— Проявляя бдительность, надо интересоваться, согласовано ли мероприятие с политотделом. Между прочим, материал Иволгина рвали из рук. Через две недели надеюсь увидеть его в окружной газете, за подписью Печиженко. Нам с комиссаром не жалко помочь хорошему человеку, — с серьезным видом выговорил полуправду Ненашев, начиная злиться, — Через два дня жду от вас материал, сравнивающий Осовец с нашим укрепрайоном. Выступите перед личным составом и расскажете о преимуществах советской фортификации. Ладно, не хмурьтесь, так уж и быть, дам черновик.
Капитан решил не доводить ситуацию до крайности.
У Суворова голова немедленно пошла кругом. Ну, с дисциплиной более-менее понятно. Но зачем политрук привел в пример царскую армию! Это кощунство над памятью людей, совершивших революцию, героев гражданской войны. Если бы бойцы, легшие костями под Перекопом, встали и узнали об этом, они с горя легли бы там опять [282].
Впрочем, пора бы ему привыкнуть к постоянной смене генерального курса. Но тяжело смириться, руководители сдают идеалы отцов, оплаченные кровью. Почему золотопогонников уже рисуют в журналах, словно героев [283]? Так и им до ненавистного золотого блеска на плечах недалеко. Ох, если ввели чины, введут и погоны [284].
Ненашев, морща лоб, внимательно посмотрел на своего начальника штаба. Двадцать второго июня УРовский и саперный батальон исчезнут, растворившись друг в друге. Совсем не факт, что Суворов останется на своей должности, впрочем, не факт и то, что ему удастся спокойно усидеть на своей.
Дурной у него начштаба какой-то. Несколько дней все нормально, а после — будто вожжа под хвост попала. Жена, что ли парню голову мутит?
Глава пятнадцатая или «Барабаны, сильней барабаньте!» (11 июня 1941 года, среда)
А вот не было в немецкой армии нацистов. Точнее, человек с партийным билетом НСДАП в армейских рядах — нелепый миф. Никто и никогда не подбрасывал в карманы врагов красные книжечки с орлом и свастикой, для последующего четкого разделения в плену на «хороших» и «плохих» немцев.
Никаких тебе партийных собраний, членских взносов, озабоченных чужой моралью замполитов, социалистических соревнований, и комнат «имени Адольфа Гитлера».
Закон об обороне запрещал военнослужащим состоять в каких-либо политических организациях, а если таких призывали, то членство приостанавливалось автоматически на все время пребывания в вермахте. Армия служила только немецкому народу, являясь одним из столпов государства. Пожиратель половичков во всем следовал традиции [285] и нагло лишил Максима Ненашева возможности выявлять идейных противников по партийным билетам [286].
Один нюанс. Фотоальбом с одним маленьким и страшненьким снимком носили с собой члена общества «немецких электриков». Но эсесовцы служили не в германском государстве, а в нацистской партии, хотя и подчинялись генералам вермахта по военной линии.
Так что, руки вверх! Граждане с татуировкой подмышкой пройдите к правой стойке для регистрации и последующего расстрела! Остальным — лопаты в руки и бегом восстанавливать то, что порушили.
А можно проще. Для июня сорок первого года есть более быстрый способ выявления нацистов. Пара децимаций для военнопленных, рожденных до начала века и поголовный отстрел всех, начиная с тел сорокалетних, упакованных в мундиры. А у кого найдется билет компартии Германии, то, предварительно им же — в ухо. Как в сорок пятом году, за слова: «в вермахте состоял, но насильственно».
Дело не в кровожадности Саши Панова. Разубедить немца в преступной идеологии нацистов в июне сорок первого нечем, кроме как сразу промыть мозги потомков сумрачных тевтонских гениев в тазике с формалином.
Немецкая нация связала собственную судьбу с Адольфом Гитлером, приведя канцлера к власти законным путем. Он действительно выполнил обещания — поднял экономику страны [287] и вновь, как когда-то Бисмарк, железной рукой объединил Германию. Страна буквально расцвела, а исчезновение представителей определенной национальности [288] немцы заметили лишь в городах и быстро забыли о прискорбном факте, проведя две Олимпиады подряд.
