Фридрих Незнанский
Непотопляемый
1
Этот теплый и хмурый осенний день в Московской городской прокуратуре выдался на редкость спокойным, лишенным сколько-нибудь заметных и значимых событий. Во всяком случае, для «важняка» Николая Петровича Познеева.
Время близилось уже к семи часам вечера, когда он захлопнул пухлую папку, на корешке которой значилось одно-единственное слово — «Башкир», постороннему человеку ни о чем не говорящее, и, убрав ее в сейф, некоторое время посидел еще за столом, задумчиво глядя в быстро наполнявшееся сумеречной тьмой окно. Настроение следователя этой тьме вполне соответствовало: накануне дело Башкира — в миру Иванова Юрия Григорьевича, по убеждению Познеева, отпетого бандита и убийцы — благополучно развалилось в суде. Присяжные, чтоб их так…
Николай Петрович зло усмехнулся, припомнив все перипетии следствия: Иванов обвинялся в убийстве двоих граждан Болгарии в одном из московских ресторанов, и, передавая дело в суд, «важняк» был вполне уверен, что доказательств причастности Башкира к преступлению, пусть и косвенных, но вполне очевидных для вынесения обвинительного приговора, более чем достаточно. К этому добавлялись и зафиксированные угрозы Иванова и его адвоката Шахмина в адрес Познеева в процессе расследования… Увы! Приходилось признать: в данном случае Николая Петровича постигла редкая для него неудача.
Однако старший следователь по особо важным делам Познеев был отнюдь не из тех, кого легко заставить признать себя побежденным — равно как и запугать. И сегодня, вместо того чтобы отправить дело Башкира в архив, на что имелись все основания, он всю вторую половину дня посвятил анализу оставшегося позади следственного процесса в поисках роковой ошибки, обернувшейся тем, что Иванов вопреки всем его усилиям остался на свободе. В данный момент Николаю Петровичу казалось, что упомянутую ошибку он, пусть и приблизительно, «нащупал». И, решив продолжить свой анализ завтра с утра, следователь засобирался, наконец, домой — в Матвеевское. В тот момент, когда он поднялся из-за стола, в дверь кабинета постучали и на пороге тут же возник его друг и коллега Аркаша Лайнер.
— Ты еще тут? — Аркадий посмотрел на приятеля неодобрительно и покачал головой. — И как только твоя Маринка терпит такого трудоголика, как ты?
Данный вопрос Аркадия Ильича действительно интересовал, поскольку его собственная супруга относилась к категории куда менее терпеливых жен и ушла от мужа еще два года назад. Познеев в ответ промолчал, слегка пожав плечами, а Аркадий Ильич продолжил:
— Все еще переживаешь из-за Башкира? Плюнь, Коля!.. Не сейчас, так в следующий раз попадется по полной программе.
— Ага… — хмуро кивнул Познеев. — Успев угробить еще пару-тройку человек!
— Ничего не поделаешь, се ля ви, — философски изрек Лайнер. — Не впадать же из-за этого в депрессию. Жизни надо уметь радоваться в любом случае!
— Неужели? — Познеев слегка улыбнулся и с интересом посмотрел на друга. — И чему же ты предлагаешь мне радоваться в данной ситуации?
— Как — чему? Например тому, что сегодня дежурю я, а не ты, а с моим везением именно мне наверняка предстоит выезд на какой-нибудь очередной трупешник! Радуйся и тому, что у меня целых четыре «висяка» в запасе, а у тебя и одного не имеется… Словом, радуйся!..
— Ага! — усмехнулся Николай. — Ты, смотрю, хорошо знаешь классику: еще Антоша Чехонте предлагал радоваться тому, что у тебя грипп, а, скажем, не холера или там чума… Ладно, Аркаша, я, пожалуй, и впрямь двину домой, а тебе — легкого дежурства!
— Дай-то бог! — вздохнул Лайнер, выходя вслед за Познеевым из кабинета и надеясь, что Всевышний его и впрямь услышит.
Колька Мишин, долговязый и белобрысый десятиклассник, раз и навсегда заклейменный собственной мамашей растяпой и бездельником, с недовольным видом посмотрел на дешевые часы, украшавшие его мосластое запястье, и, сердито пнув запертую дверь собственной квартиры, поплелся вниз по лестнице.
То, что ключ он снова потерял, в очередной раз подтвердив тем самым мнение о нем матери, Колян обнаружил еще около часа назад. Нельзя сказать, чтобы его так уж сильно тянуло домой — напротив! Обычно, для того чтобы как можно позже туда заявляться, годился любой предлог. Но сегодня по ящику должны были показывать крайне интересующий Кольку футбольный матч, а напроситься в гости к кому-нибудь из дружков ему не удалось. Родители приятелей, словно сговорившись, надумали одновременно «подтянуть гайки» и ввели по отношению к своим чадам строгий режим…
Выйдя из подъезда, он с тоской огляделся по сторонам, прикидывая, куда бы все же податься на оставшиеся до прихода матери полчаса. Выходило — и впрямь некуда. И, сердито сплюнув, Колян потащился в тощий скверик, темневший напротив их панельной пятиэтажки: там хотя бы имелись скамейки, на одну из которых, расположенную очень удобно для наблюдения за подъездом, можно присесть. Что он и сделал, поплотнее закутавшись в свою довольно поношенную куртку. Если мать вернется в обычное время, по крайней мере второй тайм он точно успеет посмотреть.
