— Я должна подумать, — наконец произнесла она. — Мы не отпускаем людей, которые залезают к нам, но ты хочешь дать, не нападаешь, и ты — Пастух Глюков. Надо подумать, — опять произнесла она, но уже куда-то в пространство.
— Конечно, подумай, я тебе верю, — сказал я как можно спокойнее, — особенно если ты столь же мудра, сколь и красива.
Она вновь метнула на меня острый вибрирующий взгляд своих зеленых глаз, но мое лицо оставалось бесстрастным. Автоматчики и остальные юварки, стоявшие на площадке, за все это время почти не пошевелились.
— Ты мужчина, — вдруг сказала она, — и это тоже плохо: ты мало понимаешь, ты не чувствуешь вокруг.
— Я много чувствую того, чего не чувствуют другие, — возразил я. — Например, я чувствую, что моему другу тяжело от вашей силы.
— Но он может быть опасен: он не такой, как ты, — ответила она.
— Я попрошу его не стрелять. — Я повернул голову к Йоргену, который сжимал автомат побелевшими ладонями и, судя по всему, отчаянно сопротивлялся погружению в полный релакс. — Йорген, дружище, — сказал я громко, — опусти автомат, эти люди не причинят нам вреда.
Тот скосил глаза в мою сторону и даже повернул голову на несколько градусов ко мне. Он беззвучно шевелил губами, продолжая таращиться на меня.
— Да, — кивнул я, делая вид, будто понимаю, что он говорит, — они тебя отпустят, если ты уберешь ружье.
Йорген стал медленно опускать автомат, пока он не выпал у него из рук, а глаза стали закрываться. Он пошатнулся, но устоял на ногах. Затем вдруг вздрогнул, дернулся за оружием, но я сделал ему успокоительный знак рукой и выразительно поглядел. Йорген как-то диковато на меня взглянул, но подбирать автомат не стал. Я выдохнул.
Вдруг женщина рассмеялась хрипловатым и переливчатым смехом.
— Ты когда разговариваешь, — сказала она, — тоже используешь свои штучки? Даже люди тебя слушаются!
— Ах, если бы. — Я грустно махнул рукой. — Люди очень редко меня слушаются. Просто Йорген мой старый друг. Вся проблема людей в том, что они либо слушаются всех, либо никого.
Она заулыбалась, вновь глядя на меня пристально:
— Когда ты начал говорить, я почувствовала твои волны, они приятные, я подумала, ты хочешь меня контролировать, но это не так. Хорошо, Пастух Глюков, хоть ты и мужчина, но ты не такой, как люди, я возьму твою еду и патроны.
— Я очень рад такому мудрому решению, которое приятно нам обоим, — сказал я, опять слегка поклонившись. — Как тебя называют, мудрая женщина?
— Меня называют Лия, Думающая О Завтра, — ответила она, не отрываясь от моего лица. — Клан Свободно Парящих приветствует вас.
Она подняла длинную худую оперенную руку вверх и махнула ладонью. Кисти рук у них были неестественно вытянутыми, и у женщин длиннее, чем у мужчин. Что хотели сделать из них ученые? Подсадили какой-то птичий ген? А с какой целью? Или это условия Марса на них так повлияли?
Автоматчики расступились, и в зал начали входить остальные юварки. Мужчин было заметно меньше, чем женщин, — не хотелось думать, куда они их девали.
Юварки переговаривались короткими фразами, разглядывая нас, словно мы были ожившие динозавры, на которых разрешили посмотреть без риска для жизни.
Я услышал сзади какой-то сдавленный всхлип и обернулся: в каменном проеме комнаты, где отдыхали туристы, застыла в немом удивлении фигура полковника. Он вытаращил глаза и остолбенел, прикрыв рот ладонью.
Я подошел к Йоргену и тихо произнес:
— Иди к туристам и проинструктируй всех, подготовь к встрече с неведомым, чтобы они не ахали, не дергались, не паниковали, а вели себя спокойно, с достоинством, понимаешь?
— Понимаю, — выдавил тот. — Почему ты не стрелял? На тебя же эта хрень не действует?
— Йорген, — нахмурился я, — их около двадцати человек.
— Мы бы автоматчиков в два счета уложили, а бабы эти с пиками — это не проблема.
— Во-первых, — сказал я, — стрелял бы, скорее всего, я один: тебя-то торкнуло будь здоров, я видел, а во-вторых, лишний раз отмазаться от боя — мне кажется, хорошая экономия…
— Да уж, экономия. — Йорген сплюнул. — Ты этим выродкам сам патроны предложил.
— Отдадим трофейные, не дрейфь. — Я махнул рукой. — У нас с патронами и жрачкой все нормально, можем и поделиться, а по лишней мясорубке я пока, после «Изумруда», не соскучился: успеешь ты еще настреляться.