Впрочем, когда речь шла о героях войны, белокурых и с голубыми глазами, пришлось срочно признавать «представителей смешанной расы» арийцами. Панов когда-то поперхнулся любимым виски, увидев фотографию «образцового солдата вермахта» — бравого ефрейтора Вернера Гольдберга.
Мир еще не знал такого последовательного, честного и правдивого политика. Что написал в «Майн Кампф», то и сделал. И даже пунктик про «расу господ», провалился не по вине фюрера. Увы, случился русский форс-мажор, хотя Алоизыч так старался для блага нации.
«Безумный» лидер рейха исполнил все пожелания генералов [289], воссоздав немецкую армию из рейхсвера. Альтернатива — штурмовые отряды СА. Их лидер Эрнст Рём [290], засыпая среди суровых друзей и играя сапфировым стержнем, скромно мечтал занять пост министра обороны. В его революционной армии, профессиональным солдатам, офицерам и генералам отводилась роль военспецов. Активный камрад не пережил «ночи длинных ножей». Подвело высказанное вслух желание более тесно познакомить мужественных фюреров СА с одаренными офицерами германского Генерального штаба [291].
А зерна, брошенные в немецкий народ, дали всходы. Росли миллионы молодых энтузиастов, ребят двадцати лет, готовых пойти за Адольфом Гитлером в огонь и воду. Они не были обманутыми людьми, а мужчинами и женщинами, твердо уверенными в правоте своего взгляда на мир, и готовыми умереть за это [292].
Совсем не удивительно, что Алозоич законно потребовал от армии убедить народ в единстве немецкого офицера с обществом, поставлявшим вермахту сыновей.
Генералам пришлось поюлить и согласиться. Во время их сомнений шли постоянные кадровые перестановки. Тот, кто не мог смириться с национал-социалистическим мировоззрением, становился изгоем и покидал вермахт. Но, как особо подчеркнул фюрер, без «русского» варианта. Апофеозом процесса стала девушка нетяжелого поведения, вовремя подсунутая под министра обороны. Разразившийся секс-скандал сделал фюрера главнокомандующим.
И введенная в тридцать четвертом году присяга сложившуюся ситуацию трактовала однозначно: изменять фюреру, значит предать отечество [293].
При таких делах, немецкий «человек с ружьем», особо не возражая, наводил «новый порядок» вне Германии. Нет, человечность у них осталась, где-то очень в глубине души. Достучаться до нее окончательно удалось только в мае сорок пятого года.
Командование вермахта, делая серьезные лица, перепечатывало директивы нацистов на своих бланках и направляло их в войска. Став приказом, они претворялись в жизнь с традиционной педантичностью. Высококультурный и аполитичный немецкий солдат в собственных глазах им же и оставался, даже когда жег деревни и города, насиловал, убивал беззащитных людей, гадил и пакостил везде, куда ступала его нога.
Ибо — один народ, один рейх, один фюрер! Прекрасно жить в эпоху, когда перед людьми поставлены великие задачи. Наш долг: работать, работать и еще раз работать.
Система действовала очень эффективно. В марте сорок пятого года треть солдат продолжала доверять лично Гитлеру [294], а в одной фронтовой разведсводке обобщалось: в победу Германии мало кто верит, но морального разложения войск противника не наблюдается. Они будут сопротивляться до конца.
Вермахт поддерживало общество. Оно слушало речи на митингах, воодушевленно стояло у плакатов и восхищенно смотрело, предварявшее каждый фильм, еженедельное обозрение, где их мужья, отцы и дети победоносно сокрушали врага. Землякам на фронт посылали посылки, собирали драгоценности на изготовление оружия и боеприпасов. Все для защиты нового образа жизни. Все лучшее солдатам.
А бытовые неурядицы и бомбежки англо-американской авиации лишь укрепляли моральное единство немецкого населения и армии, сражавшейся вне Германии. Но как-то странно попахивал дымок с «заводов», выпускавших хозяйственное мыло.
*****
Эрих Кон, как командир, персонально отвечал за боевой дух разведбатальона, имея все необходимое для его поддержания: методическую нацистскую литературу, планы национально-политических занятий. А качество и количество наглядной агитации поразило бы рекламное агентство, раскрутившее фильм утомленного солнцем великого борца за оскотинивание русского народа. Впрочем, хорошая походная библиотека, свежие газеты, частые визиты лекторов из роты пропаганды, письма родных и близких также способствовали поддержанию в подразделении арийского духа.
