Затем случилось непредвиденное: египтяне поймали еще двух азиатов, и сведения, которые те сообщили под ударами палок, явно не совпадали со сведениями двух бедуинов. Хетты на самом деле были не в Алеппо. Муваталлу перебросил всю свою армию на восточный берег реки, чтобы зайти египтянам в тыл и неожиданно ударить с фланга.
Даже Рамзес Невозмутимый, должно быть, потерял дыхание на несколько минут, когда услышал эти новости. Реакция его была типичной: он позвал своих командиров и объявил им, какие они дураки. Затем он послал гонцов на юг, чтобы вызвать корпус Ра. Корпус Амона наконец соединился со своим самонадеянным вождем, и Рамзес знал, что корпус Ра тоже где-то рядом.
В лагере хеттов все развивалось хорошо – с хеттской точки зрения. Муваталлу, хеттский царь, был стратегом настолько превосходящим Рамзеса, что это чувствуется даже в египетском варианте истории, который не предназначался для прославления врага. Начать с того, что он обманул Рамзеса с помощью специально подосланных бедуинов. (Безымянные бедуины были патриотами высочайшего разбора: они рисковали головой в случае, если египтяне не поверили бы их истории, и я лично надеюсь, что они ускользнули от охраны в суматохе, которая вскоре последовала.) Затем, пока Рамзес беспечно двигался по равнине на западной стороне Кадеша, Муваталлу повел свою армию к восточной стороне города, невидимый египтянами, пересек брод и врезался в корпус Ра, прежде чем его командирам могло даже пригрезиться, что в радиусе 50 миль вокруг имеются какие-то хетты.
Рамзес, топая и потея, не осознавал указанной катастрофы, пока беглецы из разбитого и деморализованного корпуса Ра не ворвались в его лагерь и промчались через него, увлекая с собой перепуганных солдат Амона. Хеттские преследователи окружили лагерь, там был Рамзес, совсем один, не считая хеттов.
Расположение войск в битве при Кадеше (по «Истории Египта» Дж. Г. Брэстеда)
Он говорит, что был совсем один, и, даже учитывая поэтическую вольность, заявление это, вероятно, недалеко от истины. Несколько офицеров, остатки личной охраны – немного против 2500 колесниц, полных разъяренными хеттскими солдатами. Согласно Рамзесу, однако, у него вовсе не было поддержки. «Не было со мной ни капитана, ни колесничего, ни солдата армии, ни щитоносца, моя пехота и колесницы растаяли перед ними, ни один из них не встал твердо, чтобы драться».
Тогда фараон обратился к Амону: «Разве я делал что-нибудь без тебя, разве я не шел и не останавливался по твоему приказу? Почему твое сердце заботят эти азиаты, о Амон, такие порочные и не ведающие бога?»
Доведя себя до нужного градуса религиозного накала, Рамзес самолично бросился на врага. Он крушил их в одиночку, загоняя в реку. Похоже, мы должны присудить Рамзесу одну добродетель: храбрости ему хватало. И он был восхитительный лжец, но, с другой стороны, чего было от него ожидать: даже если бы царь приказал писцам записать рассказ о глупости и поражении, ужаснувшиеся придворные тихонько увели бы его подальше, а затем удостоверились, что на стенах его храма начертан традиционный панегирик. Мы знаем, что Рамзес пережил битву, вернулся в Египет и правил еще много лет. Корпуса Ра и Амона в панике бежали на север, корпус Сутеха был далеко позади, около брода, и вообще не видел битвы. Корпус Птаха был единственной надеждой фараона, но он не мог рассчитывать продержаться, пока эти войска подойдут. И тут счастливая случайность резко изменила картину боя. Для соединения с армией Рамзеса II от морского берега двигались египетские новобранцы. Мы не знаем точно, откуда они пришли, ибо они называли себя просто «парнями из земли Амурру». «Парни» напали на хеттов с тыла, и с их помощью царь ухитрился удержать поле битвы, пока лучи заходящего солнца не осветили наконечники золоченых штандартов долгожданного корпуса Птаха, спешащего по пыльной дороге на выручку своему фараону.
Ночь положила конец сражению, но не принесла полной победы. Хетты отступили в город, оставив Рамзесу окровавленное поле битвы; солдаты корпусов Амона и Ра, краснея от стыда, вернулись к царю, которого они бросили. Рамзес говорит, что хетты затем попросили мира, который он великодушно даровал.