— А вдруг они людей хавать начнут? — с тревогой в голосе спросил он.
— Я с ними договорюсь на консервы, — успокоил я его.
— Ну гляди, Странный, — хмыкнул Йорген, — под твою ответственность.
— Конечно, — кивнул я, — как всегда.
Я подобрал с пола свой автомат и протянул его Йоргену.
— Отнеси оружие в комнату, — сказал я, — и всем скажи, что, кроме пистолетов, ничего не брать.
— У них-то автоматы! — Йорген кивнул в сторону юварков.
— Ты сам сказал — под мою ответственность. Все будет нормально, если не дергаться.
— Ладно, — с досадой и некоторым страхом сказал Йорген и пошел к застывшему в дверях полковнику, держа в каждой руке по автомату.
Я повернулся к этой жутковатой настороженной компании, которая чем-то напоминала древние карнавалы, проводящиеся в земном городе Венеция, — по крайней мере, мне так казалось.
Юварки гомонили на разные голоса, а Лия выдавала какие-то резкие гортанные фразы: видно, у них существовал свой сленг. Пару раз она быстро взмахнула своей рукой-крылом и выкрикнула что-то обступившим ее женщинам-юваркам. Они также совершали некие замысловатые движения тонкими и длинными кистями своих рук, издавая при этом режущие ухо звуки, в которых мне слышались негодующие интонации.
Мужчины встали вдоль стен с четкой последовательностью шахматных фигур и флегматично наблюдали за этой картиной, словно каменные головы с острова Пасхи. Они сжимали автоматы наперевес, но я чувствовал, как в их мышцах бурлит тестостерон, готовый в любую секунду развернуть жерла автоматических винтовок в нашу сторону…
Сказать по правде, я слегка дрейфил: обещание Йоргену по поводу моей ответственности было, конечно, немного самонадеянным с моей стороны, особенно учитывая контакт с туристами, не совсем готовыми к такому шоу, — хотя их предупреждали обо всем и подготовку они проходили, но толерантность у всех своя… Да…
Вдруг Лия обернулась. Поймав взгляд ее красивых глаз, я немного картинно заулыбался и посмотрел на нее.
— Странный, — с легкой хрипотцой сказала она, — Совет Матерей требует, чтобы ты доказал, что ты Пастух Глюков, прилетевший с Земли: они не верят, что ты — ты. Ты можешь им доказать, кто ты есть на самом деле?
— Я попробую, Лия, Думающая О Завтра, — произнес я медленно.
— Они не верят, что Пастух Глюков мог оказаться мужчиной, ибо мужчина суть недальновидный, агрессивный исполнитель, у которого нет… — Она замялась. — …Не приспособлен к чувству… к пониманию… ты понимаешь?
— Да, — ответил я.
— Ты чувствуешь свое тело — это заметно, — продолжала она, — ты чувствуешь Закон, хоть и не знаешь его: твоя ДНК бурлит звуками… звуками ТЕХ, КОТОРЫЕ… Докажи, что ты потомок ИХ, а не этого мусора Спящих… Если мы можем общаться с тобой на уровне Закона — покажи это…
В голове моей уже порядочно свистело и зудело. Я концентрировался, как мог: я понимал, что любая моя ошибка будет сейчас иметь немалые последствия, и не только для меня… И камни… И камни тоже стали звучать какими-то странными мелодиями, будто многоголосым хором… странным оркестром…
Я неуверенно вышел к группе юварков. Шаги мои были мелкими, на подогнувшихся ногах… Я убеждал себя, что я — шизофреник, без малейших инстинктов самосохранения, я просто псих, коих на Марсе тысячи… Зрачки мои расширились, и я не хотел даже думать о том, как я пройду через этот Совет Матерей: передо мной в расширенных зрачках синим пятном расползлось отверстие Призрачной Крепости. Я шел к нему. Мягкие перья касались меня, но я не замечал… Что-то холодное, твердое, похожее надуло автомата, задело меня за руку, но мне было безразлично… я шел вперед…
— Отойдите — он с нами! — услышал я отдаленным эхом голос сзади.
Я двигался к площадке. Метр за метром… Почему я такой самонадеянный кретин?
Я вышел на каменную плоскость. Медленно опустился на колени: я понимал, что делаю все не так… Вернее, что это неправильно — то, что я делаю. Я сел. Я повернул голову к западу. Мне показалось, что вокруг меня летают какие-то прозрачные объекты разных форм: клетчатые конусы, радужные торы, пучки света, золотисто-зеленые змейки, странные птицы. Я так хотел с ними поговорить… пообщаться… понять их… Они набухали в вечернем воздухе и вопросительно глядели в мой затылок (который смотрел назад, в пещеру).
Руки сплела нервная дрожь, по туловищу пошли мурашки: мне показалось, что вокруг работают тысячи трансформаторов — ритмичное гудение полей было вокруг меня.
