— Потом что рядом с нами всегда был бальзар, а существа эпохи Изначальности не по зубам никому… Ну, или почти никому. Но стражам — точно. Да, кстати, я пошла, а ты можешь сидеть здесь и возиться с плащом, сколько влезет.
— Подожди, я с тобой, — и он суетливо вскочил на ноги.
Вырывать из него слова благодарности я не стала. Прошу каждый раз, выклянчиваю, как нищенка монетку, через угрозы добываю, словно разбойник… Неблагодарное создание. И сопи на меня, сколько хочешь, ничего от этого не изменится.
* * *— Все, я больше не могу! — Эраш с размаху плюхнулся на снег.
— Не хочешь — не ходи, — не стала спорить я. — Бальзар, за мной.
— Ты не смеешь со мной так поступать!
— Да неужели? — я уходила, не оборачиваясь.
Он нехотя встал и поплелся следом.
— Выше нос, — подбодрила я, придерживая капюшон и пряча лицо от ветра за высоким воротником. — Идти осталось немного.
— Я это уже в пятый раз слышу, — сварливо буркнул он.
— Из–под чьего хрустального колпака ты сбежал, парень? Или не сбежал, а тебя выставили оттуда из–за вредного характера?
— Сама такая… — он жалостливо шмыгнул носом.
Я хмыкнула, выглядывая из–под капюшона. Мы шли по полю, заметенному снегом и открытому всем ветрам. Покуда хватало глаз — безбрежная сонная степь, укутанная в снежную шаль, изрытая редкими проплешинами сухой травы и желто–коричневыми прутьями спящих кустарников, и виднеющаяся вдали черная полоса безжизненного леса. Тускло–серое небо, подернутое тонкой ряской подвижных облаков. И сбивающий с ног ветер, пробирающий до костей. Хмурясь и выдыхая клочки пара, я медленно продвигалась в направлении леса. Ноги по колено проваливались в липкий снег, увязая и застревая в сугробах.
Резкий порыв ветра больно ударил по лицу, царапнув щеки острыми когтями мелких крупиц снега и сорвав с головы капюшон. Начинающаяся метель отплясывала вокруг меня незамысловатый танец, взъерошивая сугробы длинным подолом белого платья и весело подбрасывая к небесам пригоршни изящных снежинок. Я задумчиво посмотрела на стремительно несущиеся по небу облака, незаметно сменяющиеся черными тучами. Чувствую, скоро вьюга наберет силу и тогда нам придется несладко…
— Эраш, пошевеливайся! Чем скорее мы дойдем до леса — тем лучше. Обрати внимание на погоду, если лень меня слушаться.
Не знаю уж, откуда у моего спутника взялись силы, но шагу он прибавил. Устремившись к лесу, он наступал мне на пятки, сопя в спину и ворча на то, как медленно я ползу.
— Иди вперед и протаптывай тропу, — великодушно предложила я.
На сей подвиг парень не решился. Метель, следующая за нами по пятам, засыпала снежной крупой едва заметную тропинку, отрезая обратный путь, который казалась бесконечным. Подумав, я все же рискнула применить магию. Конечно, в непогоду мало кто решится высунуть нос из теплых нор, но я небезосновательно опасалась, что на запах инородной магии сюда может слететься всякое… И тем не менее. Вытащив из карманов руки, я сложила ладони домиком и быстро начертала в воздухе знак срезанной дороги. Мгновение — и мы уже стояли в двух шагах от леса.
— Ух, ты! — воскликнул парень. — Это что такое было?
— Заклинание искателя, — я тяжело дышала, словно весь срезанный путь проделала бегом, таща на плечах Эраша с бальзаром.
— Здорово!
— В лес топай.
Сонные деревья встретили нас слабым шуршанием веток и скрипом качающихся под порывами ветра стволов. Отводя в сторону укутанные в снежную вуаль костлявые черные ветки, я пошла вперед, выискивая взглядом искомое чудо Забытых островов, пока не увидела старую ель. Возвышаясь над лесом, она устало опустила к земле огромные, запорошенные снегом лапы, в плотном сумраке которых едва заметно светились огоньки. Вот и оно. И так кстати.
— Что это?!
— Приют охотников, — подойдя к ели, я с трудом отвела в сторону тяжелую колючую ветку, открывая своеобразный проход внутрь. — Забирайся. Быстрее.
Удивительно, но пугаться и упираться он не стал. Послушно присел на коленки и проворно проскользнул в образовавшуюся щель, а следом за ним нырнул бальзар. Я же несколько мгновений постояла у ели, изучая лес. Порывистый ветер требовательно рвал полы плаща, давно сбросив с моей головы капюшон и взъерошив волосы, и за дикой пляской вьюги уже не было видно ни нашей тропы, ни самого леса. Но я все же усмотрела то, что хотела, и, удовлетворенно кивнув себе, последовала за своими спутниками.
Приют не зря носил свое название. Под раскидистыми лапами скрывалась набольшая уютная пещера с теплым, нетронутым снегом полом и плотными еловыми стенами, не пропускавшими ветра. Стены, выстроенные наподобие округлого шалаша, под высоким углом смыкались над нашими головами, а посреди пещеры горел большой яркий костер, у которого уже сидел Эраш. По уши завернувшись в одеяло и вытянув ноги, он блаженно щурился на веселое пламя и выглядел чрезвычайно довольным. И не менее уставшим. Бальзар, которому любая погода нипочем, дремал, прижавшись чешуйчатым боком к стене.
Покачав головой, я пожалела парня и снова сама занялась ужином. Подойдя к стене, отодвинула лохматую еловую ветвь и в открывшейся нише нашла заботливо заготовленные кем–то припасы: вяленое мясо, крупы и травяной чай, аккуратно разложенные по мешочкам. В соседней нише отыскались солидные кувшины, наполненные чистой родниковой водой, и посуда. И пока я, размышляя о вечном, привычно копошилась с ужином у костра, мой спутник спросил лишь одно:
— Как такое возможно?
— Это чудо рукотворное, — рассеянно ответила я, снимая плащ и разуваясь. — По одним легендам — сотворенное Девятым, по другим — любившими охоту Старшими темными. А правда, видимо, где–то между. Кстати, этот шалаш — не единственный приют. Ими вся ель усеяна, и теплых «ячеек» с негаснущим костром здесь порядка двадцати штук. Видел огоньки вдоль ствола? Вот это они и есть, — и я разложила вещи сушиться рядом с костром.
— Удивительно, — прошептал Эраш.
— Да уж, — согласилась я. — В нашем мире такого не встретишь.
Поужинали мы молча, после чего я все же высунулась из шалаша помыть котел и посуду и, вернувшись, свернулась на одеяле у костра, грея ладони о глиняную кружку с чаем. Парень, утомленный длинным походом, после еды удалился на широкий еловый лежак, рядом с которым дремал бальзар, и немедленно там уснул. А я еще долго щурилась на красновато–желтые языки пламени, прислушивалась к умиротворенному треску непрогорающих поленьев и снова думала ни о чем. Тихое спокойное счастье усталого путника — спрятаться от метели, погреться у огня и наконец–то подумать не о дороге, не о делах, а о чем–то столь пустом и незначительном, что и упоминать о нем не стоит…