Здесь мы сталкиваемся с одной крупной проблемой историографии. Иными словами, как много этого вранья мы можем проглотить? Мы видели, как разнообразны и как замечательны источники, из которых историк может черпать информацию, необходимую для связного рассказа о том, что происходило в прошлом. Когда письменных источников мало, историк использует другие материалы, которые требуют сложного анализа. Но даже когда событие хорошо документировано, даже когда мы имеем письменный, псевдоисторический отчет, нам следует еще оценить достоверность источника. Нужно задать множество вопросов. Написан ли рассказ очевидцем или автор полагался на информацию из вторых рук? Если первое, то хороший ли он наблюдатель? Если второе, экзаменовал ли он своих свидетелей и пытался ли проверить их зрение и правдивость? Каковы предубеждения автора – был он за или против людей, о которых пишет? Даже если он заявляет, что им двигало только желание зафиксировать истину, достаточно ли он отстранен от сцены и актеров драмы, чтобы писать о них беспристрастно? Имеет ли он сознательную или бессознательную цель – очернение либо прославление человека или верования, самовозвеличивание, пропаганда? В некоторых случаях мы должны изучить жизнь самого хрониста или историка, дабы раскрыть его предрассудки и влияние, которое они могут иметь на его интерпретацию событий.
Наша задача оценки документов Древнего Египта относительно легка, поскольку мы можем начать с допущения, что каждый писец имел один или два камня за пазухой. Анналы различных царей не есть бесстрастная фиксация событий, они предназначены, чтобы прославлять царей на земле и в будущей жизни. Поэтому мы можем и обязаны принимать каждое высказывание в этих анналах cum grano salis[6]. Мы не можем даже быть уверены, что Тутмос III был так уж хорош, как его рисуют. Мы думаем, что он (а когда я говорю «он», я имею в виду, конечно, того писца, который делал надписи под бдительным оком царя), был достаточно точен в исполнении воли повелителя. Мы можем проверить некоторые его отчеты через другие источники, и его история имеет некий неопределимый, но все же оттенок правдоподобия. Принадлежащая Рамзесу версия битвы при Кадеше – прозрачный, наивный панегирик, а то, что случилось на самом деле, было так плохо, что даже египетский писец не смог скрыть ни масштаба катастрофы, ни царской глупости.
Поскольку мы знаем, что целью рассказа было прославление царя, мы можем спокойно допустить, что любые антирамзесовские или антиегипетские замечания, вероятно, верны. Поэтому, интерпретируя надпись, посвященную битве, мы устанавливаем, что Рамзес в расчете на быструю победу обогнал свою армию, что он доверчиво проглотил историю двух бедуинов-перебежчиков, что корпус Ра был захвачен врасплох и уничтожен, что большая часть войск, находившихся в лагере вместе с царем, обратилась в беспорядочное бегство. Мы можем установить также, что Рамзес каким-то чудом уцелел и вернулся домой. Египтологи обычно признают личное мужество Рамзеса, осуждая его как плохого стратега и никуда не годного генерала, но мы не можем быть уверены даже в этом. Рамзес мог провести часы боя, спрятавшись, например, под телегой, в то время как некий безымянный (и недолговечный) герой Египта собрал в лагере скудные силы и стойко продержался до прибытия помощи. И пусть никто не думает, что мной руководит неприязнь к человеку, пребывающему в мумифицированном состоянии несколько тысяч лет. Я вполне готова признать, что в битве Рамзес мог проявить себя, как Ахилл. Ахилл тоже был не слишком умен. Все, что я говорю, – это что мы никогда не узнаем, был Рамзес храбрецом или нет.
Мы знаем, что битва при Кадеше не дала тех результатов, которыми хвастались египтяне, – результатов, которым трудно было бы поверить в любом случае, просто исходя из ситуации, возникшей в конце первого дня битвы. Египетская армия была сильно деморализована, а четвертая часть ее сил уничтожена в самом начале боевых действий. Хетты, разумеется, серьезно пострадали после полудня, но они отступили в город в полном порядке, их предводитель убит не был (если бы это случилось, египтяне бы ликовали, злорадствовали и приписали бы все лично Рамзесу). Непостижимо, чтобы хетты смиренно покорились после такого сомнительного поражения, о котором говорят египетские надписи.
К счастью, чтобы доказать, что египтяне проиграли эту битву, нам не нужно полагаться на логику. Благодаря одному из тех почти чудесных совпадений, которые иногда происходят, мы имеем в своем распоряжении хеттскую версию описания той же самой битвы из царских архивов хеттской столицы в Богазкёе. Согласно этой версии, Рамзес был побежден и вынужден был отступить, потеряв большую часть территории, которой владел его отец.