Чтобы не соскучиться, Колян придумал себе занятие: считать соседей, входящих в подъезд и выходящих, а потом посчитать, кого больше и на сколько. Конечно, занятие не самое веселое, возможно, и вовсе глупое, но чем-то ведь надо заняться, чтобы время шло быстрее, а главное, чтобы не пропустить мать?..
Еще раз поглядев на часы и тяжко вздохнув, он сосредоточенно уставился на подъезд и неожиданно обнаружил несколько более интересный объект для наблюдений, чем входящие и выходящие соседи, знал которых, как облупленных, с детства. Возле дома, заслонив от Коляна правые окна первого этажа, затормозила нарядная серебристая иномарка. В их рабочем микрорайоне такие машины и по сей день были редкостью: на парковке возле первого подъезда стояли два давно состарившихся «жигуленка» и сорок первый «Москвич» с проржавевшим бампером — ничего интересного… Хотелось бы знать, к кому в таком случае наведалась эта «карета». Колька даже прищурился изо всех сил, пытаясь разглядеть марку машины, но света, падавшего от тусклой лампочки над подъездом и постепенно загоравшихся окон дома, оказалось для этого недостаточно.
Между тем из неизвестной машины через пассажирскую дверцу вылез какой-то мужик в заурядной серой куртке, с обычным продуктовым пакетом в руках и направился непосредственно к Колькиному подъезду. Это к кому ж такие важные гости приезжают?.. Колька Мишин совсем, было, решил прогуляться просто так до своей квартиры еще раз и поглядеть, к кому приехал мужик, но не успел: гость вышел из подъезда так же быстро, как и вошел, видимо, знал код подъезда двери, и вернулся в машину.
«Ага, — подумал Колян, — значит, к кому-то на первом этаже, кого еще с работы нет…» Теперь у него появилась более интересная цель для наблюдения, поскольку иномарка никуда не уехала, а просто сдала назад и замерла в противоположном конце дома.
Парень поежился на своей скамейке: осенний холод все-таки забрался под его тощую куртку. Однако внимания своего Колян ничуть не ослабил.
В этот момент дверь подъезда открылась и вслед за своей беспородной, лохматой, как медведь, псиной на улицу выскочила Ирина Петровна с третьего этажа. Колька, увидев соседку, нахмурился: небось припрется сейчас сюда со своей жучкой, увидит его, а потом матери настукает, что он по ночам по скверам шляется… К счастью, Ирина Петровна направилась в другую сторону, туда, где находился местный универсам: видать, забыла чего-нибудь купить к ужину, она вечно все забывает, кроме того, о чем можно потом посплетничать!
Коля Мишин снова поежился, вновь посмотрел на иномарку, потом опять на свой подъезд, к которому в этот момент как раз подходил еще один их сосед — его Колян слегка побаивался, а остальные жильцы дружно и безапелляционно уважали: Николай Петрович Познеев жил на четвертом этаже и работал самым главным, как говорила мать, следователем в Московской прокуратуре… Для Кольки это было все равно что работать ментом, которых он и его дружки старались обходить стороной, твердо зная, что от этой породы можно ждать в любой момент любой неприятности… Но вообще-то следовало признать: Колькин тезка Николай Петрович был вполне «нормальным мужиком»: никаких замечаний парням никогда не делал, даже если заставал их всей кучей стоящими в подъезде… И в ответ на дружное «Здрась-с-сте!» отвечал в таких случаях с улыбкой… Кроме того, и железную дверь в подъезде, и кодовый замок, единственный на весь дом, Познеев, говорят, почти полностью поставил на свои деньги.
Колька Мишин еще раз взглянул на следователя, как раз в этот момент набиравшего на замке код, и это было последнее, что он увидел, перед тем как на какое-то жуткое мгновение ослепнуть и оглохнуть одновременно… Это потом, спустя неизвестно сколько минут, он понял, что прогремел взрыв, а в первые секунды автоматически вскочил со скамейки и стоял, как последний дурак, столбом, крепко зажмурив глаза. Когда открыл их, сразу увидел и развороченную дверь подъезда, упавшую на землю, и лежавшего рядом с ней на спине, с раскинутыми руками Познеева, и выбитые стекла Кирилловых с первого этажа. И сам не зная почему, Колька вначале подпрыгнул на месте, а потом бросился к Николаю Петровичу, уже не видя, как в выбитых окнах замелькали лица соседей, не слыша, как надсадно кричит кто-то из женщин: «Уби-и-и-или!.. Ой, мамочки, уби-и-и-и…»
