— Ты забыла. Думаю, с такой дорогой вещью ты не хотела бы расстаться. Он был порван, я его починила в ювелирной мастерской.
— Спасибо большое, Клэр, — Юля взяла его и положила в карман. С браслетом она и правда не хотела расставаться, этот подарок много для неё значил.
— Почему ты не надела его? Надень, а то опять потеряешь.
Юля не хотела надевать браслет при Клэр, потому что запястья были в жутких синяках. Она машинально спустила рукава свитера, спрятав туда ладони. Клэр заметила этот жест и нахмурилась ещё сильнее.
— Потом надену, — спокойно ответила Юля. Она не смотрела на Клэр, у неё к глазам подступали слёзы. Но она держалась. — Спасибо большое, Клэр, я пойду.
— Жюли, что у тебя случилось? Где Франсуа? — волновалась она.
— Он в театре, — соврала Юля.
— Он избавился от зависимости? — расспрашивала она.
— Да, теперь всё хорошо. — Юля снова врала и краснела, но сдавленный голос выдавал её, она из последних сил сдерживала слёзы.
Клэр лишь хмурилась ещё больше, она уже по телефону поняла, что Юля что-то недоговаривает, что-то скрывает. Внешний вид девушки шокировал, но рассказывать она не спешила. Клэр думала, что виной всему Франсуа.
— Жюли, расскажи мне, что между вами произошло. Хватит врать. Ты можешь мне доверять, — ласково и участливо проговорила Клэр.
Обманщица из Юли была никакая, девушка совершенно не умела юлить и изворачиваться, она краснела и молчала, а потом выпалила:
— Клэр, мне пора. Спасибо за всё, — Юля стала выходить из машины, но Клэр схватила её за руку.
— Жюли, подожди.
Юля вскрикнула и поморщилась: Клэр потянула её назад, Юля села. Клэр осторожно задрала ей рукав, потом второй и ужаснулась.
— Жюли! Какой кошмар! Франсуа обидел тебя?! — но потом она схватилась за голову, вспомнив оборванный крик, отговорки мужа. — Мишель! Не могу поверить, что он способен на такое! Какое же он чудовище! Мы сейчас же едем в полицию!
Она догадалась, откуда у Юли такие синяки на руках, поняла, что произошло вчера ночью. За Юлю было больно и ужасно от того, что Клэр не смогла уберечь её.
Юля не сдержалась и расплакалась, умоляя:
— Клэр, пожалуйста, он меня убьёт. Я тебя очень прошу, не надо в полицию, не говори ему ничего.
— Ты хочешь, чтобы это всё осталось безнаказанным?! Я не могу поверить, что он способен на такое! Мразь! — Клэр пришла в бешенство. Она была готова задушить мужа собственными руками.
— Клэр, ты позвонила, он не успел ничего мне сделать, — Юля отчаянно оправдывалась и плакала.
— Жюли, ты посмотри, что он с тобой сделал! — она указала на лицо, на руки. — Мы обязаны пойти в полицию!
— Клэр, пожалуйста, я не хочу в полицию, я ничего хочу. Я хочу быстрее вернуться домой. Не говори ему ничего, он меня убьёт, я тебя умоляю, — Юля была в отчаянии.
— Я не могу поверить, что он способен на такое. Жюли, ты хочешь, чтобы он остался безнаказанным?! Это не человек, а чудовище! Не останусь рядом с ним ни на минуту!
— Пожалуйста, только не говори ему ничего. Пусть всё будет так, как есть, — обречённо проговорила Юля. — Я не хочу никого ни за что наказывать. Я хочу жить!
В машине было жарко, и Юля, забыв про рану и волосы, стянула шапку, Клэр снова ахнула, глядя на её прическу.
— Жюли, а с волосами что?! — Клэр разволновалась.
— Франсуа, — Юля снова начала захлёбываться слезами. — Я его предала. Ты была права, он не завязал. Клэр, я убила его! — Юля уткнулась лицом в ладони и зарыдала. — Я его потеряла. Я отрезала волосы для него.
— Жюли, не плачь, не вини себя. Ты, наоборот, спасла его, ты всё сделала правильно, — утешала Клэр. — А где же ты живёшь, если не у Франсуа?
— Мне дали место в общежитии.
— Жюли, тебе нужна помощь? Я могу хоть что-то для тебя сделать? Я тебя прошу, давай обратимся в полицию.
