Колька забыл про опасности. Колька представил рядом с Эрикой вместо долговязого Кубы себя, и сердце заныло от невозможности подобной картины.
— Может, и были, — рассеяно сказал Куба, вглядываясь вперёд. — Озеро какое-то нам уже попадалось. Что ж с того? Надо идти.
И они удалились. Колька снова повеселел. Такие лопухи нескоро его отыщут. Потом снова взгрустнулось, потому что, как ни крути, в лагерь возвращаться придётся. И лучше это сделать перед ужином. Тогда хоть и навешают, а поесть дадут. Потому что уплачено.
Но и в лесу Колька не собирался голодать. Руки непрестанно обрывали заросли заячьей капусты и запихивали в рот. Скулы сводило от кислятины, зато желудок, начавший недовольно бурчать, нехотя успокоился.
Снова раздались шаги. Теперь до Кольки донеслись не шелест, не шорох и не шуршания. Топали так, будто слон ломился сквозь джунгли. Пришлось снова затаить дыхание. Однако, глаза Колька закрыть не успел и узрел странную процессию.
Мимо куста прошагала толпа самых настоящих индейцев. Совсем как из пластмассового набора. Правда, руки сжимали не ружья и не лук со стрелами, а копья. Лишь только Колька представил, как эти копья вонзаются в куст, где он сидит, по душе прокатились холодные волны. Но индейцы не обратили на куст ни малейшего внимания. Они торопились, будто им уже точно сказали, что Колька прячется километром дальше. Грозный треугольник со смачным хрустом вонзился в рябинник и скрылся из глаз, превратив узенькую тропиночку в столбовую дорогу.
— Во вырядились. Фестиваль проводят, или как? — прошептал Колька и напряг слух.
— Видали? — донёсся до невозможности радостный голос. — Здесь ветка обломана. И трава впереди примята. Гадом буду, если недавно тут кто-нибудь не проходил.
И веселье снова заплескалось в душе. Пусть гонятся недоумки по Кубиным следам. Пускай разбираются себе друг с другом. А он тут посидит. В тишине и одиночестве. Раз уж судьба повернулась к нему счастливой стороной, раз уж удача заулыбалась во всю ширь.
Но долго отсидеться не получилось. Издалека донёсся трубный рёв, а потом вопли и треск. Колька мигом выскользнул на свободу и, пригибаясь, побежал на волнующие звуки. Полюбоваться бесплатным цирком он случаев не упускал.
К моменту, когда Сухой Паёк оказался полноправным зрителем, начало захватывающего поединка оказалось безвозвратно пропущено. Завязка спектакля заключалась в том, что Куба и его спутницы чего-то не поделили с перьеголовыми воинами. Колька устроился поудобнее, пожалев, что период взаимных угроз уже остался за кадром, и принялся наблюдать.
Отважная мелкота, шлёпая по губам и извергая оглушительные индейские кличи, набрасывалась на Кубу то парами, то тройками. Куба не жалел кулаков, и от сыплющихся ударов размалёванные бойцы кувырком летели прочь. Кто-то похныкивая отползал в сторону и замирал, кто-то вскакивал и яростно бросался на новый штурм. Но Куба стоял непреклонно, словно утёс, об который волны бьются тысячу лет и будут биться ещё столько же. Очередной забияка в канареечной рубахе и вытертых джинсах подкатился к самому Колькиному убежищу. Конопатое лицо кривила гримаса неудачника. Подтянув зелёные носки, пацанчик сплюнул и побежал к своим.
Увидев, что кулаками правды не сыскать, индейцы вспомнили о копьях. Теперь к воплям, шлепкам и сердитому сопению прибавился ещё и треск. Куба ловко перехватывал остро оточенные палки, с лёгкостью вырывал их из рук противника и, назидательно сплюнув, переламывал об колено.
Очередная волна отхлынула от непобедимого героя. Кто отскочил, кто пятился, прихрамывая, а кто медленно отползал, словно до смерти оставалось шага четыре. Куба ощерился и смахнул со лба тяжёлые капли пота. Сейчас он напоминал Конана-варвара, с которым не может справиться поредевшая в боях армия предателей.
