафии. Начиная с того, что Русанов обещал «покровительство» художникам взамен на передачу ему семидесяти процентов гонорара, и кончая коррумпированными связями Тихомирова, выходящими за пределы министерских кабинетов, группа использовала — в случае экстремальных ситуаций — уголовный элемент. Все это говорит за то, что мы имеем дело с качественно новой преступной структурой, подвизающейся в «околокультурном» мире.
Примечательно, что Тихомиров организовал в газетах хвалебные рецензии на тех, кто состоял с ним в наиболее близких отношениях. Очевидные посредственности короновались в этих рецензиях «истинными талантами». Таким образом, была предпринята попытка создать новую «плеяду», что позволяло Русанову требовать повышения гонорарных ставок за исполнение живописных и реставрационных работ.
Принципы, проповедуемые Тихомировым о необходимости реставрации памятников отечественной архитектуры, привлекают к нему значительное количество честных людей. Однако именно Тихомиров делал все, чтобы затруднить реставрационные работы, особенно в том случае, если подряд получали люди «со стороны».
Коррумпированные связи Тихомирова, еще далеко не все выявленные, носили тщательно продуманный конспиративный характер.
Чаще всего он старался действовать опосредованно, не впрямую, используя весьма уважаемых деятелей из области идеологии и науки.
Тихомиров ни разу не виделся с Чуриным. Необходимые контакты осуществлял Кузинцов.
…В дальнейшем, когда количество «послушных» художников, работавших по соглашению с Русановым, превысило сорок девять человек, на «связь» с Чуриным вышел непосредственно Русанов. Это дало возможность Тихомирову значительно сократить суммы с утвержденных министерством договоров, выплачивавшиеся ранее Кузинцову.
Поскольку за поддержку заказов в Бухарской, Вышеградской и ряде других областей местное руководство отказывалось получать «вознаграждение» деньгами, Тихомиров привлек к деятельности преступной группы ювелира Завэра и старшего эксперта Румину.
Связь с Завэром он поддерживал через Румину, встречаясь с ней не дома, а на конференциях, посвященных уральским малахитам или же калининградскому янтарю.
(После того как Русанов сократил выплату Кузинцову вознаграждений за посреднические услуги, тот наладил «личную» связь с Завэром, свел его непосредственно с Чуриным и решил работать «автономно» от Тихомирова — Русанова, хотя «дружеских отношений» с ними не прерывал.)
Судимый ранее за мошенничество Завэр (специализировался на продаже горного хрусталя, который выдавал за бриллианты), работая в паре с Руминой, скупал драгоценности у «бывших», выплачивая им двадцатую часть истинной стоимости.
Румина, выезжавшая по роду работы за границу, реализовывала наиболее уникальные драгоценности и нелегально провозила в СССР иностранную валюту.
Поскольку на «бывших», то есть потомков богатых купцов и аристократов, оставшихся в стране, наводил Тихомиров, ювелир Завэр и Румина отчисляли ему за эти «услуги» валюту.
Нам не удалось установить, на какие «нужды» Тихомиров обращал валюту. Во время обыска она у него не найдена. В течение первого допроса он категорически отвергал наличие в его доме иностранной валюты. Видимо, этот вопрос следует особенно тщательно изучить во время следствия, так как связи Тихомирова с работниками государственного аппарата отличались очень большим диапазоном.
В тайнике, оборудованном на даче Тихомирова, было найдено семьсот три тысячи рублей, сберкнижки на предъявителя, а также ювелирные изделия на сумму в пятьсот тысяч рублей.
У Завэра обнаружены ювелирные изделия на сумму сто сорок тысяч рублей. У Русанова обнаружено девяносто две тысячи.
У Чурина — восемьдесят тысяч и ювелирных изделий на семьдесят тысяч.
У Антипкина обнаружена сберегательная книжка на триста двадцать рублей.
У Руминой изъято драгоценностей на сумму сорок девять тысяч рублей. У Кузинцова обнаружено восемь тысяч рублей.
Задержанная в квартире Руминой ее дочь О. Варравина к преступной группе отношения не имеет.
По предварительному подсчету, преступная группа причинила государству ущерб в девять миллионов рублей. Материалы переданы следственному управлению.
Полковник Костенко (Угро)
Майор Сюркин (ОБХСС)».
обвалившис
XXXIII
«Невосполнимость»
«Сначала я хотел назвать этот очерк «Исповедь». Потому что я рассказывал в нем не только о судьбе инженера Василия Горенкова, но и о своей. Поиск репортера порою становится сюжетом трагедии, зачастую личной: лучшие журналисты Италии были убиты мафией, когда прикасались к ее святая святых.
Журналисты реализуют себя во времени (злободневность) и пространстве (количество колонок на полосе). Поэтому многое остается за разграничительной чертой, рескрипционно отделяющей репортаж, которому ты отдал одну из своих жизней, от сообщений с хоккейных полей.
Я переписал репортаж заново после того, как мне позвонили из Курска и попросили приехать для опознания погибшего, сбитого на дороге неизвестным автомобилем. Фамилия — Горенков, тридцати семи лет, русский, коммунист…
С помощью работников Курского уголовного розыска удалось восстановить последний день жизни Василия Пантелеевича почти полностью. Горенков был очень красивым человеком — не только внутренне. У него запоминающееся открытое лицо (чем-то похожее на актера Филатова), он высок и общителен. Девять человек дали подробные показания о том, что произошло в Курске. официантка вокзального ресторана, например, вспомнила, что он просил продать ему на вынос «пепси» и спрашивал, нет ли шоколадных конфет с рисунками для детей. «У нас «пепси» на вынос не разрешают». — «Почему?» Я ему объяснила про бутылки, а он: «Я ж уплачу… Разве вам не обидно, если из-за каких-то бутылок ваших детишек лишат радости?» — «А я что могу сделать?»
Пригласила администратора Аллу Максимовну, ну та и сказала, что он слишком много себе позволяет».
Мы нашли шофера такси, который вез Горенкова с вокзала в центр города: «Он сначала-то молчал, только грудь тер, так сердечники растираются, у меня братан сердечник, — показал шофер. — Спросил, где можно «пепси» купить, мол, у него здесь дети живут, «пепси» обожают. Я ответил, что без блата не достать. Он попросил отвезти его в центральный универмаг, хотел взять хорошие игрушки. Я сказал, что только вчера там был, искал сынишке подарок ко дню рождения, игрушки — барахло, надувные подлодки на змей похожи, думал какой костюмчик приобрести, так за венгерским давка, а наши даром не нужны, словно на сирот шьют. Он меня еще спросил: «А почему, как думаете?» Ну, я и ответил, что у народа интересу нет, шей не шей, все одно зарплата какая была, такой и останется. А он: «А если б с каждого проданного костюмчика швеи получали процент?» Ну, а я: «Чего ж мы, капитализм хотим восстанавливать? Народ не позволит». Ждать я его отказался, чего попусту время жечь, поезд с юга подходил, может, работа подвернется. Ну, он ничего, не возражал, расплатился и ушел».