— Нет, в полицию я точно не пойду, — подняла глаза Юля. — Лучшее, что можешь для меня сделать: ничего ему не говорить, пожалуйста, — тихо проговорила Юля.
— Жюли, нельзя всё так оставлять! — Клэр до боли было жаль Юлю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пожалуйста, ради меня, — умоляла девушка.
— Я обещаю, что ничего не скажу, — смирилась наконец Клэр.
Она отвезла Юлю в больницу, там её долго обследовали, у неё оказалось сотрясение мозга и повреждение зрительного нерва. Девушке наложили швы, вкололи несколько уколов, и предупредили, что нужно внимательно следить за зрением в будущем. Выписали рецепты и отпустили.
Клэр дождалась, пока Юля выйдет, чтобы отвезти назад в университет. Она смотрела на Юлю и словно видела себя изнутри: искалеченную, запуганную девочку, которая смирилась и не хочет бороться. Сейчас Клэр вдруг поняла, почему мирилась с изменами, скандалами, почему верила Михаилу, когда он каялся и вымаливал прощения — она боялась. Боялась остаться одна, боялась, что он лишит её детей, что им не на что будет жить, поэтому терпела его.
В Юле всегда горел огонь, была любовь к жизни, к Парижу, казалось, она может радоваться всему, а сейчас он перегорел, потух, взгляд у девушки потускнел, она выглядела несчастной и запуганной. Клэр захотелось растоптать, уничтожить, наказать Михаила за это, дать ему отпор не только из-за Юли, но и встряхнуть и заставить бороться ту девочку внутри себя, которая так долго терпела и закрывала на всё глаза.
Юля перетащила вещи в общежитие, в комнату с двумя одногруппницами. Соседки активно проводили время: гуляли, ходили в клубы, уговаривали Юлю присоединиться. Но девушка словно отрешилась от этого мира, не хотела ничего и всё ещё побаивалась выходить на улицу, ей казалось, что Михаил догадался и ждёт её за углом, чтобы убить. Париж стал для неё опасным.
Первые недели Юля много отдыхала, лечилась, но голова давала о себе знать и постоянно болела, а глаза быстро уставали, учиться стало сложнее. Юля ходила только в университет, а после него погружалась в учебники, готовилась к экзаменам и хотела просто скорее вернуться домой.
Спустя неделю Юле сняли швы, самочувствие улучшалось. Она снова посетила парикмахерскую, на этот раз скрыла густой челкой некрасивый шрам, и с такой прической стала выглядеть, как подросток.
Клэр иногда заезжала, расспрашивала девушку и делилась своей подпольной стратегией. Она вникала в бизнес мужа, знала, что у него не всё чисто, попутно искала работу и школы для детей в Каннах, чтобы выбрать момент и переехать туда, она твердо решила развестись, но нужно было подготовиться.
Юля больше не звонила Франсуа, лишь один раз попросила Клэр, чтобы та представилась сотрудницей театра, узнала про него. Ответил, видимо, его отец, сказал, что Франсуа болеет, и как выздоровеет, свяжется с ними сам.
Девушка уже не переживала за Петра, хоть и много думала о нём, его по-прежнему не хватало, а когда Юля осталась одна, беспомощная, то тосковала особенно остро. Каждый раз, когда видела его в сети, по привычке тянулась позвонить, но всегда останавливалась, незачем было его лишний раз злить.
Раз в неделю звонила маме по телефону, и иногда говорила с Лизой, если та была в сети. Лизе она так и не рассказала всей правды: как и где получила шрам, об этом она, наверное, никому не сможет сказать. И хотела бы забыть о случившемся.
В феврале они сдали экзамены, Юля получила высший балл по всем предметам. К середине месяца им отдали документы о прохождении обучения, и шестнадцатого числа у Юли был прямой рейс в Воронеж. Она наконец-то возвращалась домой.
43
Аня возвращалась из рейса четырнадцатого февраля, на день Святого Валентина. Саша заранее подготовился к этому дню, хотел, чтобы для Ани он стал особенным, запомнился. Надел модную рубашку — одну из тех, которые давно подарил ему Пётр, отобрав несколько из своей коллекции, — и купил букет алых роз.
Девушка обняла его при встрече, поцеловала и оценивающе оглядела.
— Саша, какой ты сегодня нарядный, — удивилась она. — О, даже подстригся, я думала, этого никогда не произойдет, — улыбнулась она и взъерошила ему волосы. — Разве есть повод?