Убедившись в тщетности ударов напролом, враги решили поменять тактику. Пока стайка ещё не участвовавших в драке осторожно наскакивала на Кубу, стремясь избежать новых потерь, сплочённая группа из шести опытных бойцов ловко обогнула эпицентр сражения и набросилась на Элиньяк и Говоровскую. Бойцы в кожаных штанах попытались было скрутить руки девчонкам и взять их в заложники, но те взвизгнули и вцепились: одна в уши, вторая в косматые вихры. Секунды не прошло, а парочка пострадавших, подвывая и держась за повреждённые части, пронеслась мимо Кольки, даже не заметив перепугавшегося лазутчика.
Последний штрих внесла Эрика. Завопив, она торпедой врезалась в оставшуюся четвёрку, и те драпанули. Один, правда, остановился и решил пнуть Кубу сзади, да забоялся и смазал. Куба не прощал коварных ударов в спину, и враг в шею был вытолкан с арены битвы.
И тут брошенное из гущи воинов, не решавшихся подойти поближе, копьё царапнуло Говоровскую по щеке. Алая полоса приворожила все взгляды, даже Колька подался вперёд. Разом смолкли индейские вопли и стоны раненых. Мигом затихла ругань и восклицания. Полтора десятка оставшихся боеспособными индейцев выстроились полумесяцем, кидая на троицу оборонявшихся короткие злые взгляды. Кто смотрел по-волчьи, кто по-шакальи. И ни единого звука из плотно сжатых губ. Руки половчее ухватили уцелевшие копья, и те сразу превратились из бестолково мелькающих палок в опасное оружие, занесённое для смертельного удара. Куба сдвинулся назад, прикрывая девчонок спиной.
Индейцы неспешно приближались. Движения потеряли суету. Воины словно почувствовали перевес в силе и теперь никуда не торопились. Появились зловещие ухмылки. Взгляды нащупывали болевые точки кудрявого гиганта, замершего в центре поляны.
Кто-то метнул копьё. Оно пронеслось бы над головой, но Куба ребром ладони откинул его в сторону. Ни слова не донеслось из сплочённых рядов, ни разочарованных восклицаний. Лишь ухмылочки расползлись чуть шире. Индейцы продолжали играть, только игра стала по-настоящему взрослой.
Постепенно полумесяц обхватил осаждённых широким кольцом. Колька впился взглядом в толстячка, одетого в мятую малиновую футболку с выцветшей эмблемой пива «Невское». Такому бы совок в руки, да в песочницу. Ан нет, смотрит зорко, будто хищник в преддверии прыжка. Вперёд выбрался светловолосый мальчуган и смело подошёл к Кубе. Просто подошёл и остановился. Молчаливые взгляды протыкали сжавшуюся троицу со всех сторон. Куба не шевелился.
Наблюдатель заворочался, переживая за Кубу и теряясь в непонятках, отчего тот впал в ступор. Надо было бить. Надо было прорывать кольцо и спасаться. Колька аж сам, сжав кулаки, наносил удары предполагаемым противникам, стараясь, впрочем, особо не шуметь. Засланный казачок, не проронив ни звука, саданул Кубе в дыхалку. Куба скривился, но не согнулся перочинным ножиком и не превратился в рыбу, выброшенную на берег. Видать, на досуге накачивал пресс. Ухватив мальчугана за шиворот и за шорты, он с разворотом отшвырнул его в молчаливую шеренгу. Народ расступился, и урона во вражеских рядах не получилось. Зато ловкий малыш в защитном комбезе резво плюхнулся на четвереньки за Кубиной спиной, и герой, сделав для равновесия шаг назад, повалился наземь. Тут же индейцы, как осиный рой набросились на поверженного богатыря. Девчонки рванулись было на помощь, но вцепившиеся в длинные волосы ручонки оборвали их порыв.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
