— Мы сделаем, — кивнул Гарик, и ободок качнувшейся каски больно стукнул в горбинку носа. — Будь спок, гражданин директор. Всё путём.
Не спеша, как и подобает солидным людям, патруль удалился на операцию по задержанию.
— И им не верю, — тихо произнесла Электричка. — Не то они загадали. Не знаю как, но просчитаются.
Таблеткин напрягся. Сейчас решалась его судьба.
— А ты чего хочешь? — услышал он металлический голос.
— Чего? — Таблеткин длинно сплюнул. — Ну уж не ментом точно. Сейчас ментам уважения нету. А вот хочется мне, чтобы всё у меня было, да ничего за это не было. Кого надо загадать, чтобы житуха так повернулась?
— Волшебника, — одно слово, но зазвучало так, что начавшая расползаться ухмылка Таблеткина быстро превратилась в ровную бесстрастную линию.
— Давай, Тоб, действуй, — прозвище из уст Электрички выглядело приветом из загробного мира. — В тебя верю. Ты поднимал флаги. Ты знаешь, как оно…
Электричка оборвала фразу, лишь растопыренные пальцы метнулись вниз, словно прогоняя ненужные слова.
— Иди, — сказала она Тобу после полуминутного молчания. — Теперь ты всё можешь. Не теряй времени. Ступай. И по возможности, прямо в город.
«Это что, — пронеслось в голове Таблеткина, — если я захочу, то прямо отсюда в город шагну, а?»
Он не успел додумать. Он никуда не ушёл. Он просто исчез с площади для построений, словно Электричка с утра стояла здесь в полном одиночестве.
Глава 28
Камский Егор — враг индейцев
Колька сидел в кустах и боялся. Он ещё никогда не провинялся так сильно. Когда на построении все накинулись на Кубу, Колька растерялся, бросился к корпусу и решил спрятаться там. Почему-то ему казалось, что вслед за Кубой станут бить его.
В палате Колька спрятаться не рискнул. Он тихо выскользнул в окно, послонялся за столовой, а потом и сам не заметил, как оказался за лагерной территорией. Лес его успокоил. В лесу росли деревья, пели птицы, из засыпанных хвоей луж выпрыгивали лупоглазые лягушата. Никто не гнался за напуганным беглецом. Никто не собирался его лупить.
Напившись из лесного озерца и вытерев рот рукавом, Колька просветлел. Жизнь повернулась не самой плохой стороной. До вечера ещё далеко, значит, часиков шесть спокойного существования ему обеспечено. Вечером все про Кольку позабудут, а он проберётся в сумраке к палате, влезет через окно и сразу спать. А утром не до него будет. Утром чуть ли не сотню флагов придётся поднимать. Колька прекрасно знал, когда людям предстоят великие дела, никто не вспоминает о тихих и незаметных личностях.
Тут, однако, неподалёку послышались голоса, и Колька решил затаиться. Выбрав куст погуще, Колян забрался в самую середину и затих. И вовремя! Мимо куста прошли два четвероотрядника. Оба они были покрепче Кольки, и тот на всякий случай окликать их не стал.
— Ну что? — недовольно протянул один, озираясь по сторонам.
— Нет тут никого, — разочаровано заметил другой.
— Ищи, — наставительно заметил первый. — Сам же знаешь, правило простое: найдём, так впиндюрим ему по самые уши, а нет, то нам впиндюрят так, что мало не покажется.
— Да уж знаю, — печально вздохнул второй.
— Вот и гляди, — кивнул первый и длинной палкой потыкал в куст, где прятался Колька.
Обломанное остриё, расписавшись тонким зигзагом, скользнуло по чёрной кроссовке. Колька зажмурился, превратившись в маленького мышонка, замершего перед выходом из норки, за которым призывно мерцают зеленовато-карие глазищи безжалостного котяры. Кот царапнул по порогу, но не достал, а мышонок так и стоял, не в силах отвернуть голову от завораживающего взгляда.
— За лужей глянь, — лениво распорядился хозяин палки.
— В грязюку лезть? — плаксиво отказался его спутник и подкрепил свой выбор весомыми аргументами. — Хера лысого там найдёшь!
Воздух тихонько просачивался меж сжавшихся зубов, нос осторожно набирал следующую порцию воздуха, глаза приоткрылись тонюсенькими щёлками, но ничего не разглядели, кроме зелёной мешанины. Шуршание шагов постепенно стихло, но вылезать Сухой Паёк не спешил.
В тишине Колька осознал, в какую угодил катастрофу. Теперь не оставалось ни малейшего сомнения, что весь лагерь занимается его поисками. Красочный план о том, как неуловимый партизан тихонько пробирается обратно под покровом ночи, рассыпался карточным домиком. Никто не ляжет спать, пока не отыщут Кольку. А как отыщут… Тут выговором не отделаешься. Тут тебя выставят перед строем и будут распекать, не стесняясь в выражениях. Колька представил монументальную фигуру Электрички, и его передёрнуло. А уж о том, что случится в палате после отбоя, вообще не хотелось думать. Захотелось заплакать и, размазывая слёзы грязными кулаками, рвануть к автобусной станции, напроситься до города и вернуться домой. Вот только не ждали Кольку дома. Дома было известно, раз уж внесли денежки за путёвку, значит до конца смены он ДОЛЖЕН оставаться в лагере, невзирая на тяготы и лишения. Тут хоть плачь, хоть не плачь. И Колька решил не плакать, раз уж никого своими слезами не разжалобить. Просто шмыгнул носом.
Затем Колька обрадовался. Трудно сказать, как он обрадовался, после безмерной печали. А обрадовался он тому, что не поторопился вылезать из убежища. И правильно, как оказалось, сделал.
Снова раздался треск. Колька втянул голову в плечи, напугавшись, что неугомонная парочка возвращается. Однако, шаги раздались совсем с другой стороны. Осторожно раздвинув листья, Колян узрел знакомые лица.
Торопливым шагом к кусту приближался Куба, и пока совершенно не замечалось, что его отделал десяток трудолюбивых рук. Рядом с отрядным правофланговым семенила Говоровская, чему Колька ничуть не удивился. А вот шествие замыкала известная лагерная красотка — Эрика Элиньяк! В груди кольнула струнка зависти. Ну Куба и фрукт. Вот ведь как ловко дельце обтяпал. Не стал нарываться на дискаче, где хмурые старшаки так и ищут повод подраться. Нет-нет, просто взял, да пригласил Эрику в лесок, поискать бедного Кольку.
Колян уже не замечал, что нити рассуждений не сходились. Теперь ему казалось, что утренний инцидент у эспланады — сущая ерунда по сравнению с его собственным побегом. Может, Куба прощение заслужит, если разыщет Сухого Пайка и превратит его в козла отпущения? Ну нет, если кто и собирался быстро сдаваться, то только не Колька.
— Кажется, мы здесь уже были, — произнесла Элиньяк.
Колька забыл про опасности. Колька представил рядом с Эрикой вместо долговязого Кубы себя, и сердце заныло от невозможности подобной картины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
